- 969 Просмотров
- Обсудить
С. Д. Кржижановскому Подходит ночь. Смешав и перепутав Гул океана, книгу и бульвар, Является в сознанье лилипутов С неоспоримым правом Гулливер. Какому-нибудь малышу седому Несбыточный маршрут свой набросав, Расположившись в их бреду как дома, Еще он дышит солью парусов, И мчаньем вольных миль, и черной пеной, Фосфоресцирующей по ночам, И жаждой жить, растущей постепенно, Кончающейся, может быть, ничем. И те, что в эту ночь других рожали, На миг скрестивши кровь свою с чужой, И человечеством воображали Самих себя в ущельях этажей, Те, чьи умы, чье небо, чьи квартиры Вверх дном поставил сгинувший гигант,— Обожжены отчаяньем сатиры, Оскорблены присутствием легенд... Не верят: «Он ничто. Он снился детям. Он лжец и вор. Он, как ирландец, рыж». И некуда негодованья деть им... Вверху, внизу — шипенье постных рож. «Назад!» — несется гул по свету, вторя Очкастой и плешивой мелюзге... А ночь. Растет. В глазах. Обсерваторий. Сплошной туман. За пять шагов — ни зги. Ни дымных кухонь. Ни бездомных улиц. Двенадцать бьет. Четыре бьет. И шесть. И снова. Гулливер. Стоит. Сутулясь. Плечом. На тучу. Тяжко. Опершись. А вы где были на заре? А вы бы Нашли ту гавань, тот ночной вокзал, Тот мрачный срыв, куда бесследно выбыл Он из романа социальных зол? Вот щелкающим, тренькающим писком Запело утро в тысяче мембран: «Ваш исполин не значится по спискам. Он не существовал. Примите бром».
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Безрукая, обрубок правды голой, Весь в брызгах пены идол божества, Ты людям был необходим, как голод, И недоказан был, как дважды два. Весь в брызгах пены, в ссадинах соленых, Сколоченный прибоем юный сруб. Тысячелетья колоннад хваленых, Плечей и шеи, бедер, ног и рук. Ты стерпишь всё — миазмы всех борделей, Все оттиски в мильонных тиражах,— О, только бы глядели и балдели, О, лишь бы, на секунду задержав Людской поток, стоять в соленой пене, Смотреть в ничто поверх и мимо лбов,— Качая бедра, в ссадинах терпенья, В тупом поту, в безруком упоенье, Вне времени! И это есть любовь.
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Он был никто. Безграмотный бездельник. Стратфордский браконьер, гроза лесничих, Веселый друг в компании Фальстафа. И кто еще? Назойливый вздыхатель Какой-то смуглой леди из предместья. И кто еще? Комедиант, король, Седая ведьма с наговором порчи, Венецианка, римский заговорщик — Иль это только сыгранная роль? И вот сейчас он выплеснет на сцену, Как из ушата, эльфов и шутов, Оденет девок и набьет им цену И оглушит вас шумом суматох. И хватит смысла мореходам острым Держать в руках ватаги пьяных банд, Найти загадочный туманный остров, Где гол дикарь, где счастлив Калибан. И вот герой, забывший свой пароль, Чья шпага — истина, чей враг — король, Чей силлогизм столь праведен и горек, Что от него воскреснет бедный Йорик,— Иль это недоигранная роль?
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
1 На лысом темени горы, В корнях драконьих нор, Сверкает прочный до поры, Веселый Эльсинор. Желтеет плющ. Бегут года, Свой срок отпировав. Мосты скрипят, как смерть. Вода Гниет в лиловых рвах. Ум человека чист, глубок И в суть вещей проник. Спит на ковре исландский дог, Мерцают груды книг, Рапира, глобус, плащ, бокал И чучело совы. А в окнах — гипсовый оскал Отцовской головы. Там в амбразуре снеговой Застыл на триста лет В короне вьюги как живой Серебряный скелет. 2 И петухи поют. И время Летит. И мертвые мертвы. Всё сжато в ясной теореме. И Гамлет слышит рост травы, Ход механизмов, звон стаканов, Войну гипотез и систем И распри мрачных великанов, Которых он позвал затем, Чтоб наконец-то, как бывало, В их обществе понять себя — Быть гулом горного обвала, Жить, ненавидя и любя. 3 Рви окна, подлая метель, Спи, если можешь спать, измена! Была жестка его постель, Ночь одинока и надменна, Он декламирует стихи Так, что в полнеба отдается,— Силен участием стихий, Измучен маской идиотской. И в час, когда свистит сарказм По спинам лысых лизоблюдов, Явилась ко двору как раз Орава ряженого люда. Он знает: нет им двадцати И денег нет... Но это мимо! «Друзья, пред тем как спать идти, Сыграйте людям пантомиму!» 4 Веселый карапуз в ответ на эту речь Сияет пламенем малинового носа: «Затем мы и пришли. Нам нечего беречь. Мой инструмент — я сам. И я не знаю сноса. Вам — звон скрипичных струн, звон клятвенных мечей, Признанья первой встречной дуры. Нам — колченогий ямб, и то не знаю чей. Венец творенья иль венец халтуры. Вам юность, бездна чувств. Нам пыльный реквизит, Нам ремесло и хлеб. Он тоже горек. Но я сыграю то, что в будущем сквозит,— Я, ваш слуга покорный, бедный Йорик». 5 Та злая ночь, когда окаменел он, Мой черный плащ, когда доспех пустой, На эспланаде, вычерченный мелом, Встал на свету и прозвенел мне: «Стой!»— Та ночь под женский визг и треск литавр Носилась где-то, шла во мне самом. И комментатор облекался в траур Наедине с моим сухим умом. И триста лет меня любила юность За фальшь афиш, за лунный сон кулис. Мы целовались там, где негде сплюнуть, Где нечем жить — мы жизнию клялись. Я ждал событий. Я дышал в растущем Очарованье горя жадным ртом, Потом, когда мой занавес был спущен, И брошен в люки крашеный картон, И, собственному утомленью предан, Я понял, до чего оно старо, И за дощатой переборкой бреда Скрипел кассир, считая серебро,— Тогда какой-то зритель благодарный Пил водку, жалкой веры не тая, Что он — бесплотный, юный, легендарный. Что он — такой же Гамлет, как и я. 6 Не легендарен, не бесплотен, Он только юн с тех самых пор, Хотя и сыгран сотней сотен Актеров, с ним вступавших в спор. Его сыграл бы я — иначе, Отчаянней и веселей: При всякой новой неудаче Смеется он в отместку ей. Он помнит зрителей несметных, Но юность слишком коротка, Чтоб возмужать в аплодисментах Всего партера и райка. Пускай мертвец встает из гроба, Пускай красавица влечет,— Всё начерно, всё поиск, проба, Всё безрассудно, всё не в счет... Виня в провале свой характер, Ребячливость и сонный нрав, Он наспех гибнет в пятом акте, Важнейшей сцены не сыграв. Не легендарен, не бесплотен, Всем зрителям он по плечу. Таких, как Гамлет, сотня сотен. Такого я сыграть хочу. 7 Пусть ушедшую с пира Могильщик-остряк Схоронил у Шекспира На тех пустырях, Где по осени горек Сырой листопад. Пусть оскалился Йорик На смерть невпопад. Пусть на голос природы Ответить не смел Человек безбородый И белый как мел. Пусть, из гроба вставая, С ним спорил король... Это всё боевая Актерская роль. Сказку в книге поэта Прочесть вы могли. Поклонитесь за это Ему до земли. Пусть не прячется сказка, Встает во весь рост! Смысл ее не истаскан, Хотя он и прост. Гамлет, старый товарищ, Ты жил без гроша, Но тебя не состаришь, Не меркла душа, Не лгала, не молчала, Не льстила врагу. Начинайся сначала! А я помогу.
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.