- 1051 Просмотр
- Обсудить
1 Икалось ли тебе, Давыдов, Когда шампанское я пил Различных вкусов, свойств и видов, Различных возрастов и сил, Когда в подвалах у Моэта Я жадно поминал тебя, Любя наездника-поэта, Да и шампанское любя? Здесь бьет Кастальский ключ, питая Небаснословною струей; Поэзия — здесь вещь ручная: Пять франков дай — и пей и пой! Моэт — вот сочинитель славный! Он пишет прямо набело, И стих его, живой и плавный, Ложится на душу светло. Живет он славой всенародной; Поэт доступный, всем с руки, Он переводится свободно На все живые языки. Недаром он стяжал известность И в школу все к нему спешат: Его текущую словесность Все поглощают нарасхват. Поэм в стеклянном переплете В его архивах миллион. Гомер! хоть ты в большом почете,— Что твой воспетый Илион? Когда тревожила нас младость И жажда ощущений жгла, Его поэма, наша радость, Настольной книгой нам была. Как много мы ночей бессонных, Забыв все тягости земли, Ночей прозрачных, благосклонных, С тобой над нею провели. Прочтешь поэму — и, бывало, Давай полдюжину поэм! Как ни читай,— кажись, всё мало... И зачитаешься совсем. В тех подземелиях гуляя, Я думой ожил в старине; Гляжу: биваком рать родная Расположилась в Эперне. Лихой казак, глазам и слуху, Предстал мне: песни и гульба! Пьют эпернейскую сивуху, Жалея только, что слаба. Люблю я русскую натуру: В бою он лев; пробьют отбой — Весельчаку и балагуру И враг всё тот же брат родной. Оставя боевую пику, Казак здесь мирно пировал, Но за Москву, французам в пику, Их погреба он осушал. Вином кипучим с гор французских Он поминал родимый Дон, И, чтоб не пить из рюмок узких, Пил прямо из бутылок он. Да и тебя я тут подметил, Мой бородинский бородач! Ты тут друзей давнишних встретил, И поцелуй твой был горяч. Дней прошлых свитки развернулись, Все поэтические сны В тебе проснулись, встрепенулись Из-за душевной глубины. Вот край, где радость льет обильно Виноточивая лоза; И из очей твоих умильно Скатилась пьяная слеза! 2 Так из чужбины отдаленной Мой стих искал тебя, Денис! А уж тебя ждал неизменный Не виноград, а кипарис. На мой привет отчизне милой Ответом скорбный голос был, Что свежей братскою могилой Дополнен ряд моих могил. Искал я друга в день возврата, Но грустен был возврата день! И собутыльника и брата Одну я с грустью обнял тень. Остыл поэта светлый кубок, Остыл и партизанский меч; Средь благовонных чаш и трубок Уж не кипит живая речь. С нее не сыплются, как звезды, Огни и вспышки острых слов, И речь наездника — наезды Не совершает на глупцов. Струей не льется вечно новой Бивачных повестей рассказ Про льды Финляндии суровой, Про огнедышащий Кавказ, Про год, запечатленный кровью, Когда, под заревом Кремля, Пылая местью и любовью, Восстала русская земля. Когда, принесши безусловно Все жертвы на алтарь родной, Единодушно, поголовно Народ пошел на смертный бой. Под твой рассказ народной были, Животрепещущий рассказ, Из гроба тени выходили, И блеск их ослеплял наш глаз. Багратион — Ахилл душою, Кутузов — мудрый Одиссей, Сеславин, Кульнев — простотою И доблестью муж древних дней! Богатыри эпохи сильной, Эпохи славной, вас уж нет! И вот сошел во мрак могильный Ваш сослуживец, ваш поэт! Смерть сокрушила славы наши, И смотрим мы с слезой тоски На опрокинутые чаши, На упраздненные венки. Зову,— молчит припев бывалый; Ищу тебя,— но дом твой пуст; Не встретит стих мой запоздалый Улыбки охладевших уст. Но песнь мою, души преданье О светлых, безвозвратных днях, Прими, Денис, как возлиянье На прах твой, сердцу милый прах!
П.А.Вяземский. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е.
Ленинград: Советский писатель, 1986.
Анакреон1 под дуломаном2, Поэт, рубака, весельчак! Ты с лирой, саблей иль стаканом3 Равно не попадешь впросак. Носи любви и Марсу дани! Со славой крепок твой союз: В день брани — ты любитель брани! В день мира — ты любимец муз! Душа, двойным огнем согрета, В тебе не может охладеть: На пламенной груди поэта Георгия приятно зреть4. Воинским соблазнясь примером, Когда б Парнас давал кресты, И Аполлона кавалером Давно, конечно, был бы ты.
Примечания
Обращено к Денису Васильевичу Давыдову (1784—1839), герою Отечественной войны 1812 г., военному писателю, поэту-партизану, который в своих стихотворениях поэтизировал жизнь лихих гусаров . В посланиях к Давыдову Вяземскийподхватывает мотивы вольной гусарской жизни и стилизует адресата по образу и подобию бесшабашного гусара из его же произведений, а в восхвалениях гусарской вольницы угадывалось неприятие военно-бюрократической казенщины.
1. Анакреон (ок. 570—478 гг. до н. э.) — древнегреческий поэт, воспевавший любовь, вино и праздную жизнь.
2. Дуломан (доломан) — гусарская куртка.
3. Ты с лирой, саблей иль стаканом... — «В Новостях литературы» к этому месту сделано подстрочное примечание: «Поэт под сим словом разумеет острые шутки и веселость в дружеском пиру, умеренно приправленные тем напитком, который веселит сердце человека. Прим. издат.».
4. Георгия приятно зреть... — Давыдов был награжден Георгиевским крестом четвертой степени.
П.А.Вяземский. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е.
Ленинград: Советский писатель, 1986.
Давыдов, баловень счастливый Не той волшебницы слепой, И благосклонной и спесивой, Вертящей мир своей клюкой, Пред коею народ трусливый Поник просительной главой1,— Но музы острой и шутливой И Марса, ярого в боях! Пусть грудь твоя, противным страх, Не отливается игриво В златистых и цветных лучах, Как радуга на облаках; Но мне твой ус красноречивый, Взращенный, завитый в полях И дымом брани окуренный,— Повествователь неизменный Твоих набегов удалых И ухарских врагам приветов, Колеблющих дружины их! Пусть генеральских эполетов Не вижу на плечах твоих, От коих часто поневоле Вздымаются плеча других; Не все быть могут в равной доле, И жребий с жребием несхож! Иной, бесстрашный в ратном поле, Застенчив при дверях вельмож; Другой, застенчивый средь боя, С неколебимостью героя Вельможей осаждает дверь; Но не тужи о том теперь! На барскую ты половину Ходить с поклоном не любил, И скромную свою судьбину Ты благородством золотил. Врагам был грозен не по чину, Друзьям ты не по чину мил! Спеши в объятья их без страха И, в соприсутствии нам Вакха, С друзьями здесь возобнови Союз священный и прекрасный, Союз и братства и любви, Судьбе могущей неподвластный!.. Где чаши светлого стекла? Пускай их в ряд, в сей день счастливый, Уставит грозно и спесиво Обширность круглого стола! Сокрытый в них рукой целебной, Дар благодатный, дар волшебной Благословенного Аи2 Кипит, бьет искрами и пеной! — Так жизнь кипит в младые дни! Так за столом непринужденно Родятся искры острых слов, Друг друга гонят, упреждают И, загоревшись, угасают При шумном смехе остряков! Ударим радостно и смело Мы чашу с чашей в звонкий лад!.. Но твой, Давыдов, беглый взгляд Окинул круг друзей веселый, И, среди нас осиротелый, Ты к чаше с грустью приступил, И вздох невольный и тяжелый Поверхность чаши заструил!.. Вздох сердца твоего мне внятен,— Он скорбной траты тайный глас; И сей бродящий взор понятен — Он ищет Бурцова3 средь нас. О Бурцов! Бурцов! честь гусаров, По сердцу Вакха человек! Ты не поморщился вовек Ни с блеска сабельных ударов, Светящих над твоим челом, Ни с разогретого арака, Желтеющего за стеклом При дымном пламени бивака! От сиротствующих пиров Ты был оторван смертью жадной! Так резкий ветр, посол снегов, Сразившись с лозой виноградной, Красой и гордостью садов, Срывает с корнем, повергает, И в ней надежду убивает Усердных Вакховых сынов! Не удалось судьбой жестокой Ударить робко чашей мне С твоею чашею широкой, Всегда потопленной в вине! Я не видал ланит румяных, Ни на челе следов багряных Побед, одержанных тобой; Но здесь, за чашей круговой, Клянусь Давыдовым и Вакхом: Пойду на холм надгробный твой С благоговением и страхом; Водяных слез я не пролью, Но свежим плющем холм украшу, И, опрокинув полну чашу, Я жажду праха утолю! И мой резец, в руке дрожащий, Изобразит от сердца стих: «Здесь Бурцов, друг пиров младых; Сном вечности и хмеля спящий. Любил он в чашах видеть дно, Врагам казать лицо средь боя.— Почтите падшего героя За честь, отчизну и вино!»
Примечания
Обращено к Д. В. Давыдову (см. его раздел на этом сайте), независимый нрав которого мешал его продвижению по службе. За кампанию 1812 г. он был произведен лишь в полковники. Несмотря на участие в 1813 г. в сражениях при Калише, Бауцене, Лейпциге, ему не было присвоено генеральское звание. Лишь в начале кампании 1814 г. «за отличие в сражении 20 января при Ларотьере был произведен в генерал-майоры и во главе гусарской бригады вступил в Париж» (В. М. Глинка, А. В. Помарнацкий. Военная галерея Зимнего дворца. Л., 1963, с. 75). Когда в мае 1814 г. Давыдов вернулся на родину, его ждал неприятный «сюрприз»; он получил уведомление от Генерального штаба, что с присвоением ему генеральского чина произошла якобы ошибка: его спутали с каким-то однофамильцем. Прошло несколько месяцев, пока все разъяснилось в его пользу.
1. Не той волшебницы слепой... — Имеется в виду Фортуна, богиня судьбы.
2. Аи — марка шампанского.
3. Он ищет Бурцева средь нас.— «Величайший гуляка и самый отчаянный забулдыга из всех гусарских поручиков», по словам современника С. П. Жихарева, А. П. Бурцев, сослуживец Давыдова по Белорусскому гусарскому полку, воспетый им в ряде стихотворений. Бурцов «умер в 1813 году вследствие пари, заключенного в пьяном виде. Наскакал со всего бегу на околицу и раздробил себе череп» (С. П. Жихарев. Записки современника. М.—Л., 1955, с. 706; помета П. И. Бартенева).
П.А.Вяземский. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е.
Ленинград: Советский писатель, 1986.
Давыдов! где ты? что ты? сроду Таких проказ я не видал; Год канул вслед другому году... Или, перенимая моду Певцов конфект и опахал И причесав для них в угоду Жеманной музе мадригал, Скажу: май два раза природу Зеленым бархатом постлал, И разогрел дыханьем воду, И вечных граций хороводу Резвиться в рощах заказал,— С тех пор, как от тебя ни строчки, Ни двоеточия, ни точки Хоть на смех я не получал. Чем мне почесть твое забвенье? Теряюсь я в недоуменье. Иль, как мундирный идеал, Под ношей тучных эполетов, Ты вместо речи и ответов Плечом да шпорой говоришь, И лучшего пера не знаешь, Как то, которым щеголяешь И гордо с шляпы шевелишь? Иль дружба, может быть, в отставке, Отбитая сестрой своей, Сидит печально на прилавке У непризнательных дверей. И для отсутственных друзей Помина нет в походной ставке Непостоянных усачей? Ты наслаждайся с новой гостью, Но берегись, чтоб наконец, Платя за хлеб-соль сердца злостью, Не захозяйничал жилец. Иль, может быть, мудрец угрюмый, На светлое свое чело Ты, розам радостей назло, Навел бразды спесивой думы; Оценщик строгий строгих благ, Страшась любви и дружбы ныне, От двух сердечных побродяг Ты держишь сердце в карантине. Чем не пошутит хитрый враг? Уж верить ли моим гаданьям? Сказав прости очарованьям, Назло пленительных грехов, И упоительным мечтаньям Весны, веселий и стихов, Любви призыву ты не внемлешь, Но в клире нравственных певцов Перо Хераскова приемлешь1 И мысленно заране дремлешь В академических венках! В твоем камине на кострах Пылают: красоты угодник — Роскошный Душеньки певец2, Теоса мудрый греховодник3 И соблазнительный мудрец — Наставник счастия Гораций; И окаянного Парни4, Поклонника единых граций, Которому и ты сродни (Сказать не в гнев, а мимоходом), Уж не заставишь в оны дни Ожить под русским переводом. Простясь и чувством и умом, Не знаешь прежних мясоедов, Ни шумных дружеских обедов, Ни тайных ужинов вдвоем, Где с полночи до ранней зори Веселье бодро спорит с сном. Теперь живой memento mori5, Мороча и себя и нас, Не испугавшись Молиера, Играешь ролю лицемера6; Иль, может... но на этот раз Моим поклепам и догадкам И стихотворческим нападкам Пора мне положить конец. Лихого Бурцова знакомец7, Тройного хмеля будь питомец — Вина, и песен, и любви, Или, мудрец тяжеловесный, Свой стих веселый протрезви Водою нравственности пресной,— До этого мне дела нет: Рядись как хочешь на досуге, Но мне на голос дай ответ, И, помня о старинном друге, Ты будь Денисом прежних лет!
Примечания
Ниже приводится первоначальная редакция стихов, следовавших после строки: Непостоянных усачей?
Будь счастлив с постояльцем новым! Но берегись, чтоб наконец К тебе хозяином суровым Не обратился твой жилец. Иль, может быть, любовь и дружбу, Сих двух житейских побродяг, Ты презрел для небесных благ, Вступив в мистическую службу? Чем не пошутит хитрый враг? Уж верить ли моим гаданьям? Сказав «прости» очарованьям, Назло пленительных грехов, И упоительным мечтаньям Весны, веселий и стихов, Любви призыву ты не внемлешь, Но в клире набожных певцов, Ковач благочестивых строф, Псалтырь славянскую приемлешь И мысленно заране дремлешь В академических венках. В твоем камине на кострах Пылает сатаны угодник, Походов девственных певец, Теоса мудрый греховодник И соблазнительный мудрец, Наставник счастия Гораций; И окаянного Парни, Причастника единых граций, Ты променял во оны дни На житие церковных дедои; Постясь в монашеской сени, Не знаешь жирных мясоедов, Ни шумных дружеских обедов, Ни тайных ужинов вдвоем, И, следуя примерам общим, Ханжишь, слывя живым усопшим, С собой, с людьми и с божеством. Или... но расстаюсь с пером. Изобретательному гневу И стихотворному напеву Пора мне положить конец! Ты будь гусар или чернец, Любви отступник или жрец, Или шалун неугомонный, Иль сонный член «Беседы» сонной — До этого мне дела нет: Рядись как хочешь на досуге, Но мне на голос дай ответ, И, помня о старинном друге, Ты будь Денисом прежних лет!
1. Перо Хераскова приемлешь... — М. М. Херасков (1733—1807) — писатель, автор дидактических поэм, написанных высоким слогом.
2. Роскошной Душеньки певец... — Имеется в виду И. Ф. Богданович (1743—1803), автор поэмы «Душенька», переиначивший на русский лад античный миф о любви Амура и Психеи.
3. Теоса мудрый греховодник... — Анакреон (ок. 570—478 гг. до н. э.), древнегреческий поэт, воспевавший любовь, вино и праздную жизнь.
4. И окаянного Парни... — Эварист Парни (1753—1814) — французский поэт, известный своими элегиями, эротическими стихотворениями и антиклерикальной поэмой «Битва старых и новых богов». В России Парни становится популярным с конца XVIII в. Влияние его в той или иной мере сказалось на творчестве Ю. А. Нелединского-Мелецкого, В. Л. Пушкина, Д. В. Давыдова, К. Н. Батюшкова, А. С. Пушкина.
5. Memento mori — Помни о смерти (лат.).
6. Не испугавшись Молиера, // Играешь ролю лицемера... — Намек на комедию Мольера (1622—1673) «Тартюф».
7. Лихого Бурцева знакомец... — О Бурцеве см. примечание к стихотворению «К партизану-поэту».
П.А.Вяземский. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 3-е.
Ленинград: Советский писатель, 1986.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.