Некрасов Николай Алексеевич. (75)

 255.

С цветком в руке, бледна и одинока,
Облокотясь спиною на рояль,
Она сидела...Взор ее глубокий
Пронзительно впивался в мрак и даль,
И странная какая-то улыбка
Змеилася по трепетным устам.
И всюду тишь... лишь в отдаленьи, там,
Качался челн на влаге мутно-зыбкой...

(1846)



 256. Женщина, каких много

Она росла среди перин, подушек,
Дворовых девок, мамок и старушек,
Подобострастных, битых и босых...
Ее поддерживали с уваженьем,
Ей ножки целовали с восхищеньем -
В избытке чувств почтительно-немых.

И вот подрос ребенок несравненный.
Ее родитель, человек степенный,
В деревне прожил ровно двадцать лет.
Сложилась барышня; потом созрела...
И стала на свободе жить без дела,
Невыразимо презирая свет.

Она слыла девицей идеальной:
Имела взгляд, глубокий и печальный,
Сидела под окошком по ночам,
И на луну глядела неотвязно,
Болтала лихорадочно, несвязно...
Торжественно молчала по часам.

Въедалася в немецкие книжонки,
Влюблялася в прекрасные душонки -
И тотчас отрекалась... навсегда...
Благословляла, плакала, вздыхала,
Пророчила, страдала... всё страдала!!!
И пела так фальшиво, что беда.

И вдруг пошла за барина простого,
За русака дебелого, степного -
... ... ... ... .
На мужа негодуя благородно,
Ему детей рожала ежегодно
И двойней разрешилась наконец.

Печальная, чувствительная Текла
Своих людей не без отрады секла,
Играла в карточки до петухов,
Гусями занималась да скотиной -
И было в ней перед ее кончиной
Без малого - четырнадцать пудов.

(1846)



 257. Русская песня

"Что не весел, Ваня?
В хоровод не встанешь?
Шапки не заломишь?
Песни не затянешь?
Аль не снес, не добыл
Барину оброку?
Подати казенной
Не преставил к сроку?
Аль набор рекрутский
Молодца кручинит -
Угодить боишься
Под красную шапку?
Аль душа-девица,
Что прежде любила,
С недругом спозналась?
Ваньке изменила?"
-"Оброк и с гостинцем
Барину преставил;
Подати казенной
За мной ни алтына;
Не боюсь рекрутства -
Брат пошел охотой;
А душа-девица
Мне не изменяла -
Да ее-то, братцы,
Сроду не бывало!.."

(1846)



 258. Ревность 

Есть мгновенья дум упорных,
Разрушительно-тлетворных,
Мрачных, буйных, адски-черных,
Сих - опасных как чума -
Расточительниц несчастья,
Вестниц зла, воровок счастья
И гасительниц ума!..

Вот в неистовстве разбоя
В грудь вломились, яро воя,-
Все вверх дном! И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч - разум!
Где добро, любовь и мир
Пировали честный пир!

Ад сей... В ком из земнородных,
От степей и нив бесплодных,
Сих отчаянных краев,
Полных хлада и снегов -
От Камчатки льдянореброй
До брегов отчизны доброй,-
В ком он бурно не кипел?
Кто его - страстей изъятый,
Бессердечием богатый -
Не восчествовать посмел?..

Ад сей... ревностью он кинут
В душу смертного. Раздвинут
Для него широкий путь
В человеческую грудь...
Он грядет с огнем и треском,
Он ласкательно язвит,
Все иным, кровавым блеском
Обольет - и превратит
Мир - в темницу, радость - в муку,
Счастье - в скорбь, веселье - в скуку,
Жизнь - в кладбище, слезы - в кровь,
В яд и ненависть - любовь!

Полон чувств огнепалящих,
Вопиющих и томящих,
Проживает человек
В страшный миг тот целый век!
Венчан тернием, не миртом,
Молит смерти - смерть бы рай!
Но отчаяния спиртом
Налит череп через край...
Рай душе его смятенной -
Разрушать и проклинать,
И кинжалов всей вселенной
Мало ярость напитать!!

(1845 или 1846)



 259. Стихотворение, заимствованное из Шиллера и Гете

Я герой!..
Припеваючи жить
И шампанское пить,
Завираться!
Жребий мой:
Вечеринки давать,
И себя восхвалять,
И стишки издавать,
И собой
Восхищаться!
Верить одному
Вкусу своему,
Всех блаженней в мире,
Всех несчастней быть;
Но какое счастье
Так (себя) любить!..

(1845 или 1846)



 260. Мой жребий

Давно от участья, от ласковой речи
Меня отучило коварство людей.
Слова их - отрава, лобзанья - картечи,
Объятья - тяжелые груды цепей.

Кто вырвал надежду из девственной груди?
Кто день моей жизни во мрак погрузил?
Все братья родные! всё люди да люди!
Но видит всевышний, что я им не мстил.

Я всё перенес! Мне ничто не обидно!
Давайте мне больше тяжелых работ.
Я труженик мира! я раб беззащитный!-
Пусть ломятся кости! пусть льется мой пот!

Я хитростных козней вражды не разрушу,
Тяжелого бремя не сброшу с плечей:
Пусть хлад отчужденья терзает мне душу,
Пусть я забавляю моих палачей.

Пускай всё отнимут - наперсники злости!
Мне в голову камень - не сетую я!
Мне в пищу обломок обглоданной кости,
Покров погребальный - одежда моя!

Не с острым кинжалом в карательной длани,
Не с грозным укором на бледном челе,-
С надеждой веселой под тучей страданий
Я твердой стопою пройду по земле.

Роптанья не вырвет мирская забота:
Томиться я буду с улыбкой в устах,
Чтоб каждая капля кровавого пота
Блаженства зерном мне взошла в небесах!..

(1847)



 261.

... ... ... ... ... .
Взирает он на жизнь сурово, строго,
И, глядя на него, подумать можно:
(У! у него здесь)(надо указать на лоб)
(много! много!)
Солидный вид и страшный мрак во взоре,
И на челе какой-то думы след,
Отрывистость и сухость в разговоре...
Да! Мудрецом его признает свет!
Такая внешность - мудрости залогом,
Без всякого сомненья, быть должна...
Она ему способствует во многом,
И уважение внушает всем она!..

(1854)



 262.

Кто видит жизнь с одной карманной точки,
Кто туп и зол, и холоден,как лед,
Кто норовит с печатной каждой строчки
Взимать такой или такой доход,-
Тому горшок, в котором преет каша,
Покажется полезней "Ералаша".

Но кто не скрыл под маскою притворства
Веселых глаз и честного лица,
Кто признает, что гений смехотворства
Нисходит лишь на добрые сердца,-
Тот, может быть, того и не осудит,
Что в этом "Ералаше" есть и будет.

(Начало 1854)