- 1221 Просмотр
- Обсудить
Взгляни: заря — на небеса, на крышах — инеем роса, мир новым светом засиял,— ты это видел, не проспал! Ты это видел, не проспал, как мир иным повсюду стал, как стали камни розоветь, как засветились сталь и медь. Как пробудились сталь и медь, ты в жизни не забудешь впредь, как — точно пену с молока — сдул ветер с неба облака. Да нет, не пену с молока, а точно стружки с верстака, и нет вчерашних туч следа, и светел небосвод труда. И ты внезапно ощутил себя в содружестве светил, что ты не гаснешь, ты горишь, живешь, работаешь, творишь!
Николай Асеев. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка
русской советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Вещи — для всего народа, строки — на размер страны, вровень звездам небосвода, в разворот морской волны. И стихи должны такие быть, чтоб взлет, а не шажки, чтоб сказали: «Вот — стихия», а не просто: «Вот — стишки».
Николай Асеев. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка
русской советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Если бы люди собрали и взвесили, словно громадные капли росы, чистую пользу от нашей профессии, в чашу одну поместив на весы, а на другую бы — все меднорожие статуи графов, князей, королей,— чудом бы чаша взвилась, как порожняя, нашу бы — вниз потянуло, к земле! И оправдалось бы выражение: «Лица высокого положения»; и оценили бы подлинно вес нас, повелителей светлых словес! Что это значит — остаться в истории? Слава как мел: губку смочишь и стер ее; но не сотрется из памяти прочь «Страшная месть» и «Майская ночь»! Те, кто бичом и мечами прославились, в реку забвенья купаться отправились; тот же, кто нашей мечтой овладел, в памяти мира не охладел. Кто был в Испании — помните, что ли,— в веке семнадцатом на престоле? Жившего в эти же сроки на свете, помнят и любят Сервантеса дети! А почему же ребятам охота помнить про рыцаря, про Дон-Кихота? Добр, справедлив он и великодушен — именно этот товарищ нам нужен! Что для поэта времени мера? Были бы строки правдивы и веселы! Помнят же люди слепого Гомера... Польза большая от нашей профессии!
Николай Асеев. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка
русской советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Я не слагатель од благолепных и в одописцы не тщился попасть... Но как обойтись без светлых, хвалебных про родную Советскую власть! Когда за рубеж Советской державы отъедешь на добрую тысячу верст, то свет ее разума, блеск ее славы словно тебе прибавляет рост. Ты видишь размах ее творчества, силы, ее человечность и доброту, которые миру она возвестила, поднявшись в заоблачную высоту. И хочется радоваться и восхищаться тем, что ты дожил до этих лет, до чувств, которым в груди не вмещаться, до дня, который еще не воспет! Волненья времен разойдутся круги, история выдаст достойнейшим лавры, и вымрут на свете наши враги, как ископаемые ихтиозавры. А наших героев простых имена, страной возвеличенные сердечно, будут сиять во все времена, останутся жить в человечестве вечно.
Николай Асеев. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка
русской советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Время Ленина светит и славится, годы Ленина — жар революций; вновь в их честь поднимаются здравицы, новые песни им во славу поются. Ленина голос — весенних ладов — звучным, могучим звенел металлом; даль деревень, ширь городов, словно по воздуху, облетал он. Разум народный с ним был заодно, только враги его не выносили; нам же он был бесконечно родной — в ясности, в яркой правдивости, в силе. Люди входили подвигом памятным в темное царство — светом луча, но убедил весь народ стать грамотным только светлый ум Ильича. Всем, его правду слушать охочим, силу тройную давал он бойцам: «Землю — крестьянам, заводы — рабочим, мир — хижинам, война — дворцам!» Время ложится на плечи, как бремя, но отошедшее далеко ленинское неповторимое время помнится радостно и легко.
Николай Асеев. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка
русской советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
От скольких людей я завишу: от тех, кто посеял зерно, от тех, кто чинил мою крышу, кто вставил мне стекла в окно; Кто сшил и скроил мне одежду, кто прочно стачал сапоги, кто в сердце вселил мне надежду, что нас не осилят враги; Кто ввел ко мне в комнату провод, снабдил меня свежей водой, кто молвил мне доброе слово, когда еще был молодой. О, как я от множеств зависим призывов, сигналов, звонков, доставки газеты и писем, рабочих у сотен станков; От слесаря, от монтера, их силы, их речи родной, от лучшего в мире мотора, что движется в клетке грудной. А что я собой представляю? Не сею, не жну, не пашу — по улицам праздно гуляю да разве стихи напишу... Но доброе зреет зерно в них тяжелою красотой — не чертополох, не терновник, не дикий осот густой. Нагреется калорифер, осветится кабинет, и жаром наполнятся рифмы, и звуком становится свет. А ты средь обычного шума большой суеты мировой к стихам присмотрись и подумай, реши: «Это стоит того!»
Николай Асеев. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка
русской советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Я твердо знаю: умереть не страшно! Ну что ж — упал, замолк и охладел. Была бы только жизнь твоя украшена сиянием каких-то добрых дел. Лишь доживи до этого спокойства и стань доволен долей небольшой — чтобы и ум, и плоть твоя, и кости пришли навек в согласие с душой; Чтобы тебя не вялость, не усталость к последнему порогу привели и чтобы после от тебя осталась не только горсть ископанной земли. И это непреложное решенье, что с каждым часом глубже и ясней, я оставляю людям в утешенье. Хорошим людям. Лучшим людям дней!
Николай Асеев. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка
русской советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Насилье родит насилье, и ложь умножает ложь; когда нас берут за горло, естественно взяться за нож. Но нож объявлять святыней и, вглядываясь в лезвие, начать находить отныне лишь в нем отраженье свое,— нет, этого я не сумею, и этого я не смогу: от ярости онемею, но в ярости не солгу! Убийство зовет убийство, но нечего утверждать, что резаться и рубиться — великая благодать. У всех, увлеченных боем, надежда горит в любом: мы руки от крови отмоем, и грязь с лица отскребем, и станем людьми, как прежде, не в ярости до кости! И этой одной надежде на смертный рубеж вести.
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Как лед облака, как лед облака, как битый лед облака, и синь далека, и синь высока, за ними — синь глубока; Летят облака, как битый лед, весенний колотый лед, и синь сквозит, высока, далека, сквозь медленный их полет; Летят облака, летят облака, как в мелких осколках лед, и синь холодна, и синь далека, сквозит и холодом льнет; И вот облака превращаются в лен, и лед истончается в лен, и лед и лен уже отдален, и снова синь небосклон!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Кружится, мчится Земшар — в зоне огня. Возле меня бег пар, возле меня, возле меня блеск глаз, губ зов, жизнь начинает свой сказ с азов. Двое идут — шаг в шаг, дух в дух; трепет в сердцах, лепет в ушах их двух. Этот мальчонка был год назад безус; нынче глаза его жаром горят безумств. Эта девчурка играла вчера с мячом; нынче плечо ей равнять пора с плечом. Первый снежок, первый дружок двойник. Как он взглянул — будто ожог проник! Снег, а вокруг них — соловьи, перепела; пальцы его в пальцы свои переплела. Стелят не сумерки, а васильки им путь, и не снежинки, а мотыльки — на грудь. «Не зазнобила бы без привычки ты рук!» Их, согревая без рукавички, сжал друг. «Ну и тихоня, ну и чудила, тем — люб! Как бы с тобою не застудила я губ!» Кружится, вьется Земшар, все изменя. Возле меня щек жар, возле меня, возле меня блеск глаз губ зов, жизнь повторяет давний рассказ с азов!
Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1967.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.