Пол Феррис. Зигмунд Фрейд (34) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

1616 Просмотров

В октябре 1920 года он связался со своим племянником Эдом Бернейсом, предложив написать популярные статьи для ньюйоркского журнала, пользующегося неплохой репутацией, и дав не очень привлекательное название для первой статьи: "Не используйте психоанализ в полемике". Бернейс обратился в "Космополитан", и журнал предложил по тысяче долларов за статью, огромную сумму, если они будут написаны на тему "Психическое место жены в доме". Фрейд отказался. Под "популярными" он подразумевал статьи, предназначенные для образованных неспециалистов. Приблизительно в это же время Сэм Фрейд в Манчестере, читая старый номер "Панча" в приемной дантиста, с "удивлением и радостью" увидел стихотворение о Фрейде и Юнге. Он отослал его дяде, но тот не порадовался. Стихотворение было весьма глупым. Популярность, вздохнул Фрейд, это угроза серьезным открытиям. Тем не менее в зыбучих песках общественного мнения психоанализ начал занимать все более прочное место. Фрейд тут же согласился с предложением Бернейса, поступившим несколько лет спустя, о том, чтобы он возглавил "международную психоаналитическую организацию" с "научным фондом", в которую будут поступать желающие и распространять идеи психоанализа. К сожалению, люди не заинтересовались научными фондами. Они ждали от психоанализа другого. "Чикаго трибьюн" в июне 1920 года предложила Фрейду двадцать пять тысяч долларов за психоанализ двух студентов, Леопольда и Леба, совершивших нашумевшее убийство четырнадцатилетнего мальчика, потому что, как утверждали, они считали себя "ницшеанскими сверхлюдьми". Но в то время он в любом случае не мог принять это предложение из-за здоровья, и поэтому ему не пришлось раздумывать, поддаваться ли искушению получить сумму денег, которых бы ему хватило на долгую обеспеченную старость. В том же году голливудский продюсер Сэм Голдвин предложил ему целое состояние (говорят, что эта цифра составила сто тысяч долларов), чтобы он участвовал в создании фильма о "великих любовных историях мира", начиная с Антония и Клеопатры. Несомненно, главным для студии являлось бы имя Фрейда на экране и в рекламе. В глазах публики, несмотря на все свои старания, Зигмунд Фрейд теперь оказался символом сексуальных откровений, слишком научным, но смелым и современным. Он отклонил предложение Голдвина. На следующий, 1925 год немецкий режиссер Ганс Нойман попытался вовлечь его в съемки образовательного фильма о психоанализе. Фрейд совсем этим не заинтересовался и оставил переговоры Абрахаму, который в то время был президентом международной ассоциации. Научно-популярный фильм "Тайна души" был тут же сделан и показан в кинотеатрах. В рекламе сообщалось, что он снят "под руководством" Фрейда, что было совершенно неверно и чрезвычайно его раздражало. Джонс попытался запретить показ фильма в Лондоне, но безуспешно*. * Психоанализ привлекал кинематографистов из коммерческих соображений. Сценарий так и не снятого немецкого фильма того периода, "Сенсационные откровения о ночной жизни человеческой души", был основан на хореографической версии "Трех очерков о сексуальности" Фрейда, где должны были сниматься мальчик-звезда Джеки Куган в роли молодого Эдипа и "Тиллер Герлз" в качестве эротических танцовщиц. Поскольку в это время имя Фрейда приобрело огромную известность, он стал и популярнее, и в то же время уязвимее. Репутация сделала его "новостью", объектом всеобщего внимания. В сенсационной истории американского пациента и его любовницы (доктора Горация Фринка и госпожи Анжелики Бижур) он едва избежал газетной шумихи. Фринк, который в 1905 году закончил Корнеллский университет, начал работать психиатром, увлекся гипнозом и быстро перешел к психоанализу, став первым секретарем Нью-йоркского психоаналитического общества в 1911 году. Он и его жена, Дорис Бест, были проанализированы на следующий год коллегой, доктором Тадеушем X. Эймсом, и он собирался посетить Вену в 1915 году, чтобы анализ продолжил сам Фрейд. Война сделала это невозможным. Эрнест Джонс сначала решил, что он "честный парень, но очень ограниченный", но тот в 1918 году опубликовал весьма полезную книгу о навязчивом поведении, и когда после войны психоанализу в США понадобился лидер, а особенно местный редактор международного журнала, популярность Фринка в нью-йоркском обществе - а также раздражавшая Фрейда привычка Брилла не отвечать на письма - сделала его серьезным кандидатом. В феврале 1921 года он наконец отправился в Европу, чтобы подвергнуться анализу. Это был высокий и забавный человек, который провел в Вене несколько месяцев, оправдав надежды Фрейда. Его и избрали из всех кандидатов. Никого как будто не беспокоил этот империализм со стороны Вены. Фрейду было лучше видно. Одной из скрытых причин того, что он выбрал Фринка, возможно, была его старая предрасположенность выбирать неевреев в качестве миссионеров для англосаксов. Фринк вроде бы имел небольшие психологические проблемы. За год или два до того он страдал от "токсических головных болей" и частичной потери памяти, а в Вене у него были проблемы со сном. Подробности этого анализа никогда не публиковались. Но он рассказал Фрейду о связи с замужней женщиной, Анжеликой Бижур, которая началась еще до войны, когда женщина стала его пациенткой. Фрейд посоветовал ему признаться в своих чувствах к ней, сказав ему (как он позже объяснил доктору Эймсу): Я думал, что каждое человеческое существо имеет полное право стремиться к сексуальному удовлетворению и нежной любви, если видит способ получить их и не смог найти этого у своей жены. Когда он выразил неуверенность, мне пришлось стать на сторону его подавленных желаний и таким образом выступить защитником желания развестись и жениться на госпоже Б. Муж Анжелики, Абрахам, был богатым бизнесменом из ньюйоркской семьи евреев-ортодоксов. У Анжелики Бижур были собственные средства. Они часто ссорились, как по поводу его неудачного исполнения супружеских обязанностей, так и из-за ее дружбы с Фринком, которая, как она утверждала, была совершенно невинна. Когда летом 1921 года анализ Фринка у Фрейда (за который платила она) подходил к концу, она приехала в Европу, чтобы увидеться с ним. По пути она остановилась в Париже, где в то время был ее муж. Она была с ним в постели в тот же день и еще несколько раз позже. Тадеуш Эймс, который теперь был аналитиком Абрахама - а также президентом Ньюйоркского психоаналитического общества, - знал все подробности. Анжелика, по некоторым данным, каждый из этих раз получила удовлетворительный оргазм. К тому же она подарила мужу жемчужные запонки стоимостью в пять тысяч долларов. Затем госпожа Бижур отправилась в Вену, где присоединилась к Фринку, встретилась с Фрейдом и узнала от него, что Фринк действительно ее любит. Позже она говорила, что ее любовник, когда она приехала, страдал от депрессии. Фрейд, по ее словам, "посоветовал мне развестись, как из-за моего неполноценного существования, так и потому, что 'если я сейчас отвергну доктора Ф[ринка], он может никогда не вернуться в нормальное состояние и, вероятно, станет гомосексуалистом, хотя и скрытым'". Она утверждала, что восприняла некоторые из этих идей как "сумасшедшие галлюцинации". Анжелика Бижур не представляется очень надежной свидетельницей, но очевидно, что и она, и Фринк считали, будто специалист рекомендует им развод и брак. К этому времени Фрейд уже избрал Фринка своим американским знаменосцем, поэтому был заинтересован в его выздоровлении. Будущее Фринка в движении, напомнил он Эрнесту Джонсу, "зависит от полной перемены в его личных делах, которую он собирается совершить, но в успехе которой еще есть сомнения". Фринк и госпожа Бижур взялись за изменение своей жизни. Они поехали поездом в Париж, где Абрахам ждал жену на вокзале, подошли к нему с улыбкой и заявили, что хотят пожениться. Затем все трое вернулись в Нью-Йорк на разных кораблях, и Абрахам обратился к своим адвокатам - похоже, его настроила на это семья. Он написал письмо Фрейду, которое так и не отправил, где спрашивал: "Великий Доктор, вы ученый или шарлатан?". Впервые об этих осложнениях Фрейд узнал из письма Тадеуша Эймса в сентябре, который как врач врачу объяснил ему, что происходит, и предостерег, что адвокаты Бижура готовы "при достаточной провокации" передать историю в газеты и "совершить нападение на доктора Фринка и психоанализ". Бижур был готов дать жене развод, но хотел, чтобы Фринка исключили из нью-йоркского общества. Если его не исключат, писал Эймс, и история получит огласку, "газеты проклянут всех аналитиков Америки". В Центральной Европе газеты и обманутые мужья вели себя по-другому. Фрейд написал вежливый, но возмущенный ответ, Обвиняя американское "лицемерие и притворную мораль", и предложил нереалистичный выход: пусть нью-йоркские аналитики поддерживают Фринка в любом случае. Он провел грань между советом паре, которого он не давал, и помощью в том, чтобы признать реальное положение вещей, которую он оказал: "Для меня это была честная и серьезная любовь, противопоставленная расчету. На этом мой интерес заканчивался". Публика, признавал он, может и не уловить этой разницы. Фрейд занимался казуистикой. Его взгляды на сексуальное поведение были всегда двусмысленными. Традиционная мораль и жизнь холостяка интересовали его в молодости, потому что проблемы холостяцкой жизни были все еще свежи в его памяти. Ему не нравились ограничения, но он не осуждал их. Позже у него появилась точка зрения, что цивилизация требует отказа от инстинктов. Без сомнения, это отражает тот факт, что он сам от них отказался. Но в глубине души он симпатизировал тем, кто использовал свои сексуальные возможности. Желание Фрейда увидеть, как Гораций и его Анжелика сыграют свадьбу по любви, чувствуется во всей этой истории. "Госпожа Б. - сокровище для сердца", - пишет он Фринку 12 сентября 1921 года. "Награда стоит борьбы... Госпожа Б. станет прекрасной, когда будет счастливой". Абрахама он презрительно называл "знаменитым мужем госпожи Б." (письмо Фрейда Джонсу от 6 ноября 1921 года). Печальная история становится еще печальнее. Характер Фринка оказался более неустойчивым, чем Фрейд думал. Его жена писала ему трогательные письма, грустные, но не злые, которые он с тревогой показал Фрейду. Тот решил, что они "холодны и разумны" и после развода "она станет тем, чем была раньше". Фринк не был уверен, как лучше поступить, и просил Фрейда продолжить анализ. В это время в отдаленных штатах проходили разводы. Дорис Фринк с двумя детьми в Нью-Мексико сделала так, как ей посоветовали адвокаты господина Бижура. Возможно, к счастью для Фрейда, Абрахам на следующий год скончался от рака. Это событие "упростило положение дел [Фринка] и исключило все возможности скандала в добродетельной Америке" (письмо Фрейда Джонсу от 11 мая 1922 года). Летом 1922 года Фрейд смягчился и позволил Фринку вернуться на анализ. Они с Анжеликой приехали в Берхтесгаден, где Фрейды проводили лето, и "иногда" Фринк получал час лечения. Фрейд не любил нарушать свой покой во время отпуска, но Фринк, избранный лидер движения в Америке и человек, заслуживающий того, чтобы быть счастливым, явно был особым случаем. В письмах Фрейда также улавливается мысль, что Фрейд надеется на некоторую часть денег Анжелики, которые пригодились бы движению. Когда Фрейды вернулись в Вену, Фринк и госпожа Бижур вроде бы поехали вместе с ними. Затем пара отправилась в Париж, чтобы начать приготовления к свадьбе. Фринк один вернулся в Вену, и с ним случилось нервное расстройство. Он вел себя агрессивно в гостинице, страдал от эмоциональных перепадов и галлюцинаций: ему казалось, что ванна - это могила. Фрейду пришлось найти человека, чтобы присматривать за ним. Когда приехала Анжелика, Фринк ударил ее. Несмотря на все это, в декабре они поженились и отправились на медовый месяц в Египет. Но Фринк очень изменился. Его избрали президентом ньюйоркского общества (члены которого практически не знали о происходящем) в январе 1923 года, когда он был все еще в свадебном путешествии. Вернувшись с рецензией на книгу, чернящей Брилла, он тут же создал проблемы. Бывшая миссис Фринк умерла в мае от пневмонии - ему не разрешили с ней повидаться, - и он начал ссориться с Анжеликой. К концу 1923 года он был слишком болен, чтобы работать, и не мог исполнять функции президента. На следующий год он дважды лечился в психиатрической клинике Фиппса при университете Джонса Хопкинса в Балтиморе. Анжелика решила развестись с ним. Он перерезал себе артерию и почти до смерти истек кровью. В конце концов он почти выздоровел и прожил еще двенадцать лет, скончавшись от сердечного заболевания в 1936 году, в возрасте пятидесяти трех лет. В клинике Фиппса его лечил Адольф Мейер, известный психиатр, который эмигрировал в США из Швейцарии в 1890-х годах. Моралист цюриховского образца, который не испытывал симпатии к психоанализу, счел случай с Фринком отвратительным и в частной переписке писал о "так называемом американском лидере психоаналитической работы и его отвратительной жене", имея в виду Анжелику. Мейер решил, что и она, и Фринк "действовали под более или менее насильственным внушением Фрейда". Без сомнения, Фрейд поступал так, как считал правильным, но, похоже, он, как часто бывало и раньше, использовал свои навыки и личный авторитет, чтобы убедить пациентов, что знает их мысли лучше, чем они сами. Он неправильно понял Фринка и госпожу Бижур. Его суждения кажутся поверхностными, как будто он не смог понять, что это реальные жизни, а не элементы очередного очерка. А когда драма закончилась, Фринк захотел покончить с собой, вот-вот должен был произойти второй развод, а бывшие супруги обоих уже умерли, Фрейд писал Джонсу 25 сентября 1924 года: Какая польза от американцев, если они не платят денег? Они больше ни на что не годны. Моя попытка дать им лидера в виде Фринка, которая так печально закончилась, - последнее, что я для них сделал. Это было написано после того, как Фрейд сам серьезно заболел, и не будем судить его строго. Он тоже очень изменился. Глава 27. Рак В течение полных событий и сложных послевоенных лет здоровье Фрейда не вызывало особого беспокойства. Он, как обычно, жаловался на старость. Два дня спустя после своего шестьдесят пятого дня рождения, в мае 1921 года, он писал Ференци, что 13 марта я неожиданно шагнул в настоящую старость. С тех пор меня не оставляет мысль о смерти, а иногда появляется впечатление, что семь из моих внутренних органов спорят друг с другом, кому из них достанется честь закончить мою жизнь. Ему не приходило в голову никакого объяснения этому, разве что маловероятное - Оливер как раз уезжал в Румынию. Десять лет назад он скорее проанализировал бы это чувство, чтобы определить его истоки. Теперь он просто принял его как должное. В том же месяце Георг Гроддек, который все еще занимался психологией болезней, пригласил Фрейда с Анной погостить у него в Баден-Бадене. Разумной причиной отказа, как ответил Фрейд, было то, что его летний отпуск уже спланирован. Но настоящая причина иная. Потому что я утратил молодость... На самом деле в старости остается только одна потребность - отдохнуть. И здесь совершенно ясный расчет. Поскольку я не смогу собрать плоды этого дерева, к чему мне сажать его? Подло, но честно. Такие намеки на смерть начали появляться, когда он в первый раз анализировал Фринка. Возможно, то, что сейчас кажется черствостью по отношению к Фринку и его делам, было просто усталостью. Но если здоровье Фрейда и ослабло, оно не было таким уж плохим, как он говорил. У него по-прежнему находились силы, чтобы принимать всех пациентов шесть дней в неделю - в июне 1922 года он писал Джонсу, что "девять часов [в день] скоро будет для меня слишком много", - да и комитет с его соперничающими членами требовал внимания, хотя часто Фрейд уделял его с неохотой. Последние десять дней длинного летнего отпуска в 1921 году Фрейд провел в рабочем отдыхе с комитетом в горах Харц в Северной Германии. Это был единственный раз, когда они отправились куда-то вместе. Абрахам, который знал эти места, играл роль проводника. Эйтингон, новый член, Ранк, Закс, Ференци и Джонс тоже были там. Они осматривали окрестности, гуляли (причем Фрейд, по словам Джонса, ходил "быстро и не уставал") и разговаривали. Фрейд в то время в очередной раз увлекся оккультизмом и воспользовался случаем, чтобы прочитать коллегам статью, в конце концов получившую название "Психоанализ и телепатия", которую он написал тем же летом. Оригинальный текст Фрейда не имел названия. Статья была опубликована лишь после его смерти, и издатели дали ей поверхностное название, не соответствующее содержанию. В первый и единственный раз Фрейд обратился к телепатии. Статья начинается со смелого заявления, что стимул к исследованию "психических сил, отличающихся от знакомого нам разума человека или животного" теперь "чрезвычайно силен". Это объяснялось послевоенным мнением, что жизнь на земле как бы обесценилась, и возникающим сомнением в научной однозначности, вызванным, например, эйнштейновской теорией относительности. Психоаналитику нужно быть настороже и не утратить свою беспристрастность. И тем не менее, по словам Фрейда, мало сомнений в том, что при рассмотрении оккультных феноменов "очень скоро мы придем к тому, что некоторая часть из них подтвердится". Какая именно, он не говорит. Он упоминает о спиритизме и об угрозе психоаналитическим методам, которая возникнет, если так называемым "духовным существам" станут доступны "абсолютные объяснения". Так что от методов анализа тоже откажутся, если будет надежна вступить в прямой контакт с действующими духами с помощью оккультных процедур - точно так, как человек готов отказаться от кропотливой и однообразной работы, если есть надежда разбогатеть в один прием с помощью удачной сделки. Сделав шаг в неисследованном направлении, Фрейд тут же отступает, объявляя, что "мое личное отношение к этому материалу остается лишенным энтузиазма и двойственным", и остальную часть лекции обсуждает примеры предсказания будущего и передачи мыслей. Он забыл рассказать об одном эпизоде, который произвел на него впечатление*, и тут же обратил на это внимание своей крошечной аудитории, говоря, что это подтверждает, что "я обсуждаю тему оккультизма под давлением огромного сопротивления". * Этот эпизод связан с английским врачом Форсайтом, австрийским пациентом, который увлекался "Сагой о Форсайтах" Голсуорси, и различными совпадениями имен и мыслей Фрейда не слишком беспокоили его размытые взгляды на оккультное. Еще три следующие статьи были посвящены этой теме и не содержали никакой конкретной информации. Нам приходится довольствоваться его замечанием, сделанным в 1933 году: "Возможно, у меня тоже есть тайная склонность к чудесам". После отдыха в горах Харц комитет вернулся к своей задаче восстановления движения. Внутренний круг по-прежнему играл важнейшую роль, но психоанализ в общем приобретал более жесткую организацию. Вопросы, которые всегда решались в зависимости от личных предпочтений и необходимости подчиняться желаниям Фрейда, теперь требовали создания руководств или даже правил. Можно ли гомосексуалистам становиться членами обществ, входящих в международную ассоциацию? Вообще-то нет, потому что гомосексуализм - это невроз, который мешает лечению неврозов пациентов, хотя прямого отказа таким людям нельзя было давать. Стоит ли привлекать неспециалистов в аналитики? Ответ всегда был утвердительным, но американцы настаивали на наличии медицинского образования, и Фрейд ничего не мог с этим поделать. Издательская организация психоанализа, "Internationaler Psychoanalytischer Verlag", созданная в январе 1919 года, была наиболее заметным отражением деятельности движения, а также основным источником неприятностей. Ее всегда называли просто "Verlag" (издательство). Оно было гарантией независимости Фрейда от капризов или жадности коммерческих издателей. Финансирование было проблематичным, потому что Фройнд, человек, который должен был давать на этот проект деньги, обеднел, а после скончался. Управлять издательством таким способом, чтобы не ущемлять ничьих интересов, было сложно, и Фрейд, который не хотел заниматься производственными вопросами, оставил это другим, в первую очередь Джонсу и Ранку, а они никак не могли друг с другом поладить. Джонс, который издавал в Лондоне "Интернациональный журнал", обнаружил, что Ранк в Вене отменяет его указания или жалуется на "мусор из-за океана" - это возмущение показалось Джонсу нелепым. Когда-то он говорил Фрейду, правда, по другому поводу, что, хотя он отчасти понимает антиамериканизм, едва ли можно обвинять целую нацию, особенно такую, которая через пятьдесят лет станет "судьей всего мира". Фрейд оказался втянутым в споры, ругал Джонса за то, что он вмешивается, а потом вынужден был читать длинные оправдания, приходившие в ответ. Он не любил и не умел играть роль администратора, но так и не смог полностью отгородиться от дел издательства. В его жизни больше не было обязанностей, которые раньше заставляли его двигаться от одной цели к другой. Он узнал, что такое колебания, связанные с пожилым возрастом. Его письмо Ференци перед конференцией 1922 года, которая должна была проходить в Берлине, звучит грустно и ностальгически. Что-то внутри меня восстает против стремления продолжать зарабатывать деньги, которых никогда не хватает, и работать все теми же психологическими средствами, которые тридцать лет позволяли мне оставаться справедливым, несмотря на презрение к людям и этому отвратительному миру. Во мне возникают странные тайные желания - возможно, это наследие предков - жить на Востоке или Средиземноморье и вести совершенно другую жизнь: детские мечты, которые невозможны и не соответствуют реальности, как будто свидетельствуют о том, что моя связь с ней нарушена. Но вместо этого - мы встретимся на земле здравомыслящего Берлина. Во время летнего отпуска в пансионе "Мориц" в Берхтесгадене, где Фрейд готовил лекцию для конференции в сентябре - чередуя это с анализом Фринка, - он узнал, что дочь его сестры Розы, Цецилия, которую называли Мауси, убила себя передозировкой веронала*. Ей было двадцать три, она была не замужем и беременна. В письме Сэму Фрейд упоминает о романе, который не удался, но похоже, как будто всему виной он считал плохие отношения дочери с "тетей Розой". Возможно, Фрейду не рассказали всей правды, зная, как он относится к семейным скандалам. * Роза оказалась самой несчастливой из сестер и братьев Фрейда. Она потеряла мужа до войны, сына - во время войны, а теперь и дочь. Она прожила еще двадцать лет и была убита в фашистской газовой камере. В Берлине собралось около двухсот пятидесяти психоаналитиков и заинтересованных лиц, чтобы, как обычно, посетить лекции, посплетничать, посидеть за столом. Приехало меньше десятка американцев, среди них Фринк и госпожа Бижур, которые в любом случае были в Европе. Американский психоанализ становился самодостаточным и процветающим и не нуждался в руководстве из Европы - или, как выразился Фрейд, увлекся успехом и деньгами. Его лекция была посвящена еще одному уточнению к общей теории, "метапсихологии", - как оказалось, последнему, - которое добавило новые абстракции к сложной схеме психоанализа. Полный отчет появился в апреле 1923 года под названием "'Я' и 'Оно'". На немецком языке название звучало как "Das Ich und das Es". "Оно" - это термин, использованный впервые Гроддеком для обозначения неизвестной части человека, силы, которая "управляет нашей жизнью, в то время как мы думаем, что живем сами". У многих людей есть ощущение чего-то другого, скрывающегося за "Я", которое нам вроде бы известно. Фрейд позаимствовал этот термин для определения "бессознательного", потому что это слово перестало означать то, что он хотел. Переводчики его работ на английский не стали использовать слов "I" и "It" - то ли потому, что эти термины были слишком непонятны, то ли потому, что они звучат недостаточно научно. "I" латинизировали и превратили в "Это", а "It" - в "Id". В результате в английском языке появилось краткое слово "Id" для обозначения темной стороны человеческой природы*. * Варианты "ид" и "эго" можно встретить и в некоторых русских переводах. - Прим. перев.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.