Поль Мари Верлен (3)

 ОБЕТ

 Подруги юности и молодых желаний!
 Лазурь лучистых глаз и золото волос!
 Объятий аромат, благоуханье кос
 И дерзость робкая пылающих лобзаний!

 Но где же эти дни беспечных ликований,
 Дни искренней любви? Увы, осенних гроз
 Они не вынесли, - и вот царит мороз
 Тоски, усталости и нет очарований.

 Теперь я одинок, угрюм и одинок.
 Так старец без надежд свой доживает срок,
 Сестрой покинутый, так сирота тоскует.

 О женщина, с душой и льстивой и простой,
 Кого не удивишь ничем и кто порой,
 Как мать, с улыбкою вас тихо в лоб целует!


 ПАРИЖСКИЕ КРОКИ

 Луна на стены налагала пятна
 Углом тупым.
 Как цифра пять, согнутая обратно,
 Вставал над острой крышей черный дым.

 Томился ветер, словно стон фагота.
 Был небосвод
 Бесцветно-сер. На крыше звал кого-то,
 Мяуча жалобно, иззябший кот.

 А я, - я шел, мечтая о Платоне,
 В вечерний час,
 О Саламине и о Марафоне...
 И синим трепетом мигал мне газ.


 МАРИНА

 Океан сурово
 Бьет глухой волной
 Под немой луной, -
 Бьет волною снова.

 В бурых небесах,
 Злобный и могучий,
 Разрезает тучи
 Молнии зигзаг,

 Каждая волна,
 В буйстве одичалом,
 Бьет по острым скалам,
 Рвет, встает со дна.

 Машет в отдаленье
 Ураган крылом,
 И грохочет гром
 В грозном исступленье.



 ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

 Долгие пени
 Скрипки осенней
 Зов неотвязный,
 Сердце мне ранят,
 Думы туманят,
 Однообразно.

 Сплю, холодею,
 Вздрогнув, бледнею
 С боем полночи.
 Вспомнится что-то.
 Все без отчета
 Выплачут очи.

 Выйду я в поле.
 Ветер на воле
 Мечется, смелый.
 Схватит он, бросит,
 Словно уносит
 Лист пожелтелый.


 БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ЧАС

 Луна ала на темных небесах;
 Качается туман; луг холодеет
 И спит в дыму; в зеленых тростниках
 Лягушка квакает; прохлада реет.

 Закрылись чаши лилий водяных;
 Ряд тополей в немой дали туманен,
 Прямых и стройных, - призраков ночных;
 Блеск светляков, над ивняками, странен.

 Проснулись совы; то вперед, то прочь,
 На тяжких крыльях, лет бесшумный, мерный
 Свершают; у зенита свет неверный,
 И, белая, Венера всходит: ночь!


 ГЕОРГИН

 Владычица толпы, чьи взоры с поволокой
 Обходят медленно свой круг, как у вола;
 Твой полный стан блестит, как твердая скала.

 Ты - пышный, сочный цвет, не пахнущий, высокий,
 И тела твоего проникнуты черты
 Непогрешимостью спокойной красоты.

 Пусть тела запахом другие нас пленят!
 Где ты, там никакой не веет аромат.
 Ты царствуешь, Кумир, не слыша фимиама.

 Так георгин, - король, одетый в багрянец, -
 Среди жасминных куп вздымает свой венец,
 Благоуханий чужд, без гордости, но прямо.

 Приходит ночь. Сова летит. Вот час, когда
 Припоминается старинное преданье.
 В лесу, внизу, звучит чуть слышное журчанье
 Ручья, как тихий шум злодейского гнезда.


 В ТИШИ

 Там, где сумрак словно дым,
 Под навесом из ветвей, -
 Мы молчаньем упоим
 Глубину любви своей.

 Наши души и сердца,
 И волненье наших снов
 Мы наполним до конца
 Миром сосен и кустов.

 Ты смежишь глаза в тени,
 Руки сложишь на груди...
 Все забудь, все отгони,
 Что манило впереди.

 Пусть нас нежно убедит
 Легкий ветер, что порой,
 Пролетая, шелестит
 Порыжелою травой.

 И когда с дубов немых
 Вечер, строго, ниспадет,
 Голос всех скорбей земных -
 Соловей нам запоет.


 x x x

 Ax! пока, звезда денницы,
 В спет дневной ты не ушла
 (Из пшеницы,
 Чу! кричат перепела),

 Обрати свой взор к поэту,
 Посмотри в мои глаза
 (Мчатся к свету
 Жаворонки в небеса)!

 Поспеши: твое сиянье
 Быстро меркнет в синеве
 (Стрекотанье,
 Шум ликующий в траве!). -

 И, прочтя, чем думы полны.
 Разгадав все тайны грез
 (Словно волны,
 С ветром зыблется овес), -

 Прошепчи о всем нежнее
 Там, где милой снится сон
 (О скорее!
 Вот уж вспыхнул небосклон!).


 x x x

 Так это будет в летний день. В тот час
 Горящий полдень, радуясь со мною,
 Меж шелка и атласа с кисеей,
 Еще прекрасней мне покажет вас.

 И синий небосвод, как ткань в палатках,
 Над нами, побледневшими тогда
 От счастья, ожиданья и стыда,
 Вдруг задрожит в роскошных, длинных складках.

 Настанет вечер; всех маня ко сну,
 Коснется ветер свадебной вуали,
 И звезд приветный взор из темной дали
 Поздравит тихо мужа и жену.


 x x x

 Один, дорогою проклятой,
 Я шел, не ведая куда...
 Теперь твой облик - мой вожатый!

 Рассвета вестница, звезда,
 Едва заметная, белела...
 Зарю зажгла ты навсегда!

 Мой только шаг в равнине целой
 Звучал, и даль пуста была...
 Ты мне сказала: "Дальше, смело!"

 Я изнывал под гнетом зла
 Душой пугливой, сердцем темным...
 Любовь предстала и слила

 Нас в счастье страшном и огромном!


 x x x

 Le vent dans la plaine
 Suspend son haleine
 Favart*

 Это - экстаз утомленности,
 Это - истома влюбленности,
 Это - дрожанье лесов,
 Ветра под ласкою млеющих,
 Это - меж веток сереющих
 Маленький хор голосов.

 Свежие, нежные трепеты!
 Шепоты, щебеты, лепеты!
 Кажется: травы в тиши
 Ропщут со стоном томительным,
 Или в потоке стремительном
 Глухо стучат голыши.

 Чьи же сердца утомленные
 Вылились в жалобы сонные?
 Это ведь наши с тобой?

 Это ведь мы с тобой, милая,
 Тихие речи, унылые
 Шепчем в равнине ночной?

 <Ветер на равнине задерживает свое дыхание. Фавар (фр.)>


 x x x

 Целует клавиши прелестная рука;
 И в сером сумраке, немного розоватом,
 Они блестят; напев, на крыльях мотылька
 (О, песня милая, любимая когда-то!),
 Плывет застенчиво, испуганно слегка. -
 И все полно ее пьянящим ароматом,
 И вот я чувствую, как будто колыбель
 Баюкает мой дух, усталый и скорбящий.
 Что хочешь от меня, ты, песни нежный хмель"
 И ты, ее припев, неясный и манящий
 Ты, замирающий, как дальняя свирель,
 В окне, растворенном на сад вечерний, спящий?


 x x x

 По тоске безмерной,
 По равнине снежной,
 Что блестит неверно,
 Как песок прибрежный?

 Нет на тверди медной
 Ни мерцанья света,
 Месяц глянул где-то
 И исчез бесследно.

 Как сквозь дым летучий,
 На краю равнины
 Видятся вершины
 Бора, словно тучи.

 Нет на тверди медной
 Ни мерцанья света.
 Месяц глянул где-то
 И исчез бесследно.

 Чу! кричат вороны!
 Воет волк голодный,
 Здесь в степи холодной
 Властелин законный!

 По тоске безмерной,
 По равнине снежной,
 Что блестит неверно,
 Как песок прибрежный?


 x x x

 Деревьев тень в воде, под сумраком седым,
 Расходится как дым.
 Тогда как в высоте, с действительных ветвей,
 Рыдает соловей.

 И путник, заглянув к деревьям бледным, - там
 Бледнеет странно сам,
 А утонувшие надежды и мечты
 Рыдают с высоты.


 ПРОСТАЯ ФРЕСКА

 Зеленовато-красны
 Холмы и склоны эти
 В вечернем полусвете
 Все контуры неясны

 Вот золото стремнины
 Все более багрится,
 На вазе без вершины
 Чуть слышно свищет птица

 Осенний день тускнеет,
 Мечты мои бессвязны,
 И грусть мою лелеет
 Напев однообразный


 ЗЕЛЕНЬ

 Вот ранние плоды, вот веточки с цветами,
 И сердце вот мое, что бьется лишь для вас.
 Не рвите же его лилейными руками,
 Склоните на меня сиянье кротких глаз.

 Я прихожу, еще обрызганный росою,
 Что ветер утренний оледенил на лбу.
 Простите, что опять я предаюсь покою
 У ваших ног, в мечтах благодаря судьбу.

 Еще звенящую последним поцелуем,
 Я голову свою вам уроню на грудь.
 Пусть буря замолчит, которой я волнуем,
 А вы, закрыв глаза, позвольте мне уснуть!


 х х х

 На улице, в оправе тесной,
 Река, возникшая чудесно
 За пятифутовой стеной!
 В предместье мирном, ты небыстро,
 Без шума протекаешь - чистой,
 Но непрозрачною струей.

 Шоссе широко, и, безмолвны,
 Желты, как мертвый облик, волны
 Один туман лишь отразят,
 В тот даже час, когда, вставая,
 Заря сияет, зажигая
 Коттеджей черно-желтый ряд.


 x x x

 - Что скажешь, путник, ты про страны и вокзалы?
 Собрал ли скуку ты (она давно зрела),
 Плохой сигары дым пускающий, усталый,
 Ты, чья нелепо тень на стену налегла?

 Ах, после всех дорог, твой взор все так же мрачен,
 Твоя усмешка та ж, та ж грусть в лице твоем:
 Так месяц, между мачт, по-прежнему прозрачен,
 Так море старое все то же, с новым днем.

 Так кладбище все то ж, хотя могилы новы!
 Но расскажи нам то, что видно и без слов:
 Разочарованность твоей души; суровый
 И горький приговор мечтам былых годов!

 И ужас не забудь дней, сердце истомивших:
 Зла - всюду, и Уродств - везде, на всех путях;
 Политики позор и стыд Любви, заливших
 Потоками чернил кровь на своих руках.

 И не забудь себя: как груз своих бессилий,
 Всей слабости своей, всей простоты своей
 Ты влек на поле битв, где бились, где любили,
 Безумней - что ни день, и что ни день - грустней!

 Вполне ль наказан ты за глупую наивность?
 Что скажешь? - Люди злы. - А женщины? О, кто ж
 Пил влагу слез твоих? С кем знал ты неразрывность
 Судьбы? И ласка чья не оказалась ложь?

 Как ты доверчив был! как грубой лести верил!
 Ты помнишь ли, как ты мечтал когда-то сам
 О смерти сладостной? - Теперь ты скорбь измерил.
 О, ангел, падший ниц, конец твоим мечтам!

 Куда ж теперь пойдешь? скажи о новых планах?
 Иль, столько плакавши, ты весь душой размяк?
 По твердости коры мы судим о каштанах,
 А как уныл твой вид, как твой неверен шаг!

 Так чем же будешь ты? идилликом усталым,
 На небо глупое глядящим сквозь окно
 Глазами демона и взором одичалым?
 Не значит ли - совсем упасть на дно?

 Довольно ли с тебя такой простой развязки
 Романа? Кто другой (смышленей, может быть),
 За скрипки заплатив, хотел бы видеть пляски
 И не боялся бы прохожих раздразнить.

 Поройся в уголках своей души. Нельзя ли
 Оттуда выхватить блистательный порок,
 Красивый, дерзостный, как саблю доброй стали,
 И в небо устремить блистающий клинок?

 Быть может, не один, а несколько? Отлично!
 Иди же на войну и без разбора всех
 Рази! личиной скрыв беспечности приличной
 Неутоленный гнев и безнадежный смех!

 Не надо быть глупцом в сей жизни пустозвонной,
 Где в счастье ничего пленительного нет
 Без грез порочности, немного извращенной!
 И злом за зло платить, - да будет твой завет!

 - Людская мудрость? ах! мечты иным согреты!
 В том прошлом, что сейчас ты мне изобразил,
 Давая горькие и строгие советы, -
 Я помню лишь то зло, что сам я совершил!

 Из всех случайностей моей бродячей жизни,
 Из всех жестоких "бед", из всех моих дорог,
 Из голосов вражды и злобной укоризны
 Я помню лишь одно - как милосерд был Бог!

 Мои мучения все были справедливы,
 Никто не виноват, что лил я много слез,
 Но, может быть, и я познаю в день счастливый
 Прощение и мир, что всем дает Христос!

 Да, жалко быть глупцом в сей жизни преходящей,
 Но лучше в вечности венец свой заслужить,
 И нам гласит закон единый, настоящий:
 Не злом за зло платить, но всех и все любить!


 x x x

 Обманчивые дни весь день, весь день горели;
 Заката на меди теперь они дрожат,
 Закрой глаза, душа, довольно мы смотрели!
 О, искушения! - они нас сторожат.

 Весь день, весь день они горели беспощадно,
 Сжигая виноград на склонах, под горой
 Хлеба созревшие и опаляя жадно
 Небесную лазурь, что пела над тобой.

 О, побледней, душа, иди, ломая руки.
 Ужели те "вечера" святому "завтра" вновь
 Грозят? Безумия ужели живы муки?

 Воспоминания убей, убей. Любовь!
 О, грозный приступ зла! последний, без сомненья?
 Иди, душа, молись! молись до исступленья!


 x x x

 Жизнь скромная, с ее нетрудными трудами!
 В ней целый подвиг есть - служение любви!
 Веселым быть, следя все те же дни за днями,
 Быть сильным, чувствуя, что гаснет жар в крови!

 Знать, слышать в городах, меж всеми голосами,
 О Боже! лишь одно: колокола твои,
 И, повинуясь сам велению: "Живи!",
 Свой голос смешивать с грядущими волнами.

 С желаньем каяться - меж грешниками жить.
 Любить молчание - и бесконечно длить
 Терпения часы здесь, в жизненной пустыне,

 Сомненья детские раскаяний живых
 И тщетные мечты о радостях святых...
 "Прочь! - ангел говорит, - все доводы гордыни!"


 x x x

 О ГОРДОСТЬ! Мощный крик, валторны зов глухой,
 Огни кровавых звезд на броне золотой...
 Шатаешься, огнем и дымом опьяненный...
 О гордость! Мощный крик, валторны зов глухой!

 О НЕНАВИСТЬ! О звон над морем, заглушенный
 В снегу. Так холодно. Бессильный, утомлении,
 Пугаешься, бежишь на пристань. В тишину.
 Там молкнет колокол, далекий, заглушенный.

 О СТРАСТЬ! О странный шум, неясный, как во сне.
 Все пьяны. Кажется, им весело вполне.
 Глаза, и имена, и бред духов банальных,
 В котором гаснет шум, неясный, как во сне.

 О ЗАВИСТЬ! Ряд теней - в тумане. Ряд венчальных
 Кортежей. Тысячи - препятствий. Круг печальных
 Трудов: весь пышный цирк движений мировых!
 Под тихий скрипок звук, под гул пиров венчальных.

 О ГНЕВ! Угрюмый стон! О СКОРБЬ о днях былых!
 О ИСКУШЕНИЕ! - Был должен слышать их

 И я для глухоты молчанья неземного!
 ГНЕВ, ИСКУШЕНИЕ и СКОРБЬ о днях былых!

 Умрите, Голоса, чтоб не воскреснуть снова!
 Вы - смертны! вы - мечта! вы - звук пустой! вы - слово!
 Риторика греха! метафоры без крыл!
 Умрите, Голоса, чтоб не воскреснуть снова!

 Я более не тот, каким когда-то был.
 Умрите же во мне, в немой тиши могил,
 Под тайные мольбы души перерожденной!
 Я сердцем, я душой не тот, каким я был!

 Умрите в голосах молитвы умиленной!
 Она у райских врат стоит, как страж
 бессонный,
 И скажет в страшный день: "Умри" или "Живи!"
 Умрите в голосах молитвы умиленной

 И в страшных голосах ликующей ЛЮБВИ!