- 1185 Просмотров
- Обсудить
Нынче утром певшее железо сердце мне изрезало в куски, оттого и мысли, может, лезут на стены, на выступы тоски. Нынче город молотами в ухо мне вогнал распевов костыли, черных лестниц, сумерек и кухонь чад передо мною расстелив. Ты в заре торжественной и трезвой, разогнавшей тленья тень и сон, хрипом этой песни не побрезгуй, зарумянь ей серое лицо! Я хочу тебя увидеть, Гастев, длинным, свежим, звонким и стальным, чтобы мне - при всех стихов богатстве - не хотелось верить остальным; Чтоб стеклом прозрачных и спокойных глаз своих, разрезами в сажень, ты застиг бы вешний подоконник (это на девятом этаже); Чтобы ты зарокотал, как желоб от бранчливых маевых дождей; чтобы мне не слышать этих жалоб с улиц, бьющих пылью в каждый день; Чтобы ты сновал не снов основой у машины в яростном плену; чтоб ты шел, как в вихре лес сосновый, землю с небом струнами стянув!.. Мы - мещане. Стоит ли стараться из подвалов наших, из мансард мукой бесконечных операций нарезать эпоху на сердца? Может быть, и не было бы пользы, может, гром прошел бы полосой, но смотри - весь мир свивает в кольца немотой железных голосов. И когда я забиваю в зори этой песни рвущийся забой,- нет, никто б не мог меня поссорить с будущим, зовущим за собой! И недаром этот я влачу гам чугуна и свежий скрежет пил: он везде к расплывшимся лачугам наводненьем песен подступил. Я тебя и никогда не видел, только гул твой слышал на заре, но я знаю: ты живешь - Овидий горняков, шахтеров, слесарей! Ты чего ж перед лицом врага стих? Разве мы безмолвием больны? Я хочу тебя услышать, Гастев, больше, чем кого из остальных!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Со сталелитейного стали лететь крики, кровью окрашенные, стекало в стекольных, и падали те, слезой поскользнувшись страшною. И был соловей, живой соловей, он бил о таком и об этаком: о небе, горящем в его голове, о мыслях, ползущих по веткам. Он думал: крылом - весь мир обовью, весна ведь - куда ни кинешься... Но велено было вдруг соловью запеть о стальной махинище. Напрасно он, звезды опутав, гремел серебряными канатами,- махина вставала - прямей и прямей пред молкнущими пернатыми! И стало тогда соловью невмочь от полымем жегшей одуми: ему захотелось - в одно ярмо с гудящими всласть заводами. Тогда, пополам распилив пилой, вонзивши в недвижную форму лом, увидели, кем был в середке живой, свели его к точным формулам. И вот: весь мир остальной глазеет в небесную щелку, а наш соловей стальной, а наш зоревун стальной уже начинает щелкать! Того ж, кто не видит проку в том, кто смотрит не ветки выше, таким мы охлынем рокотом, что он и своих не услышит! Мир ясного свиста, льни, мир мощного треска, льни, звени и бей без умолку! Он стал соловьем стальным! Он стал соловьем стальным!.. А чучела - ставьте на полку.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
1 Жестяной перезвон журавлей, сизый свист уносящихся уток - в раскаленный металл перелей в словолитне расплавленных суток. Ты гляди: каждый звук, каждый штрих четок так - словно, брови наморщив, ночи звездный рассыпанный шрифт набирает угрюмый наборщик. Он забыл, что на плечи легло, он - как надвое хочет сломаться: он согнулся, ослеп и оглох над петитом своих прокламаций. И хоть ночь и на отдых пора б,- ему - день. Ему кажется рано. Он качается, точно араб за широкой страницей Корана. Как мулла, он упрям и уныл, как араба - висков его проседь, отливая мерцаньем луны, не умеет прошедшего сбросить. У араба - беру табуны, у наборщика - лаву металла... Ночь! Меня до твоей глубины никогда еще так не взметало! 2 Розовея озерами зорь, замирая в размерных рассказах, сколько дней на сквозную лазорь вынимало сердца из-за пазух! Но - уставши звенеть и синеть, чуть вращалось тугое кормило... И - беглянкой блеснув в вышине - в небе вновь трепетало полмира. В небе - нет надоедливых пуль, там, не веря ни в клетку, ни в ловлю, ветку звезд нагибает бюль-бюль на стеклянно звенящую кровлю. Слушай тишь: не свежа ль, не сыра ль?.. Только видеть и знать захотим мы - и засветится синий сераль под зрачками поющей Фатимы. И - увидев, как вьется фата на ликующих лицах бегоний,- сотни горло раздувших ватаг ударяют за нею в погоню. Соловей! Россиньоль! Нахтигалль! Выше, выше! О, выше! О, выше! Улетай, догоняй, настигай ту, которой душа твоя дышит! Им - навек заблудиться впотьмах, только к нам, только к нам это ближе, к нам ладонями тянет Фатьма и счастливыми, росами брызжет.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Борису Пастернаку Какую тебе мне лесть сплесть кривее, чем клюв у клеста? И как похвалить тебя, если дождем ты листы исхлестал? Мы вместе плясали на хатах безудержный танец щегла... И всех человеческих каторг нам вместе дорога легла. И мне моя жизнь не по нраву: в сороку, в синицу, в дрозда,- но впутаться в птичью ораву и - навеки вон из гнезда! Ты выщелкал щекоты счастья, ты иволгой вымелькал степь, меняя пернатое платье на грубую муку в холсте. А я из-за гор, из-за сосен, пригнувшись,- прицелился в ночь, и - слышишь ли?- эхо доносит на нас свой повторный донос. Ударь же звончей из-за лесу, изведавши все западни, чтоб снова рассвет тот белесый окрасился в красные дни!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Совет ветвей, совет ветров, совет весенних комиссаров в земное черное нутро ударил огненным кресалом. Губами спеклыми поля хлебнули яростной отравы, завив в пружины тополя, закучерявив в кольца травы. И разом ринулась земля, расправив пламенную гриву, грозить, сиять и изумлять не веривших такому взрыву. И каждый ветреный посыл за каждым новым взмахом грома летел, ломал, срывал, косил - что лед зальдил, что скрыла дрема. И каждый падавший удар был в эхе взвит неумолканном: то - гор горячая руда по глоткам хлынула вулканным. И зазмеился шар земной во тьме миров - зарей прорытой. «Сквозь ночь - со мной, сквозь мир - за мной!» - был крик живой метеорита. И это сталось на земле, и это сделала страна та, в которой древний разум лет взмела гремящая граната. Пускай не слышим, как летим, но если сердце заплясало,- совет весны неотвратим: ударит красное кресало!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
От Грайворона до Звенигорода эта песня была переигрывана. В ней от доньего дня до поволжьина крики «стронь-старина» в струны вложены. Всё, что было твердынь приуральных, все лежат, как скирды, пробуравлены. Изломи стан, гора, хребет Яблоновый, утекай, Ангара, от награбленного! Ветер, жги, ветер, рви, ветер, мни-уминай, разбирай семена, раздирай имена, раскромсай, разбросай города в города, вей, рей, пролетай, свою жизнь коротай!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
1 Стынь, Стужа, Стынь, Стужа, стынь, стынь, стынь! День - ужас, день - ужас, День, день, динь! Это бубен шаманий, или ветер о льдину лизнул? Всё равно: он зовет, он заманивает в бесконечную белизну. А р р о э! А р р р о э! А р р р р о э! В ушах - полозьев лисий визг, глазам темно от синих искр, упрям упряжек поиск - летит собачий поезд! А р р о э! А р р р о э! А р р р р о э! А р р р р р о э! 2 На уклонах - нарты швыдче... Лишь бичей привычный щелк. Этих мест седой повытчик - затрубил слезливо волк. И среди пластов скрипучих, где зрачки сжимает свет, он - единственный попутчик, он - ночей щемящий бред. И он весь - гремящая песнь нестихающего отчаяния, и над ним полыхают дни векового молчания! «Я один на белом свете вою зазвеневшей древле тетивою!» - «И я, человек, ловец твой и недруг, также горюю горючей тоскою и бедствую в этих беззвучья недрах!» Стынь, Стужа, Стынь, Стужа, стынь, стынь, стынь! День - ужас, день - ужас, День, день, динь! 3 Но и здесь, среди криков города, я дрожу твоей дрожью, волк, и видна опененная морда над раздольем Днепров и Волг. Цепенеет земля от края и полярным кроется льдом, и трава замирает сырая при твоем дыханье седом, хладнокровьем грозящие зимы завевают уста в метель... Как избегнуть - промчаться мимо вековых ледяных сетей? Мы застыли у лица зим. Иней лют зал - лаз тюлений. Заморожен - нежу розу, безоружен - нежу роз зыбь, околдован: «На вот локон!» Скован, схован у висков он. Эта песенка - синего Севера тень, замирающий в сумраке перевертень, но хотелось весне побороть в ней безголосых зимы оборотней. И, глядя на сияние Севера, на дыхание мертвое света, я опять в задышавшем напеве рад раззвенеть, что еще не допето. 4 Глаза слепит от синих искр, в ушах - полозьев зыбкий свист, упрям упряжек поиск - летит собачий поезд!.. Влеки, весна, меня, влеки туда, где стынут гиляки, где только тот в зимовья вхож, кто в шерсти вывернутых кож, где лед ломается, звеня, где нет тебя и нет меня, где всё прошло и стало блестящим сном кристалла!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.