Николай Бердяев. ФИЛОСОФИЯ НЕРАВЕНСТВА. (8)

На французском языке есть два слова для обозначения двух существенно различных понятий — nation и peuple. По-русски нет соответствующих хороших слов. Противоположение нации и народа звучит плохо, потому что противополагаются иностранное слово и русское. Но по установившейся у нас терминологии приходится всё-таки прибегнуть к этому противоположению. На слове «народ» лежит у нас роковая печать народнического сознания, от которого так трудно русским освободиться. Всем вам, русским народникам, сознательным или бессознательным народолюбцам и народопоклонникам, очень трудно принять национальное сознание, вы безнадежно смешиваете его с сознанием народническим. Ваш народ не есть нация. К народу применяете вы категорию количества и категорию социально-классовую. Но к нации категории эти неприменимы. Ваш народ есть прежде всего эмпирическое количество, огромная сумма Петров и Иванов. Ваш народ не есть великое органическое целое, объемлющее все классы и все поколения, он есть лишь масса простонародья, крестьян и рабочих, лишь физически трудящиеся классы. Слишком многие исключены из вашего народа, и интеллигенция, и дворянство, и бюрократия, и купечество, и промышленники. И вы требуете служения народу, как чему-то внеплотному для всякого, не принадлежащего к физически трудящимся классам, как верховному началу жизни и идолу. Я лишен был права чувствовать себя народом, себя в народе, и народ в себе. Народное не было моей глубиной. Народное было вне меня и надо мной. Я должен служить народу, должен видеть в нём критерии истины и правды, должен склоняться перед народом и во имя народа отрешиться от величайших ценностей. На этой социально-классовой и количественной конструкции понятия народа основано было традиционно русское противоположение интеллигенции и народа. Народническое сознание разорвало органическую целость национальной жизни и создавало непреодолимые противоположности. Интеллигенты-народники хотели преодолеть пропасть между интеллигенцией и народом, шли в народ, отреклись от всего во имя народа, но их народническое сознание лишь увековечивало пропасть между народом и интеллигенцией, ибо толкало на путь социально-классовой борьбы и противоположности. Эта пропасть исчезнет лишь на почве национального сознания, обращенного к большей глубине. Вы оставались на социальной поверхности жизни, вы никогда не доходили до того духовного национального единства, в котором исчезает противоположность между барином и мужиком, между интеллигенцией и народом. Нации нельзя противополагать интеллигенцию или дворянство. Национальное есть моя собственная глубина и глубина всякого, более глубокий слой, чем социальные наши оболочки, в котором и обнаруживается русское, французское, английское, немецкое, связывающее настоящее с далеким прошлым, объединяющее дворянина и крестьянина, промышленника и рабочего.
Нация не есть тот или иной класс, не есть эмпирическое количество ныне живущих людей. Нация есть мистический организм, таинственную жизнь которого мы постигаем в собственной глубине, когда мы перестаем жить поверхностной жизнью, жизнью внешних интересов, когда мы освобождаемся от исключительной власти оболочек, разделяющих людей. Крестьянин может быть менее народом-нацией, чем дворянин или интеллигент, если жизнь его оторвана от глубины и выброшена на поверхность, в то время как жизнь дворянина или интеллигента может быть обретена на этой глубине и черпать творческую силу из глубоких источников. Так, все ваши революционные демократии, все ваши советы рабочих и крестьянских депутатов ничего общего не имеют с народом, как нацией, как мистическим организмом. В тысячу раз более народом был дворянин Пушкин или интеллигент Достоевский. Самого совершенного и высшего своего выражения нация достигает в гении. Гений всегда народен, национален, в нём всегда слышится голос из недр, из глубин национальной жизни. Дух нации всегда выражается через качественный подбор личностей, через избранные личности. Никакая рациональная демократия с её механикой количеств не может быть выразительницей духа наций. И воля нации невыразима арифметически, в количествах, не есть воля большинства. В воле нации говорят не только живые, но и умершие, говорит великое прошлое и загадочное ещё будущее. В нацию входят не только человеческие поколения, но также камни церквей, дворцов и усадеб, могильные плиты, старые рукописи и книги. И чтобы уловить волю нации, нужно услышать эти камни, прочесть истлевшие страницы. Но вашим революционно-демократическим шумом вы хотите заглушить голоса умерших поколений, хотите убить чувство прошлого. Вам закрыт подход к великому органическому целому, побеждающему истребляющую власть времени. И потому вы не можете знать воли нации, не можете выразить её. Вы противополагаете нации народ, который хотите превратить в революционную демократию. Но нация не есть демократия и невыразима в демократии. Более таинственны пути её выражения. И то поколение, которое порвет всякую связь с национальным прошлым, никогда не выразит духа нации и воли нации. Ибо в духе нации и воле нации есть сила воскрешающая, а не смертоносная. Пора, пора уже обратиться нам не к «народу», а к нации, т. е. перейти от поверхности к глубине, от количества к качеству. Национальное начало в общественной жизни есть начало качественное, а не количественное. Национальное заложено в древних недрах природы, и эти потенциальные энергии национального бытия раскрываются в истории. Безмерно глубже заложено национальное, чем ваша демократия, чем ваш «народ», чем все ваши количества и массы сегодняшнего дня. Нация есть дух, Божий замысел, который эмпирический народ может осуществить или загубить. Эмпирический народ должен быть подчинен нации, её задачам в мире. В нации есть ноуменальное, онтологическое ядро, которого нет в том эмпирическом явлении, которое вы именуете «народом». Не народниками, а русскими должны вы быть. Россия бесконечно ценнее, священнее должна быть для вас, чем народ, чем человеческое население того или иного времени, в той или иной своей части.
Государство не является определяющим признаком бытия нации. Но всякая нация стремится образовать своё государство, укрепить и усилить его. Это есть здоровый инстинкт нации. Государственное бытие есть нормальное бытие нации. Потеря нацией своего государства, своей самостоятельности и суверенности есть великое несчастие, тяжелая болезнь, калечащая душу нации. То, что еврейский народ в древности уже постоянно подпадал под чужеземное иго и терял свою государственную самостоятельность, а потом совсем лишился государства и жил скитальцем в мире, изломало и искалечило душу еврейского народа. У него накопилось недоброе чувство против всех народов, живущих в собственных государствах, он склонен к революционному отщепенству и к интернационализму, который есть лишь обратная сторона его болезненного национализма. Но и у еврейского народа не умерла окончательно воля к образованию собственного государства, и страстная мечта о нём воскресает в утопии сионизма. Отношение между бытием нации и бытием государства очень ложно. Всякая нация стремится образовать государство и укрепиться в нём. Через государство раскрывает нация все свои потенции. С другой стороны, государство должно иметь национальную основу, национальное ядро, хотя племенной состав государства может быть очень сложным и многообразным. Русское государство было русским государством, оно имело в своей основе русское ядро и осуществляло русскую идею в мире. Государство, не имеющее национального ядра и национальной идеи, не может иметь творческой жизни. Такое государство, как Австро-Венгрия, представляло исключение, и существование его определялось не внутренней энергией, а стечением внешних исторических обстоятельств. Государства исключительно династические — болезненное явление исторической действительности. Династическое начало не может быть самодовлеющим. Оно должно быть подчинено началу национальному. Но государство по природе своей стремится выйти за рамки замкнутого национального государства. Чисто национальными остаются лишь государства малых наций. Большие нации, сознавшие свою миссию в мире, стремятся образовать империалистическое государство, которое выходит за пределы бытия национального. Воля больших наций направлена к империалистическому объединению, в котором и осуществляется национальное призвание. Есть диалектика национального бытия, которая разрушает границы национальностей и стремится перелить государство национальное в государство империалистическое. Великобританская империя есть конец Англии, как национального государства, есть выход английской национальности в мировую ширь. И национальный вопрос совершенно разно стоит для наций малых и слабых и для наций больших и сильных. Для наций малых и слабых национальный вопрос есть вопрос освобождения и независимости, вопрос образования или сохранения национального государства. Для наций больших и сильных национальный вопрос есть вопрос мировой мощи и мировой миссии, вопрос образования и расширения империалистического государства. Национальные движения XIX века, которым сочувствуют демократы и революционеры, были борьбой за независимость наций малых и слабых и за объединение наций раздробленных. В этом осуществлялась историческая тенденция к индивидуализации, которая есть несомненная часть исторической правды. Но наряду с этим происходила борьба за большие империалистические единства, за великие исторические тела, в которой осуществлялась историческая тенденция к универсализации, которая есть другая часть исторической правды. Вы никогда не могли понять правды и смысла этой демонической воли великих наций, этой пожирающей жажды осуществления своих мировых миссий. Для вас национальный вопрос был всегда исключительно мещанским вопросом. Вы всегда отрицали существование национального вопроса для русских, для самой России, русского национального вопроса. И вы утопили русский национальный вопрос в вопросе армянском, грузинском, польском, финляндском, еврейском и многих других. Ложная политика старой власти, не понимавшей, что империалистическая политика великого народа может быть лишь помогающей и дарящей для малых национальностей, нравственно благоприятствовала вам и помогала вашему делу разрушения. Национальное сознание на известных ступенях исторического могущества наций переходит в сознание империалистическое. Но национальное сознание переходит все пределы и достигает вершин в сознании мессианском. Мессианизм есть безумное сознание народа, оно по природе своей противоположно и национализму, и империализму. Национализм и империализм остаются в природном порядке. Мессианизм выходит из природного порядка, он мистичен. В мессианизме есть жертвенность, которой нет в национализме и империализме. Мессианское сознание требует уже от народа жертвенного мирового служения, служения спасению мира.
Всякое мессианское сознание имеет своим истоком мессианское сознание еврейского народа. Дух мессианства чужд был арийским народам. Он раскрывался лишь в еврействе, в еврейском напряженном ожидании Мессии, в еврейском сознании себя избранным народом Божиим. Еврейское сознание не было националистическим сознанием и ещё менее было оно сознанием империалистическим; оно было сознанием мессианским. Христос-Мессия явился в еврейском народе, но Он явился для всех народов мира, для всего мира. И после явления Христа невозможен уже в христианском мире еврейский мессианизм. Не может уже быть избранного народа Божьего, в котором явится Мессия. Но может быть исключительное по напряженности сознание народом своего религиозного и духовного призвания в мире. Это чувство избрания и призвания в народе, подобное тому, которое чувствует отдельный человек, совершенно иррационально, и притязания его могут быть безумны. Выполнение мессианского призвания есть свободный подвиг духа, выводящий за пределы не только природы, но и истории. В пределах истории невыполнимо мессианское призвание. В мире христианском мессианское призвание всегда обращено к концу, оно всегда апокалиптично, дали его всегда сверхисторичны. Положительная историческая почва может быть подготовляема лишь в национализме и империализме. Мессианизм же есть блеск молнии, есть безумие во Христе. Мессианизм не поддается никакой рационализации. Мессианское сознание в христианстве легко уклоняется к древнееврейскому мессианизму. Этот уклон есть и в мессианизме польском, и в мессианизме русском. Те, которые считали русский народ народом богоносцем, многое восприняли от древнееврейского духа. В мессианском огне может сгореть и бытие национальное, и бытие империалистическое. Польский мессианизм последовал за гибелью польского государства, русский мессианизм предшествовал гибели русского государства. Бытие всякой нации имеет религиозную основу. Мессианское же сознание есть религиозная его вершина. Моменты национальные и религиозные переплетаются и в некоторых точках таинственно скрепляются. Так, в основе русской национальности лежало православие, им духовно крепок был наш народ. На вершинах же нашего сознания загорелся мессианский религиозный свет. Русскую идею невозможно отделить от религиозной идеи. Но это сплетение религиозных и национальных моментов и создавало очень сложное отношение между национальностью и церковью в России. Церковь подверглась слишком большой национализации, и было ослаблено вселенское христианское сознание. Русский мессианизм из христианского делался древнееврейским. И нам необходимо прежде всего оздоровление религиозных основ нашего национального сознания. Русский мессианизм оторвался от своих религиозных основ и явился в новом обличий мессианизма революционного. И этот революционный мессианизм нанес страшные раны России. В самой национальной русской стихии обнаружилось начало самоистребления.
Если вы хотите прикоснуться к тайнам национального бытия, то задумайтесь глубже и серьезнее над еврейским вопросом. Если неистребимая, неповторимо оригинальная и таинственная сила еврейства в истории не дает вам чувства национальности, то вы безнадежны. Вы придумывали разные способы решения еврейского вопроса, чтобы угасить всю остроту этого вопроса. Вам никогда, никогда не справиться с «еврейством», оно сильнее всех ваших учений, всех ваших смешений и упрощений. Еврейство существует в мире для того, чтобы доказывать всем народам существование тайны национальной и тайны религиозной. Поистине слишком легко и поверхностно относятся к еврейству и филосемиты, и антисемиты. На большей глубине нужно брать этот вопрос. В вопросе этом чувствуется судьбина Божья в истории. Еврейство имеет свою миссию в мировой истории, и миссия эта переходит за границу национальных миссий. Оно говорит о существовании более широкого объема, чем существование национальное. В истории есть образования и объединения большего объема, чем образования и объединения национальные, есть духи рас и миссии рас. Есть мир латинский, который принес человечеству особый дух и особую культуру, есть мир германский, есть мир славянский. Есть смена в истории духовного господства этих рас и этих миссий. Но есть духовные общности ещё большего объема — мир арийский, мир семитический, мир монгольский. Раса арийская, которую так трудно определить исследованиями антропологическими и этнографическими, имеет свою идею в мире, свою духовную миссию. Арийский мир через христианство принял в себя семитическую прививку и тем осолился. Но он не может допустить торжества семитического духа, он освобождает и само христианство от исключительного господства семитства. Невыносимое самомнение германцев в том и заключается, что они считают себя единственными чистыми арийцами, носителями и выразителями чисто арийского духа. У германцев есть своё мессианское сознание, но это мессианизм не столько религиозный, сколько расовый и духовно-культурный. В германском мессианизме нет ничего апокалиптического. Если русских соблазняет, что единственная истинная церковь есть русская церковь, что истинный Христос есть русский Христос, то германцев соблазняет, что истинная культура есть германская культура. Но такой культурный мессианизм есть внутреннее противоречие, ибо мессианизм имеет религиозную, а не культурную природу. Культура может быть лишь национальной, а не мессианской. Мессианизм всегда жаждет выхода за пределы культуры. Германский культурный мессианизм есть столь же ложное притязание, как и русский революционный мессианизм.
Может быть два типа национализма, два типа понимания национализма. Национализм может быть идеализацией стихийных свойств народа, самодовольством народа. Он может быть в упоении от этих свойств и не допускать никакой критики и самокритики. Это — стихийный национализм, и в низших своих проявлениях он может быть зоологическим национализмом. Этот тип национализма может также переходить в отрицание национальной идеи и видеть в слабости национального чувства и национального сознания — национальную особенность. Русские интернационалисты нередко бывают националистами такого типа. Самоотрицание и самоистребление России готовы признать русской национальной особенностью. Русская революционная интеллигенция лишена была всякого национального чувства и национального сознания. Но в ней были характерно русские национальные свойства. Они истребляли Россию, но истребляли по-русски. Русский нигилизм был русским национальным явлением. Но он истреблял наше национальное бытие. К тому же типу стихийного национализма принадлежали и более правые славянофильские течения, утверждавшие национальную идею. Эти течения упивались национальными особенностями, независимо от того, способствуют ли они или препятствуют разрешению национальных задач, увеличивают ли они нашу силу и нашу ценность в мире. Но существует другой тип национализма, национализм творческий. Для этого типа национального сознания национальное бытие есть творческое задание. Этот тип национального сознания не только допускает, но и требует самокритики, он призывает к самокритике и перевоспитанию во имя национального бытия. Второй тип национального сознания более высокий. Но он не может быть оторван от национальных основ и корней, от национальной онтологии. Он несет свет в темные недра национальной жизни. Целостное, органическое понимание национальной проблемы упирается в мистическую иррациональную основу. Механическое понимание национальной проблемы приводит к разным теориям федерализма, персональной автономии и т. п. К чему ведет ваше неорганическое отношение к национальной проблеме, ваши механические измышления, ваши рационалистические утопии в этой области, показывает судьба несчастной России. Отрицание органического национального бытия во имя отвлеченных мышлений, во имя отвлеченной справедливости, равенства, единства и т. п. есть всегда посягательство на убийство живого существа. И все вы, интернационалисты, уравнители, упростители, смесители, вы все убийцы, у вас руки в крови. Вы убивали нашу родину, живое существо, носившее имя России. Вы были убийцами всегда и повсюду.