- 867 Просмотров
- Обсудить
Нет в стране такой далекой дали, не найдешь такого уголка, где бы не любили, где б не знали ленинградского большевика. В этом имени - осенний Смольный, Балтика, "Аврора", Петроград. Это имя той железной воли, о которой гимном говорят. В этом имени бессмертен Ленин и прославлен город на века, город, воспринявший облик гневный ленинградского большевика. Вот опять земля к сынам воззвала, крикнула: "Вперед, большевики!" Страдный путь к победе указала Ленинским движением руки. И, верны уставу, как присяге, вышли первыми они на бой, те же, те же смольнинские стяги высоко подняв над головой. Там они, где ближе гибель рыщет, всюду, где угроза велика. Не щадить себя - таков обычай ленинградского большевика. И идут, в огонь идут за ними, все идут - от взрослых до ребят, за безжалостными, за своими, не щадящими самих себя. Нет, земля, в неволю, в когти смерти ты не будешь отдана, пока бьется хоть единственное сердце ленинградского большевика.
Ольга Берггольц. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Я говорю, держа на сердце руку, так на присяге, может быть, стоят. Я говорю с тобой перед разлукой, страна моя, прекрасная моя. Прозрачное, правдивейшее слово ложится на безмолвные листы. Как в юности, молюсь тебе сурово и знаю: свет и радость - это ты. Я до сих пор была твоим сознаньем. Я от тебя не скрыла ничего. Я разделила все твои страданья, как раньше разделяла торжество. ...Но ничего уже не страшно боле, сквозь бред и смерть сияет предо мной твое ржаное дремлющее поле, ущербной озаренное луной. Еще я лес твой вижу и на камне, над безымянной речкою лесной, заботливыми свернутый руками немудрый черпачок берестяной. Как знак добра и мирного общенья, лежит черпак на камне у реки, а вечер тих, не слышно струй теченье, и на траве мерцают светляки... О, что мой страх, что смерти неизбежность, испепеляющий душевный зной перед тобой - незыблемой, безбрежной, перед твоей вечерней тишиной? Умру,- а ты останешься как раньше, и не изменятся твои черты. Над каждою твоею черной раной лазоревые вырастут цветы. И к дому ковыляющий калека над безымянной речкою лесной опять сплетет черпак берестяной с любовной думою о человеке...
Ольга Берггольц. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
...Третья зона, дачный полустанок, у перрона - тихая сосна. Дым, туман, струна звенит в тумане, невидимкою звенит струна. Здесь шумел когда-то детский лагерь на веселых ситцевых полях... Всю в ромашках, в пионерских флагах, как тебя любила я, земля! Это фронт сегодня. Сотня метров до того, кто смерть готовит мне. Но сегодня - тихо. Даже ветра нет совсем. Легко звучать струне. И звенит, звенит струна в тумане... Светлая, невидимая, пой! Как ты плачешь, радуешься, манишь, кто тебе поведал, что со мной? Мне сегодня радостно до боли, я сама не знаю - отчего. Дышит сердце небывалой волей, силою расцвета своего. Знаю, смерти нет: не подкрадется, не задушит медленно она,- просто жизнь сверкнет и оборвется, точно песней полная струна. ...Как сегодня тихо здесь, на фронте. Вот среди развалин, над трубой, узкий месяц встал на горизонте, деревенский месяц молодой. И звенит, звенит струна в тумане, о великой радости моля... Всю в крови, в тяжелых, ржавых ранах, я люблю, люблю тебя, земля!
Ольга Берггольц. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Отчаяния мало. Скорби мало. О, поскорей отбыть проклятый срок! А ты своей любовью небывалой меня на жизнь и мужество обрек. Зачем, зачем? Мне даже не баюкать, не пеленать ребенка твоего. Мне на земле всего желанней мука и немота понятнее всего. Ничьих забот, ничьей любви не надо. Теперь одно всего нужнее мне: над братскою могилой Ленинграда в молчании стоять, оцепенев. И разве для меня победы будут? В чем утешение себе найду?! Пускай меня оставят и забудут. Я буду жить одна - везде и всюду в твоем последнем пасмурном бреду... Но ты хотел, чтоб я живых любила. Но ты хотел, чтоб я жила. Жила всей человеческой и женской силой. Чтоб всю ее истратила дотла. На песни. На пустячные желанья. На страсть и ревность - пусть придет другой. На радость. На тягчайшие страданья с единственною русскою землей. Ну что ж, пусть будет так...
Ольга Берггольц. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
И вот в послевоенной тишине к себе прислушалась наедине... . . . . . . . . . . . . . . . . Какое сердце стало у меня, сама не знаю, лучше или хуже: не отогреть у мирного огня, не остудить на самой лютой стуже. И в черный час зажженные войною, затем чтобы не гаснуть, не стихать, неженские созвездья надо мною, неженский ямб в черствеющих стихах. Но даже тем, кто все хотел бы сгладить в зеркальной, робкой памяти людей, не дам забыть, как падал ленинградец на желтый снег пустынных площадей. Как два ствола, поднявшиеся рядом, сплетают корни в душной глубине и слили кроны в чистой вышине, даря прохожим мощную прохладу,- так скорбь и счастие живут во мне единым корнем - в муке Ленинграда, единой кроною - в грядущем дне. И все неукротимей год от года, к неистовству зенита своего растет свобода сердца моего, единственная на земле свобода.
Ольга Берггольц. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
А в доме, где жила я много лет, откуда я ушла зимой блокадной, по вечерам опять в окошках свет. Он розоватый, праздничный, нарядный. Взглянув на бывших три моих окна, я вспоминаю: здесь была война. О, как мы затемнялись! Ни луча... И все темнело, все темнело в мире... Потом хозяин в дверь не постучал, как будто путь забыл к своей квартире. Где до сих пор беспамятствует он, какой последней кровлей осенен? Нет, я не знаю, кто живет теперь в тех комнатах, где жили мы с тобою, кто вечером стучится в ту же дверь, кто синеватых не сменил обоев - тех самых, выбранных давным-давно... Я их узнала с улицы в окно. Но этих окон праздничный уют такой забытый свет в сознанье будит, что верится: там добрые живут, хорошие, приветливые люди. Там даже дети маленькие есть и кто-то юный и всегда влюбленный, и только очень радостную весть сюда теперь приносят почтальоны. И только очень верные друзья сюда на праздник сходятся шумливый. Я так хочу, чтоб кто-то был счастливым там, где безмерно бедствовала я. Владейте всем, что не досталось мне, и всем, что мною отдано войне... Но если вдруг такой наступит день - тишайший снег и сумерек мерцанье, и станет жечь, нагнав меня везде, блаженное одно воспоминанье, и я не справлюсь с ним и, постучав, приду в мой дом и встану на пороге, спрошу... Ну, там спрошу: "Который час?" или: "Воды", как на войне в дороге,- то вы приход не осуждайте мой, ответьте мне доверьем и участьем: ведь я пришла сюда к себе домой и помню все и верю в наше счастье...
Ольга Берггольц. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Есть на земле Московская застава. Ее от скучной площади Сенной проспект пересекает, прям, как слава, и каменист, как всякий путь земной. Он столь широк, он полн такой природной, негородской свободою пути, что назван в Октябре - Международным: здесь можно целым нациям пройти. "И нет сомненья, что единым шагом, с единым сердцем, под единым флагом по этой жесткой светлой мостовой сойдемся мы на Праздник мировой..." Так верила, так пела, так взывала эпоха наша, вся - девятый вал, так улицы свои именовала под буйный марш "Интернационала"... Так бог когда-то мир именовал. А для меня ты - юность и тревога, Международный, вечная мечта. Моей тягчайшей зрелости дорога и старости грядущей красота. Здесь на моих глазах росли массивы Большого Ленинграда. Он мужал воистину большой, совсем красивый, уже огни по окнам зажигал! А мы в ряды сажали тополя, люд комсомольский, дерзкий и голодный. Как хорошела пустырей земля! Как плечи расправлял Международный! Он воплощал все зримей нашу веру... И вдруг, с размаху, сорок первый год,- и каждый дом уже не дом, а дот, и - фронт Международный в сорок первом. И снова мы пришли сюда... Иная была работа: мы здесь рыли рвы и трепетали за судьбу Москвы, о собственных терзаньях забывая. ...Но этот свист, ночной сирены стоны, и воздух, пойманный горящим ртом... Как хрупки ленинградские колонны! Мы до сих пор не ведали о том. ...В ту зиму по фронтам меня носило,- по улицам, где не видать ни зги. Но мне фонарь дала "Электросила", а на "Победе" сшили сапоги. (Фонарь - пожалуй, громко, так, фонарик - в моей ладони умещался весь. Жужжал, как мирною весной комарик, но лучик слал - всей тьме наперевес...) А в госпиталях, где стихи читала я с горсткою поэтов и чтецов, овацией безмолвной нам бывало по малой дольке хлеба от бойцов... О, да не будет встреч подобных снова! Но пусть на нашей певческой земле да будет хлеб - как Творчество и Слово и Слово наше - как в блокаду хлеб. Я вновь и вновь твоей святой гордыне кладу торжественный земной поклон, не превзойденный в подвиге доныне и видный миру с четырех сторон. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Пришла Победа... И ее солдат, ее Правофланговый - Ленинград, он возрождает свой Международный трудом всеобщим, тяжким, благородным. И на земле ничейной... да, ничья! Ни зверья, и не птичья, не моя, и не полынная, и не ржаная, и все-таки моя,- одна, родная; там, где во младости сажали тополя, земля - из дикой ржавчины земля,- там, где мы не достроили когда-то, где, умирая, корчились солдаты, где почва топкая от слез вдовиц, где что ни шаг, то Славе падать ниц,- здесь, где пришлось весь мрак и свет изведать, среди руин, траншеи закидав, здесь мы закладывали Парк Победы во имя горького ее труда. Все было сызнова, и вновь на пустыре, и все на той же розовой заре, на юношеской, зябкой и дрожащей; и вновь из пепла вставшие дома, и взлеты вдохновенья и ума, и новых рощ младенческие чащи... Семнадцать лет над миром протекло с поры закладки, с памятного года. Наш Парк шумит могуче и светло,- Победою рожденная природа. Приходят старцы под его листву - те, что в тридцатых были молодыми. и матери с младенцами своими доверчиво садятся на траву и кормят грудью их... И семя тополей - летучий пух - им покрывает груди... И веет ветер зреющих полей, и тихо, молча торжествуют люди... И я доныне верить не устала и буду верить - с белой головой, что этой жесткой светлой мостовой, под грозный марш "Интернационала" сойдемся мы на Праздник мировой. Мы вспомним всё: блокады, мрак и беды, за мир и радость трудные бои,- и вечером над нами Парк Победы расправит ветви мощные свои...
Ольга Берггольц. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.