- 1254 Просмотра
- Обсудить
Примечание: I.W.W. (Industrial Workers of the World), «Индустриальные рабочие мира» - профсоюзная организация США, созданная в 1905 г.Ай, дабль, даблью. Блеск домн. Стоп! Лью! Дан кран — блеск, шип, пар, вверх пляши! Глуши котлы, к стене отхлынь. Формовщик, день,— консервы где? Тень. Стан. Ремень, устань греметь. Пот — кап, кап с плеч, к воде б прилечь. Смугл — гол, блеск — бег, дых, дых — тепл мех. У рук пристыл — шуруй пласты! Медь — мельк в глазах. Гремит гроза: Стоп! Сталь! Стоп! Лью! Ай, дабль, даблью!!!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Я знаю: все плечи смело ложатся в волны, как в простыни, а ваше лицо из мела горит и сыплется звездами. Вас море держит в ладони, с горячего сняв песка, и кажется, вот утонет изгиб золотистого виска... Тогда разорвутся губы от злой и холодной ругани, и море пойдет на убыль задом, как зверь испуганный. И станет коситься глазом в небо, за помощью, к третьему, но брошу лопнувший разум с размаха далёко вслед ему. И буду плевать без страха в лицо им дары и таинства за то, что твоя рубаха одна на песке останется.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Я запретил бы «Продажу овса и сена»... Ведь это пахнет убийством Отца и Сына? А если сердце к тревогам улиц пребудет глухо, руби мне, грохот, руби мне глупое, глухое ухо! Буквы сигают, как блохи, облепили беленькую страничку. Ум, имеющий привычку, притянул сухие крохи. Странноприимный дом для ветра или гостиницы весны — вот что должно рассыпать щедро по рынкам выросшей страны.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Простоволосые ивы бросили руки в ручьи. Чайки кричали: «Чьи вы?» Мы отвечали: «Ничьи!» Бьются Перун и Один, в прасини захрипев. мы ж не имеем родин чайкам сложить припев. Так развивайся над прочими, ветер, суровый утонченник, ты, разрывающий клочьями сотни любовей оконченных. Но не умрут глаза — мир ими видели дважды мы,— крикнуть сумеют «назад!» смерти приспешнику каждому. Там, где увяли ивы, где остывают ручьи, чаек, кричащих «чьи вы?», мы обратим в ничьих.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Тот, кто перед тобой ник, запевши твоей свирелью, был такой же разбойник, тебя обманувший смиреньем. Из мочек рубины рвущий, свой гнев теперь на него лью, чтоб божьи холеные уши рвануть огневою болью. Пускай не один на свете, но я — перед ним ведь нищий. Я годы собрал из меди, а он перечел их тыщи. А! Если б узнать наверно, хотя б в предсмертном хрипе, как желты в Сити соверены,— я море бы глоткой выпил. А если его избранник окажется среди прочих, как из-под лохмотьев рваных, мой нож заблестит из строчек. И вот, оборвав смиренье, кричу, что перед тобой ник душистой робкой сиренью тебя не узнавший разбойник.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Жизнь осыпается пачками рублей; на осеннем свете в небе, как флаг над скачками, облако высинил ветер... Разве ж не бог мне вас дал? Что ж он, надевши время, воздух вокруг загваздал грязью призов и премий! Он мне всю жизнь глаза ест, дав в непосильный дар ту, кто, как звонок на заезд, с ним меня гонит к старту. Я обгоню в вагоне, скрыться рванусь под крышу, грохот его погони уши зажму и услышу. Слышу его как в рупор, спину сгибая круто, рубль зажимая в руку самоубийцы Брута.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
С улиц гастроли Люце были какой-то небылью,— казалось, Москвы на блюдце один только я небо лью. Нынче кончал скликать в грязь церквей и бань его я: что он стоит в века, званье свое вызванивая? Разве шагнуть с холмов трудно и выйти на поле, если до губ полно и слезы весь Кремль закапали? Разве одной Москвой желтой живем и ржавою? Мы бы могли насквозь небо пробить державою, Разве Кремлю не стыд руки скрестить великие? Ну, так долой кресты! Наша теперь религия!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Как желтые крылья иволги, как стоны тяжелых выпей, ты песню зажги и вымолви и сердце тоскою выпей! Ведь здесь — как подарок царский - так светится солнце кротко нам, а там — огневое, жаркое шатром над тобой оботкано. Всплыву на заревой дреме по утренней синей пустыне, и — нету мне мужества, кроме того, что к тебе не остынет. Но в гор голубой оправе все дали вдруг станут отверстыми и нечему сна исправить, обросшего злыми верстами. У облак темнеют лица, а слезы, ты знаешь, солены ж как! В каком мне небе залиться, сестрица моя Аленушка?
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
У подрисованных бровей, у пляской блещущего тела, на маем млеющей траве душа прожить не захотела. Захохотал холодный лес, шатались ветви, выли дубы, когда июньский день долез и впился ей, немея, в губы. Когда старейшины молчат, тупых клыков лелея опыт,— не вой ли маленьких волчат снега залегшие растопит? Ногой тяжелой шли века, ушли миры любви и злобы, и вот — в полете мотылька ее узнает поступь кто бы? Все песни желтых иволог храни, храни ревниво, лог.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Как соловей, расцеловавший воздух, коснулись дни звенящие твои меня, и я ищу в качающихся звездах тебе узор красивейшего имени. Я, может, сердцем дотла изолган: вот повторяю слова — все те же, но ты мне в уши ворвалась Волгой, шумишь и машешь волною свежей. Мой голос брошен с размаху в пропасть, весь в черной пене качает берег, срываю с сердца и ложь и робость, твои повсюду сверкнули серьги. По горло волны! Пропой еще, чем тебя украсить, любовь и лебедь. Я дней, закорчившихся от пощечин, срываю нынче ответы в небе!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
За отряд улетевших уток, за сквозной поход облаков мне хотелось отдать кому-то золотые глаза веков... Так сжимались поля, убегая, словно осенью старые змеи, так за синюю полу гая ты схватилась, от дали немея, Что мне стало совсем не страшно: ведь какие слова ни выстрой — всё равно стоят в рукопашной за тебя с пролетающей быстрью. А крылами взмахнувших уток мне прикрыла лишь осень очи, но тебя и слепой — зову так, что изорвано небо в клочья.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Люди! Бедные, бедные люди! Как вам скучно жить без стихов, без иллюзий и без прелюдий, в мире счетных машин и станков! Без зеленой травы колыханья, без сверканья тысяч цветов, без блаженного благоуханья их открытых младенчески ртов! О, раскройте глаза свои шире, нараспашку вниманье и слух,— это ж самое дивное в мире, чем вас жизнь одаряет вокруг! Это — первая ласка рассвета на росой убеленной траве,— вечный спор Ромео с Джульеттой о жаворонке и соловье.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
1 Плотник сказал мне: «Я буду работать — просто убийственно!» Он никого не хотел убивать. Это обмолвка его боевая, это великая, неистребимая истина: сталью сверкать, добывая, а не убивая! 2 Женщина вскапывает огород, силу трудом измеряет. Я к ней с приветом: «Вот где работа — не лень!» Слышу ответ: «Кто не работает, тот помирает!..» Звонкоголосый осенний синеющий день!.. Вот она, правда: безделье смертельно. Вот оно, слово: бессмертье артельно. 3 У плотника стружка вьется, как русые кудри у юноши. Он сам, напевая, смеется, на всякие беды плюнувши... «Кто дерево ладно тешет, тот радостью сердце тешит; кто ловко пилою правит, тот память о себе оставит». Таков его говорок, такое присловье. Ступает за ним на порог сосновой смолы здоровье! 4 Вот говорят: конец венчает дело! Но ведь и венец кончает тело?! Один венец — из золота литой, другой — в извивы лент перевитой; один венец — лавровый, другой — терновый. «Какой себе, подумай, заслужишь, человек?» — спросил худой, угрюмый, но сильный дровосек. 5 Каждый счастью своему кузнец... Так ли это уж всегда бывает? Часто молота пудовый вес только искры счастья выбивает. «Вот гляди,— сказал кузнец,— сюда,— охлаждая полосу в ведерке,— счастья будто нету и следа, а оно кипит, бурлит в восторге! А когда охладевает сталь, мы опять искать его готовы, нам опять былого счастья жаль, как случайно найденной подковы!»
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.