- 845 Просмотров
- Обсудить
Сколько выпито, сбито, добыто, Знает ветер над серой Невой. Сладко цокают в полночь копыта По торцовой сухой мостовой. Там, в Путилове, в Колпине, грохот. Роковая настала пора. Там «ура» перекатами в ротах, Как два века назад за Петра. В центре города треском петарды Рассыпаются тени карет. Августейшие кавалергарды Позабыли свой давешний бред. Стынут в римской броне истуканы, Слышат радужный клекот орла. Как последней попойки стаканы, Эрмитажа звенят зеркала. Заревым ли горнистом разбужен, Обойден ли матросским штыком, Павел Первый на призрачный ужин Входит с высунутым языком. И, сливаясь с сиреной кронштадтской, Льется бронзовый голос Петра — Там, где с трубками в буре кабацкой Чужестранные спят шкипера.
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Сжав тросы в гигантской руке, Спросонок, нечесаный, сиплый, Весь город из вымысла выплыл И вымыслом рвется к реке. И ужас на клоунски жалостных, Простуженных лицах, и серость, И стены, и краска сбежала с них — И надвое время расселось. И словно на тысячах лиц Посмертные маски империи, И словно гусиные перья В пергамент реляций впились. И в куцей шинели, без имени, Безумец, как в пушкинской ночи, Еще заклинает: «Срази меня, Залей, если смеешь и хочешь!» Я выстоял. Жег меня тиф, Теплушек баюкали нары. Но вырос я сверх ординара, Сто лет в один год отхватив. Вода хоть два века бежала бы, Вела бы в дознанье жестоком Подвалов сиротские жалобы По гнилистым руслам и стокам. И вот она хлещет! Смотри Ты, всадник, швырнувший поводья: Лачуги. Костры. Половодья. Стропила. Заря. Пустыри. Полнеба — рассветное зарево. Полмира — в лесах и стропилах. Не путай меня, не оспаривай — Не ты поднимал и рубил их. А если, а если к труду Ты рвешься из далей бесплотных — Дай руку товарищу, плотник! Тебя я на верфь приведу.
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Ссылка. Слава. Любовь. И опять В очи кинутся версты и ели. Путь далек. Ни проснуться, ни спать — Даже после той подлой дуэли. Вспоминает он Терек и Дон, Ветер с Балтики, зной Черноморья, Чей-то золотом шитый подол, Буйный табор, чертог Черномора. Вспоминает неконченый путь, Слишком рано оборванный праздник. Что бы ни было, что там ни будь. Жизнь грозна, и прекрасна, и дразнит. Так пируют во время чумы. Так встречают, смеясь, командора. Так мятеж пробуждает умы Для разрыва с былым и раздора. Это наши года. Это мы. Пусть на площади, раньше мятежной, Где расплющил змею истукан, Тишь да гладь. Но не вихорь ли снежный Поднимает свой пенный стакан? И гудит этот сказочный топот, Оживает бездушная медь. Жизнь прекрасна и смеет шуметь, Смеет быть и чумой и потопом. Заливает! Снесла берега, Залила уже книжные полки. И тасует колоду карга В гофрированной белой наколке. Но и эта нам быль дорога. Так несутся сквозь свищущий вихорь Полосатые версты дорог. И смеется та бестия тихо. Но не сдастся безумный игрок! Всё на карту! Наследье усадеб, Вековое бессудье и грусть... Пусть присутствует рядом иль сзади Весь жандармский корпус в засаде,— Всё на пулю, которую всадит Кто в кого — неизвестно. И пусть... Не смертельна горящая рана. Не кончается жизнь. Погоди! Не светает. Гляди: слишком рано. Столько дела еще впереди. Мчится дальше бессонная стужа. Так постой, оглянись хоть на миг. Он еще существует, он тут же, В нашей памяти, в книгах самих. Это жизнь, не застывшая бронзой, Черновик, не вошедший в тома. О, постой! Это юность сама. Это в жизни прекрасной и грозной Сила чувства и смелость ума.
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Футбольный ли бешеный матч, Норд-вест ли над флагами лютый, Но тверже их твердой валюты Оснастка киосков и мачт. Им жарко. Они горожане. Им впаянный в город гранит На честное слово хранит Пожизненное содержанье. Лоснятся листы их газет, Как встарь, верноподданным лоском. Огнем никаким не полоскан Нейтрального цвета брезент. И в сером асфальтовом сквере, Где плачет фонтан, ошалев, Отлично привинченный лев Забыл, что считается зверем. С пузырчатой пеной в ноздрях, Кольчат и колюч, как репейник, Дракон не теряет терпенья, Он спит, ненароком застряв Меж средневековьем и этим Прохладным безветренным днем. Он знает, что сказка о нем Давно уж рассказана детям. Пусть море не моет волос, Нечесаной брызжет крапивой, Пусть бродит, как бурое пиво, Чтоб Швеции крепче спалось!
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Октябрьский вихорь спящих будит На бурных митингах своих, Не шутит он, а грозно судит О всем, что было, есть и будет,— Октябрьский вихрь, Октябрьский вихрь. Он в корабельной свищет снасти, Казнит последышей династий, Сулит купечеству ненастье, Банкротов губит биржевых, Скликает пригороды в город И, распахнув свой потный ворот, С одною смертью насмерть спорит И оставляет жизнь в живых. С ним подружились мы однажды, Когда на Кремль солдаты шли. Рты запеклись от жгучей жажды. Мы были голодны. Но каждый Мечтал о счастье всей земли. О, тусклый отблеск туч свинцовых На ржавой жести крыш дворцовых, О, грязь в домах, о, страх жильцов их Пред благодушием солдат! О, как нам весело бывало, Когда рядам людского шквала История передавала Свой наспех писанный мандат! Гнилым низинам нет пощады Со стороны нагих крутизн. Пускай погибнет кров дощатый, Пускай бездомна и нища ты,— Ты навсегда прекрасна, Жизнь! Твой выбор прям без оговорок. Твой взор навеки чист и зорок. Пройдет и двадцать лет и сорок, Немало будет горьких тризн. Сегодня будем слушать речи, Проветрим ум, расправим плечи, Но знаешь — ради первой встречи Дай нам твое бессмертье, Жизнь!
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Стреляя, целуя, калеча, Ко всем обращаясь на «ты», Ты стужей сводила все плечи И голодом все животы. Над каждым созданием смелым, Над каждым людским ремеслом Писала крошащимся мелом: — Прощайся! И это — на слом. И люди узнали, что срама Не имут лохмотья. И мгла Печатью ножового шрама На бледные лица легла. И гибель, как общее место, Как звон риторических фраз, Как общая мать и невеста, Меж них проходила не раз. Владея подобием быта, Как тонущий утлой доской, Я знал,— ненадолго добытый, Не праведен шаткий покой. Я знал, что взрослей и моложе Тебя, моя сверстница, нет, Что срок никакой не положен Для мчания солнц и планет, Что ты их сшибаешь и плавишь Вез всяких небесных подлог, Как музыка громами клавиш, Сердца нам сжимаешь в комок. Твой голос вторгается к людям, Он в дальные дали зовет, Сметая объедки на блюде В блудилище рвот и зевот. И роет воздушные ямы, Утроив дыханье мое, Касаясь вселенной краями, И строит людское жилье, И кроет Европу боями. И снова в глаза наши бьет Прожектор и рубит снопами Куски непогоды. И память Глядит не назад, а вперед. Там визг добела раскаленных, Породу буравящих сверл. Там сжатое в сто атмосфер Бездонное небо в баллонах. Там ветер! Там пуск наугад Разведок во вражеский лагерь. Леса новостроек. И флаги. И смена ударных бригад. Там в камерах внутриатомных Энергия новых миров. Там библиотек многотомных Широко распахнутый кров Для всех молодых и бездомных. Там лег на барханы песка Пунктир оросительной сети. Там, еле светясь на рассвете, Еще не размечен пока Флажками на карте вселенной Последний решительный бой! Там — за обладанье тобой, О, будь хоть спартанской Еленой Иль девушкой нашей любой,— Индусы, арабы, монголы, Мильонные полчища мча, Прочтут огневые глаголы, Твой лозунг, твой ясный и голый На знамени из кумача!
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Дикий ветер окна рвет. В доме человек бессонный, Непогодой потрясенный, О любви безбожно врет. Дикий ветер. Темнота. Человек в ущелье комнат Ничего уже не помнит. Он не тот. Она не та. Темнота, ожесточась, Ломится к нему нещадно. Но и бранью непечатной Он не брезгует сейчас. Хор ликующий стихий Непомерной мощью дышит. Человек его не слышит, Пишет скверные стихи.
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
* «Ты, в конце концов, то, что ты есть» (нем.).— Ред.Мой друг Володя! Вот тебе ответ! Все мастера суть подмастерья тоже. Несется в буре утлый наш корвет, Несется лихо — аж мороз по коже. Поэзия с Театром навсегда Обвенчаны — не в церкви, в чистом поле. Так будет вплоть до Страшного суда В свирепом сплаве счастия и боли. Так завораживай чем хочешь. Только будь Самим собой — в личине и в личинке. Сядь за баранку и пускайся в путь, Пока мотор не требует починки. Я знаю, как вынослив твой мотор, Живущий только внутренним сгораньем,— Он сам прорвется в утренний простор, Преображенный сновиденьем ранним. Ничейный ученик, лихой артист, Любимец зала, искренний искатель, Пойми: «Du bist am Ende was du bist».* Стели на стол всю в винных пятнах скатерть, Пируй, пока ты молод, а не стар! «Быть иль не быть» — такой дилеммы нету, В спортивной форме выходи на старт — Орлом иль решкой, но бросай монету! Так в чем же дело? Может статься, мы Ровесники по гамбургскому счету Иль узники одной большой тюрьмы, В которой сквозь решетку брезжит что-то... Да, это говорю я не шутя, Хоть весело, но абсолютно честно. А может статься, ты мое дитя Любимое от женщины безвестной, Я это говорю, свидетель бог, Без недомолвок, искренне и здраво. Я не мыслитель. Стих мой не глубок, Мы оба люди бешеного ндрава. И каждый этим бешенством согрет, Загримирован и раскрашен густо. Мы оба — люди. Вот в чем наш секрет. Вот в чем безумье всякого искусства!
Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1982.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.