- 997 Просмотров
- Обсудить
Сегодня вновь растрачено души на сотни лет, на тьмы и тьмы ничтожеств... Хотя бы часть ее в ночной тиши, как пепел в горсть, собрать в стихи... И что же? Уже не вспомнить и не повторить высоких дум, стремительных и чистых, которыми посмела одарить лжецов неверующих и речистых. И щедрой доброте не просиять, не озарить души потайным светом; я умудрилась всю ее отдать жестоким, не нуждающимся в этом. Всё роздано: влачащимся - полет, трусливым и безгласным - дерзновенье, и тем, кто всех глумливей осмеет,- глубинный жемчуг сердца - умиленье. Как нищенка, перед столом стою. Как мать, дитя родившая до срока. А завтра вновь иду и отдаю всё, что осталось, не приняв урока. А может быть - мечты заветней нет,- вдруг чье-то сердце просто и открыто такую искру высечет в ответ, что будут все утраты позабыты?
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
Какая темная зима, какие долгие метели! Проглянет солнце еле-еле - и снова ночь, и снова тьма... Какая в сердце немота, ни звука в нем, ни стона даже... Услышит смерть - и то не скажет. И кто б ответил? Пустота... О нет, не та зима, не та... И даже нежности твоей возврат нежданный и летучий, зачем он мне? Как эти тучи: под ними жизнь еще темней, а мне уже не стать певучей. Но разве же не я сама себе предсказывала это, что вот придет совсем без света, совсем без радости зима?..
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
Очнись, как хочешь, но очнись во мне - в холодной, онемевшей глубине. Я не мечтаю - вымолить слова. Но дай мне знак, что ты еще жива. Я не прошу надолго - хоть на миг. Хотя б не стих, а только вздох и крик. Хотя бы шепот только или стон. Хотя б цепей твоих негромкий звон.
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
Достигшей немого отчаянья, давно не молящейся богу, иконку "Благое Молчание" мне мать подарила в дорогу. И ангел Благого Молчания ревниво меня охранял. Он дважды меня не нечаянно с пути повернул. Он знал... Он знал, никакими созвучьями увиденного не передать. Молчание душу измучит мне, и лжи заржавеет печать...
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
...Я недругов смертью своей не утешу, чтоб в лживых слезах захлебнуться могли. Не вбит еще крюк, на котором повешусь. Не скован. Не вырыт рудой из земли. Я встану над жизнью бездонной своею, над страхом ее, над железной тоскою... Я знаю о многом. Я помню. Я смею. Я тоже чего-нибудь страшного стою...
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
1 Я не люблю за мной идущих следом по площадям и улицам. Мой путь - мне кажется тогда - стремится к бедам: Скорей дойти до дома как-нибудь. Они в затылок дышат горячо... Сейчас положат руку на плечо! Я оглянусь: чужими притворятся, прохожими... Но нас не обмануть: к беде - к БЕДЕ - стремглав идет мой путь. О, только бы: скорей. Домой. Укрыться. Дойти и запереться и вернуться. Во что угодно сразу погрузиться: в вино! в заботы! в бесполезный труд... Но вот уж много дней, как даже дома меня не покидает страх знакомый, что по Следам Идущие - придут. 2 Не будет дома или будет дом и легче будет иль еще печальней - об этом годе расскажу потом, о том, как стало ничего не жаль мне. Не жаль стареть. Не жаль тебя терять. Зачем мне красота, любовь и дом уютный,- затем, чтобы молчать? Не-ет, не молчать, а лгать. Лгать и дрожать ежеминутно. Лгать и дрожать: а вдруг - не так солгу? И сразу - унизительная кара. Нет. Больше не хочу и не могу. Сама погибну. Подло - ждать удара! Не женское занятье: пить вино, по кабакам шататься в одиночку. Но я - пила. Мне стало все равно: продлится ли позорная отсрочка. Мне только слез твоих последних жаль, в то воскресенье, в темный день погони, когда разлуки каторжная даль открылась мне - ясней, чем на ладони... Как плакал ты! Последний в мире свет мне хлынул в душу - слез твоих сиянье! Молитвы нет такой и песни нет, чтобы воспеть во мне твое рыданье. Но... Даже их мне не дают воспеть... В проклятой немоте изнемогаю... И странно знать, что вот придет другая, чтобы тебе с лица их утереть... Живу - тишком. Живу - едва дыша. Припоминая, вижу - повсеместно следы свои оставила душа: то болью, то доверием, то песней... Их время и сомненье не сотрет, не облегчить их никаким побегом, их тут же обнаружит и придет и уведет меня - Идущий Следом... Осень 1949 3 Я не люблю звонков по телефону, когда за ними разговора нет. "Кто говорит? Я слушаю!" В ответ молчание и гул, подобный стону. Кто позвонил и испугался вдруг, кто замолчал за комнатной стеною? "Далекий мой, желанный, верный друг, не ты ли смолк? Нет, говори со мною! Одною скорбью мы разлучены, одной безмолвной скованы печалью, и все-таки средь этой тишины поговорим... Нельзя, чтоб мы молчали!" А может быть, звонил мой давний враг? Хотел узнать, я дома иль не дома? И вот, услышав голос мой знакомый, спокоен стал и отошел на шаг. Нет, я скрываться не хочу, не тщусь. Я всем открыта, точно домочадцам... Но так привыкла с домом я прощаться, что, уходя, забуду - не прощусь. Разлука никакая не страшна: я знаю - я со всеми, не одна... Но, господи, как одиноко вдруг, когда такой настигнут тишиною... Кто б ни был ты, мой враг или мой друг,- я слушаю! Заговори со мною!
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
1 Темный вечер легчайшей метелью увит, волго-донская степь беспощадно бела... Вот когда я хочу говорить о любви, о бесстрашной, сжигающей душу дотла. Я ее, как сейчас, никогда не звала. Отыщи меня в этой февральской степи, в дебрях взрытой земли, между свай эстакады. Если трудно со мной - ничего, потерпи. Я сама-то себе временами не рада. Что мне делать, скажи, если сердце мое обвивает, глубоко впиваясь, колючка, и дозорная вышка над нею встает, и о штык часового терзаются низкие тучи? Так упрямо смотрю я в заветную даль, так хочу разглядеть я далекое, милое солнце... Кровь и соль на глазах! Я смотрю на него сквозь большую печаль, сквозь колючую мглу, сквозь судьбу волгодонца... Я хочу, чтоб хоть миг постоял ты со мной у ночного костра - он огромный, трескучий и жаркий, где строители греются тесной гурьбой и в огонь неподвижные смотрят овчарки. Нет, не дома, не возле ручного огня, только здесь я хочу говорить о любви. Если помнишь меня, если понял меня, если любишь меня - позови, позови! Ожидаю тебя так, как моря в степи ждет ему воздвигающий берега в ночь, когда окаянная вьюга свистит, и смерзаются губы, и душат снега; в ночь, когда костенеет от стужи земля,- ни костры, ни железо ее не берут. Ненавидя ее, ни о чем не моля, как любовь, беспощадным становится труд. Здесь пройдет, озаряя пустыню, волна. Это всё про любовь. Это только она. 1952 2 О, как я от сердца тебя отрывала! Любовь свою - не было чище и лучше - сперва волго-донским степям отдавала... Клочок за клочком повисал на колючках. Полынью, полынью горчайшею веет над шлюзами, над раскаленной землею... Нет запаха бедственнее и древнее, и только любовь, как конвойный, со мною. Нас жизнь разводила по разным дорогам. Ты умный, ты добрый, я верю доныне. Но ты этой жесткой земли не потрогал, и ты не вдыхал этот запах полыни. А я неустанно вбирала дыханьем тот запах полынный, то горе людское, и стало оно, безысходно простое, глубинным и горьким моим достояньем. ...Полынью, полынью бессмертною веет от шлюзов бетонных до нашего дома... Ну как же могу я, ну как же я смею, вернувшись, "люблю" не сказать по-другому!
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
Ленинград - Сталинград - Волго-Дон. Незабвенные дни февраля... Вот последний души перегон, вновь открытая мной земля. Нет, не так! Не земля, а судьба. Не моя, а всего поколенья: нарастающая борьба, восходящее вдохновенье. Всё, что думалось, чем жилось, всё, что надо еще найти,- точно в огненный жгут, сплелось в этом новом моем пути. Снег блокадный и снег степной, сталинградский бессмертный снег; весь в движении облик земной и творец его - человек... Пусть, грубы и жестки, слова точно сваи причалов стоят,- лишь бы только на них, жива, опиралась правда твоя...
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
Михаилу Светлову Мы шли Сталинградом, была тишина, был вечер, был воздух морозный кристален. Высоко крещенская стыла луна над стрелами строек, над щебнем развалин. Мы шли по каленой гвардейской земле, по набережной, озаренной луною, когда перед нами в серебряной мгле, чернея, возник монумент Хользунова. Так вот он, земляк сталинградцев, стоит, участник воздушных боев за Мадрид... И вспомнилась песня как будто б о нем, о хлопце, солдате гражданской войны, о хлопце, под белогвардейским огнем мечтавшем о счастье далекой страны. Он пел, озирая родные края: "Гренада, Гренада, Гренада моя!.. " Но только, наверно, ошибся поэт: тот хлопец - он белыми не был убит. Прошло девятнадцать немыслимых лет - он все-таки дрался за город Мадрид. И вот он - стоит к Сталинграду лицом и смотрит, бессмертный, сквозь годы, сквозь бури туда, где на площади Павших Борцов испанец лежит - лейтенант Ибаррури. Пасионарии сын и солдат, он в сорок втором защищал Сталинград, он пел, умирая за эти края: Россия, Россия, Россия моя... " И смотрят друг другу в лицо - на века - два побратима, два земляка.
Ольга Берггольц.
Собрание сочинений в трех томах.
Ленинград, "Художественная Литература", 1988.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.