Психика и её лечение: Психоаналитический подход (54)

Прибегая к нарциссическим защитам, пациент неизменно хочет передать аналитику: «Мне все равно. Я не нуждаюсь ни в ком. Я выше вас. Вы не представляете никакой ценности, поэтому не имеет значения, что вы говорите или делаете». Если аналитик не понимает частого диадного происхождения нарциссических защит и черт характера невротического пациента, то характер этих защит noli me tangere [*] скорее обескураживает аналитика, нежели побуждает его постараться проникнуть вглубь этих защит. Часто ошибочно считается, что посредством анализа триадного переноса пациента с его регрессивными выработками будет постепенно исчезать большая часть нарциссическихчерт невротического пациента, а то, что может оставаться, будет неанализируемо или достаточно безвредно, чтобы пациент продолжал с этим жить.
Но как узнать, являются ли нарциссические защиты невротического пациента в данное время диадно или триад-но мотивированными? Мобилизация нарциссических защит в анализе невротического пациента неизменно означает, что аналитик чем-то больно его задел. Как правило, для аналитика не слишком сложно понять самому или выяснить у пациента, что вызвало реакцию пациента, и после этого эмпатизировать с его состоянием оскорбленного чувства. Независимо от того, известно ли уже аналитику или нет, что нарциссическая обида пациента триадно или диадно детерминирована, всегда полезно разделить с пациентом его переживание обиды, прежде чем пытаться давать возможную интерпретацию. Отклик пациента на передаваемое аналитиком понимание оскорбленных чувств пациента, как правило, информирует аналитика о подлинной мотивации реакции пациента как через содержание материала пациента, так и в особенности через собственные эмоциональные отклики аналитика на это содержание.
В отличие от того, что часто рекомендуется, я хочу подчеркнуть, что эмпатическое разделение и отзеркалива-ние аналитиком нарциссических обид и защит пациента на индивидуальном уровне не должно непременно включать в себя ни какого-либо ясно выраженного оправдания способа переживания пациента, ни обвинения аналитиком себя и извинения, если он не причинил пациенту другого вреда, кроме трансферентно переживаемого. Если аналитик признает эмпатическую неудачу, не испытывая вины перед пациентом и жалости к нему, значит он должным образом принимает во внимание взрослый статус пациента, а также его одновременно существующие триадные взаимоотношения с аналитиком. Также нет надобности в каких-либо подчеркнутых выражениях симпатии и теплоты. Переживание пациента, что его постоянно и по-настоящему понимают, в особенности когда он использует свои наиболее отталкивающие межличностные защиты, само по себе может быть достаточно трогательным и удивительным, чтобы активировались прерванные эволюционные потребности и желания пациента и начали искать новый объект в анализе.
Тонко передаваемое аналитиком эмпатическое понимание не только наиболее эффективное средство для разрушения нарциссической защитной позиции пациента, но оно также часто сопровождается тем, что пациент становится глубоко тронут, часто до слез. На более поздних стадиях анализа пациенты часто говорят аналитику, что подлинный интерес и понимание последнего в такие моменты воспринимались как громадное облегчение, как чувство чего-то такого, на что пациент более не смел и надеяться. К концу своего анализа мужчина-пациент в начале пятого десятка рассказал о таком переживании следующим образом: «Это был поворотный момент в анализе, когда вы впервые позволили мне почувствовать, что я вам интересен и вы правильно меня понимаете, в то время, когда я чувствовал себя смертельно оскорбленным вами и делал все возможное, чтобы передать вам, что более в вас не нуждаюсь. Я никогда не смогу забыть то чувство, когда вы в разгар моей холодной ненависти к вам дружелюбно и непреднамеренно позволили мне испытать, что вы все время пытались понять мои чувства и мою точку зрения и что вы способны рассказать мне о них лучше, чем это смогу сделать я сам. Вся моя ненависть улетучилась, и я не могу описать, сколь хорошо мне стало. Я чувствовал себя подобно Робинзону, который давно оставил надежду на то, что его найдут, и вдруг внезапно это случилось. В горле у меня стоял ком, и я был близок к тому, чтобы заплакать. После этого я никогда не испытывал столь отчаянной безнадежности, я начал чувствовать, что в большей мере существую сам по себе».
Помимо нарциссических отношений и черт характера менее бросающиеся в глаза защитные позиции против возрождения вытесненных нарциссических травм представлены диадно детерминированными внутренними запретами выражения Собственного Я у невротических пациентов, обычно сопровождаемыми хронически низким самоуважением. Хотя сходные симптомы будут обильно встречаться у невротических пациентов как мотивированные их бессознательными триадными конфликтами, на диадно обусловленный внутренний запрет и застенчивость нельзя повлиять тщательной проработкой их вытесненных эдипальных отношений и их регрессивных «догенитальных» выработок. Вместо этого, подобно нарциссическим защитам, диадно мотивированные внутренние запреты и склонность к стыду будут, как правило, доступны для эмпатического схватывания и передаваемого аналитиком понимания диадного переноса пациента на него [*].
Чем в большей мере аналитик воспринимается пациентом в качестве нового диадного идеального объекта, тем более важным будет правильное осознание аналитиком различных форм идеализации пациента. Когда аналитик знает, чего искать, обычно для него не очень трудно отличить диадные идеализации пациента оттриадных, а также трансферентные идеализации от идеализации нового объекта в каждой группе.
Хотя иногда кажется, что диадные и триадные идеализации придают силу друг другу, до подростковых интеграции они являются в основном отдельными и часто в корне отличными способами переживания идеальных объектов в качестве как объектов любви, так и образцов для подражания. Образы диадных индивидуальных объектов, первоначально возникшие как идеализируемые и не зараженные амбивалентностью, эдипальной сексуальностью и соперничеством, будут продолжать существовать в основном вне конфликта в качестве идеальных образцов для себя и для объекта любви. Как говорилось ранее, они будут сохранять базисный либидиналь-ный катексис индивидуальных первичных объектов на всем протяжении развития, а также обеспечивать модели для жизненно важных структурообразующих идентификаций. Соответственно, диадные идеализации в целом отличаются своим постоянным и сохраняемым характером в отличие от намного более амбивалентной и изменчивой природы эдипально мотивированных триадных идеализации.
В соответствии с вышесказанным идеализация диадного объекта любви представляет неамбивалентную идеальную любовь, в основном асексуальную преданность, которая стремится к ненарушаемой гармонии между двумя индивидами, максимально представленными во внутренних мирах друг друга. Идеализация индивидуальной диадной любви объекта мотивирует большинство информативных идентификаций в период раннего развития, важным образом содействуя развитию способности растущего индивида к эмпатии, а также к переживанию все более дифференцированных эмоций.
В отличие от этого, идеализация триадного объекта любви специфически относится к эдипальному объекту любви и к идеализации его или ее эдипально детерминированных характерных черт. К ним относятся сексуально желанные и эротически обожаемые свойства объекта, его или ее индивидуальная внешность и характерные эмоциональные черты. Информативные идентификации с идеальным эдипальным объектом любви особенно любопытны в отношении эдипально связанного внутреннего переживания объекта, включая в особенности знаки с надеждой ожидаемой эдипальной взаимности. Будучи постоянно подвержена ревности и фрустрациям в эдипальном соперничестве идеализация триадного объекта любви значительно более амбивалентна и изменчива по сравнению с прототипическим диадным образом первого идеального объекта любви индивида.
Идеализация диадного объекта для подражания характеризуется константностью и отсутствием амбивалентности, которые характеризуют установившиеся взаимоотношения с образами диадных идеальных объектов. Оценочно-селективные идентификации с диадным образцом для подражания будут иметь первостепенное значение для консолидации идентичности индивида, в особенности как представителя своего пола. Результатами успешных оценочно-селективных идентификаций будут пользоваться как установившимся сходством с диадным объектом для подражания, увеличивающим чувства солидарности и лояльности индивида как к объекту, так и к своему полу.
В отличие от этого, идеализации триадного объекта для подражания являются амбивалентными идеализация-ми могущественного и успешного эдипального соперника. Следовательно, оценочно-селективные идентификации с ним мотивированы желанием устранить его и занять его место в эдипальном треугольнике. Вместо возросшей связи с триадным объектом для подражания успешная идентификация с его характерными чертами, как правило, переживается как триумф над ним и частичное устранение эдипального соперника. Однако оценочно-селективные идентификации с эдипальным образцом для подражания имеют первостепенное значение в обеспечении базисной готовности к будущим ролям растущего индивида в качестве сексуального партнера, супруга/супруги и родителя в три-адно структурированной семье.
Опора главным образом на информативные эмоциональные отклики аналитика на коммуникацию пациента одинаково важна как для проведения отличия между вышеназванными формами идеализации, так и для установления того, является ли идеализация пациентом аналитика трансферентной или идеализацией нового объекта.
Триадные идеализации пациента могут принадлежать к любой из этих категорий. Когда они трансферентны по своей природе, они принадлежат к вытесненной эдипальной истории пациента и, как правило, будут интерпретироваться и тщательно прорабатываться вместе с его анализом. Однако когда триадные идеализации имеют отношение к аналитику как новому эволюционному объекту, принадлежа таким образом к аналитико-специфической части три-адных развитии в аналитическом лечении невротического пациента, они будут, как правило, все в большей степени заменяться фазово-специфическими интернализациями, так как прерванные аспекты эдипального развития пациента будут завершены в ходе лечения. Интерпретативный подход аналитика к новым эволюционным аспектам триадной идеализации пациента не требуется и не рекомендуется до тех пор, пока триадная идеализация является осознаваемой и выполняет эволюционную функцию.
Однако если триадно мотивированные аналитико-специ-фические идеализации подверглись вторичному вытеснению, их следует интерпретировать и иногда связывать с первичной эдипальной историей пациента. Если на это не обращается внимания, аналитико-специфическая эдипальная вовлеченность может ускользать от интеграции, которые должны происходить в конце анализа. Если это случается, аналитико-спе-цифические триадные развития изменяются с эволюционных на трансферентные и становятся частью ятрогенного невроза, заменяющего первоначальный невроз. Такой недостаточно проанализированный аналитико-специфический перенос, включающий триадные идеализации, представляет особую опасность в тренинговых анализах, которые известны своей особой уязвимостью к нарциссическим контрпереносным потенциальным возможностям аналитика.
Диадные идеализации, которые становятся связанными с образом аналитика, когда преодолеваются диадно детерминированные защиты пациента, неизменно представляют идеализации нового эволюционного объекта, которые не были возможны ранее. Выше уже подчеркивалось важное значение уважения и терпимости к этим идеализациям как мотивирующим важное структурообразование.
Помимо этих новых диадных идеализации, впервые становящихся возможными для пациента, аналитик, лечащий невротического пациента, как правило, становится носителем уже установившихся диадных идеализации пациента, существующих наряду с его триадными идеализа-циями, вследствие отсутствия интеграции различных идеализации, которое характеризует невротическую патологию. До того как родительские ценности будут поставлены под сомнение в период отрочества с сопутствующим установлением личных идеалов, образы диадных идеальных объектов являются главными носителями системы ценностей растущего индивида во время его эдипальной стадии и латентного периода. Пациент надеется в своем индивидуальном диад-ном переносе на аналитика, что последний разделяет эти ценности идеальных объектов пациента. Эти идеи и идеалы могут включать в себя огромное разнообразие родительско-дериватных и семейно-центрированных идеологических взглядов, включая политические и религиозные доктрины и точки зрения. В особенности на ранних стадиях анализа пациент может захотеть сравнить такую систему ценностей с системой ценностей аналитика, настаивая, чтобы аналитик открыл ее пациенту. Так как диадно полученные ценности и идеалы пациента регулярно связаны с его триадно обусловленным интроектом суперэго, который представляет родительскую власть в вопросах, что правильно и что неправильно, пациент может испытывать опасения, позволительно ли ему работать с аналитиком, если последний не разделяет «правильные» нормы и ценности.
Помимо того факта, что вышеназванная ситуация лишь редко становится серьезным препятствием для продолжения невротическим пациентом лечения с данным аналитиком, она имеет отношение к той сфере в аналитических взаимодействиях, где соблюдение аналитического воздержания специфически означает, что аналитик последовательно воздерживается от раскрытия своих субъективных ценностей и личной философии жизни пациенту. В особенности на более поздних стадиях лечения диадная преданность пациента аналитику может порождать искушения для нарциссических контрпереносных потенциальных возможностей аналитика все в большей мере знакомить пациента с частными идеями и оценками аналитика. И опять главная опасность, по-видимому, присутствует в тренинговых анализах с психоаналитическими кандидатами.
Важно иметь в виду, что следствием патологии невротического пациента является то, что его нормы и идеалы большей частью не его интернализованные личные нормы и идеалы, но все еще правила и предрассудки, связанные с триадным суперэго и с образами диадных идеальных родителей. Для пациента они все еще являются эмпирически нормами и идеалами внешних или интроецированных значимых других объектов, которым он хочет доставить удовольствие или бросить вызов. В своих диадных и триадных переносах пациент предлагает аналитику роли эволюционного образца для подражания и морального судьи, чему аналитику трудно сопротивляться вследствие контрпереносных, а также на вид обусловленных реальностью причин. Однако при условии, что мы видим цель психоаналитического лечения в помощи пациенту достичь индвидуальной автономии и стать в достаточной мере эмансипированным как от своих первичных, так и вторичных эволюционных объектов, нам нельзя забывать о том, что такая автономия решающим образом зависит от окончательной идеал-формации индивида, являющейся его личным синтезом. Тщательно отслеживаемое воздержание в области ценностей и идеалов также является нашим лучшим ответом на нападки критиков, обвиняющих аналитиков в комплексе Пигмалиона, а также во внушении принципов и манипулировании своими пациентами.
Диадные и триадные переносы будут одновременно развиваться во время аналитического лечения невротического пациента, требуя по отношению к себе фазово-специ-фического корректного понимания и обращения. Однако это не обязательно ведет к какому-либо изменению ролей со стороны аналитика. Его функция остается той же самой: пытаться понимать как можно точнее субъективный способ переживания пациента, максимально используя свои информативные отклики, а также передавая это понимание пациенту. Соответствующая природа понимания аналитика будет определять, вовлечена ли и адресуется ли его коммуникация в данный момент диадно или триадно активированным уровням переживания в пациенте.