Психология человека в современном мире Том 2 (39)

Значимость идей С. Л. Рубинштейна о целостности  человеческой активности для изучения  практического мышления А. В. Панкратов (Ярославль) Свое понимание практического мышления С. Л. Рубинштейн из- лагает в книге «Основы психологии» (1935). Он выделяет три  особенности «практического мышления» (совпадающего здесь с на- глядно-действенным): совпадение поля зрения мысли и наглядного  созерцания, специфику ситуации действия, возможность «мышления  действиями». Очень важным считает С. Л. Рубинштейн факт совпадения «поля  зрения» мышления с полем действия. «„Манипулирование" в услови- ях непосредственного контакта с действительностью обеспечивает  непрерывный контроль и создает исключительно благоприятные  условия для установления соответствия мышления объективной ситу- ации. Именно поэтому… разумное действие – это генетически первая  интеллектуальная операция, на основе которой формируются все  остальные» (Рубинштейн, 1935, с. 334). Следует отметить, что, содер- жание практического мышления (ПМ), по Рубинштейну, не исчерпы- вается лишь узреваемым в ситуации. Если первоначально наглядное  мышление устанавливает зависимость между вещами в пределах не-246 посредственно данной ситуации, решает задачи «…на основе условий,  непосредственно данных в наглядной ситуации» (там же), то затем  меняется само чувственное непосредственное содержание созерцания,  так как в него проникают, врастают наши знания окружающей дейст- вительности. «В зависимости от уровня и содержания наших знаний  мы не только по-иному рассуждаем, но и по-иному непосредственно  воспринимаем то, что нам дано. Наши знания отражаются в нашем  созерцании. Самые способы действия, которыми располагает дейст- вующий и решающий задачу практического мышления субъект,  зависят не только от его личного, но и от социального опыта. Через них  в ситуацию практического мышления проникают знания, которые  не даны субъекту в виде понятий и общих положений, но которыми  субъект пользуется, поскольку они осели в определенных способах  оперирования с вещами» (Рубинштейн, 1935, с. 335). Таким образом, в учебниках С. Л. Рубинштейна (Рубинштейн, 1935,  1946) представлено понимание проблемной ситуации ПМ как огра- ниченной пределами «здесь и теперь», что противопоставляет его  точку зрения позиции Б. М. Теплова, рассматривающего задачу ПМ  в широких временных и пространственных рамках (Теплов, 1985,  с. 223–305). Однако эта критика не совсем правомерна, так как она  относится, по большей мере, к взглядам автора, характерным для ран- них этапов развития его методологической позиции. Обратимся  к историческому анализу рассматриваемой концепции. Интересно в этом плане сравнить книги Рубинштейна «Основы  психологии» (1935), «Основы общей психологии» (1940, 1946) и более  поздние работы: «Бытие и сознание» (1957), «Человек и мир» (1973)  и др. Для ранних работ характерны проявления популярных в то время  «атомистических» тенденций в психологии: стремление, например,  четко выделить всевозможные «виды» чего бы то ни было, «функции»,  «этапы», «стадии» и «периоды» в каком бы то ни было процессе и т. п.  Эти исследовательские задачи постоянно решаются и сейчас, но тогда  эта тенденция была несравненно выраженнее. На том этапе развития  науки психологии, роль которого, на наш взгляд, была связана с не- обходимостью «инвентаризации», «каталогизации» сведений, накоп- ленных о психических явлениях, это было обязательным условием  конституирования отечественной психологической науки, основан- ной на принципе единства сознания и деятельности. Именно поэтому  в фундаментальных учебниках С. Л. Рубинштейна доминирует четкая  разграниченность функций, этапов, видов различных психических  явлений. Для нашего изложения существенно то, что в систематике  Рубинштейна поддерживается общепринятое тогда четкое выделение  определенных видов мышления. В свое время нас, занимающихся 247 проблематикой практического мышления, несколько обескураживал  тот факт, что в более поздних работах крупнейшего в отечественной  психологии специалиста по психологии мышления отсутствует само  понятие «практическое мышление», хотя много внимания уделяется  проблеме взаимоотношения мышления и практики. Теперь нам это  представляется далеко не случайным. Поздние работы Рубинштейна  буквально пронизывает мысль о единстве человеческой психики, или,  еще глубже – о единстве процесса взаимодействия человека и мира.  И эта идея прекрасно согласуется с нашим новым пониманием прак- тического мышления, а именно, того, что только в ходе его изучения  могут быть выявлены сущностные свойства регуляции человеческой  активности. Таким образом, мышление как продуктивный компонент пси- хической активности человека, как и вся эта активность, есть лишь  аспект целостной преобразующей активности человека, выполняю- щий внутри нее регуляторные, познавательные и коммуникативные  функции. Соответственно, и понято, и исследовано мышление может  быть только лишь как часть активности человека, обладающего всеми  субъектными функциями. Важнейшим преимуществом направления  в психологии мышления, возглавляемого Ю. К. Корниловым, является  ориентация на динамику мыслительного процесса, выделяемого  в целостной преобразующей активности субъекта, создающего когни- тивное обеспечение этой активности, т. е. на то, что принято называть  практическим мышлением (Корнилов, 2000). Этот подход может быть  реализован в следующих формах: 1. С большим упором на деятельностную составляющую субъект- ной активности, которая, как известно, осуществлялась в изучении  «технического мышления», «мышления руководителя», «оперативного  мышления» и т. п. 2. Свойственное современной когнитивной психологии вни- мание к репрезентационным структурам, составляющим субъек- тивный опыт, «experience», выступающий в качестве когнитивного  обеспечения практической деятельности. Нами был проведен ряд  исследований, показавших, что важнейшими свойствами практи- ческого мышления являются, в частности, полиопосредованность,  субъектность и стратегичность, но дальнейшая разработка проблемы  показывает, что ее полноценное понимание возможно лишь с учетом  следующих двух подходов; 3. Подход, основывающийся на сложившемся в работах С. Л. Ру- бинштейна понимании важности анализа мыслительного процесса,  с акцентом на специфику его протекания в ходе реального субъ- ект-объектного взаимодействия. Именно следование этому подходу 248 придает особую перспективность исследованиям, выполняющимся  под руководством Ю. К. Корнилова (Корнилов 2000), поскольку в них  создаются предпосылки для полноценной реализации субъектного  принципа, разрабатывавшегося, в частности, А. В. Брушлинским  (Брушлинский, 1994). Этот подход порождает понимание особой  характеристики когнитивных продуктов практического мышления,  проистекающей из его основного свойства – направленности на ре- ализацию – их применимости в активности конкретного субъекта,  реализуемости в его специфических формах деятельности, в созда- ваемых им субъективных ситуациях. Мы считаем, что дальнейшее продвижение в понимании прак- тического мышления приводит к замене парадигмы «практическое– теоретическое» новой, более перспективной парадигмой «практич- ное–непрактичное». Дело в том, что раннее понимание практического  мышления, как регулирующего деятельность в ситуации, сущест- вующей «здесь и сейчас», где с данным конкретным реальным объ- ектом оперирует субъект, проявляющийся в некоей сиюминутной  сущности, уже давно, прежде всего, благодаря работам Б. М. Теплова  (Теплов, 1985, с. 223–305), отошло в прошлое. Очевидно, что прак- тическая активность субъекта развернута как в пространственном,  так и во временном плане. Решая конкретную задачу, он обобщает,  формирует эмансипированный от субъектности и ситуативности по- знавательный продукт, который потребуется ему – уже в бытность его  другим субъектом и в другом месте. Получается, что теоретическое  и практическое мышление не существуют отдельно, в любой осмыс- ленной активности они неразрывно связаны: начиная действовать,  субъект применяет уже имеющиеся заготовки, метакогниции, сте- реотипы (это практика), но он тут же их проверяет, переосмысливает,  переопосредствует, переформулирует, заново освобождает от кон- кретности, субъектности, ситуативности (а это уже – теория). Таким  образом, в любой целенаправленной активности субъекта имеет место замкнутый регуляторный цикл: обогащенные во взаимодействии  с реальностью теоретические «инструменты» вновь упрощаются  для дальнейшего хранения, живой процесс взаимодействия вновь  редуцируется в теоретическую схему, очень часто, как показали иссле- дования Д. Слобина (Слобин, 1976), представленную в виде вербаль- ного текста. Но если эта сторона регуляторного кольца в когнитивной  психологии хотя бы отчасти изучена (процессы познания, обучения,  когнитивного развития), то другая сторона – именно применение  этих инструментов, включение их в реальную активность, процесс  восхождения от теории к практике – не изучен, и не может быть  изучен посредством методологического обеспечения и методического 249 аппарата когнитивной психологии. Это – задача того направления  в психологии, которое прониклось пониманием того, что любая пси- хическая активность – это аспект целостной активности целостного  субъекта, которое «прочувствовало» течение мыслительного процесса.  Таким образом, именно процесс восхождения к конкретному должен  считаться предметом психологии практического мышления. 4. Еще один подход к изучению практического мышления форми- руется на основе следующих двух положений. Первое – очевидный  субъектный характер обобщений практического мышления, причем  в двух смыслах: субъектность, противопоставляемая объектнос- ти, – т. е. это когнитивное обеспечение активности конкретного  субъекта, с его проблемами, потребностями, целями и намерениями,  активности, являющейся частью его целостной жизнедеятельности;  и субъективность, противопоставляемая объективности. Наши  исследования показывают, что практическое мышление может опери- ровать сложнейшими теоретическими понятийными конструкциями,  но облеченными в особую оболочку, включенными в специальные  репрезентирующие структуры, формой актуализации которых яв- ляется конкретное действие конкретного субъекта в конкретной  ситуации. Одна из форм подобных структур – рассмотренные нами  ранее «субъектные» обобщения, в которых, например, сложнейшие  производственные отношения изложены на простом языке форм  субъект-субъектного взаимодействия (Панкратов, 2004). Подоб- ное же сжатие мы наблюдаем и в метафорическом мышлении. От- мечается, что «метафора синтезирует итоги различных наблюдений  в один обобщенный образ и является выражением какой-то сложной  идеи, полученной не путем анализа или абстрактного утверждения,  а в результате неожиданного восприятия объективных отношений  между явлениями и объектами. А поскольку при восприятии уста- новление сходства с семантически подобным объектом происходит  на стадии первовидения (Артемьева, 1980),…становится очевидным,  что в процесс метафоризации оказываются вовлеченными именно  эмоционально-оценочные свойства предмета…» (Русина, 1991). Ранее нами неоднократно отмечалось, что главным свойством  практического мышления является не его «вербальность» или «не- вербальность», «каузальность» или «некаузальность» «структурность»  или «событийность» и т. п., а его полимодальность, способность субъ- екта пользоваться большим количеством способов опосредования,  репрезентации, с тем, чтобы вместить в круг осмысливаемого макси- мально широкую индивидуализированную ситуацию во всех разно- образных аспектах ее функционирования, охватить, предупредить,  отразить ее во всех формах взаимодействия с субъектом, репрезен-250 тировать объекты ситуации во всем многообразии форм взаимо- действия с ними, во всех их проявляющихся при этом качествах…,  что важнейшим свойством практического мышления успешного  руководителя является именно способность интегрировать различные  формы репрезентации, сочетать, например, объектное и субъект- ное восприятие ситуации, не быть ярко выраженным «образником»  или «вербалистом», а быть способным в одном познавательном кон- цепте объединить все возможные формы репрезентации, построить  «когнитивно богатые» формами репрезентации схемы выделяемых  ситуаций и своего поведения в них, легко актуализирующиеся в новых  ситуациях деятельности (Панкратов, 1990, 2004, 2007). Второе положение прямо вытекает из принятия для понимания  сущности практического мышления парадигмы «практичность–не- практичность». Оно означает одну из форм реализации принципа  субъектности А. В. Брушлинского, а именно, учет личностных качеств  субъекта в ходе анализа психических процессов (Брушлинский, 1994).  Это понимание тесно соприкасается с проблемой диагностики прак- тичности мышления. В настоящее время можно считать общепри- нятым положение, что говорить о каких-то ПВК успешного профес- сионала, в качестве которых выступают показатели, полученные  с помощью стандартных личностных опросников, неправомерно.  Сущность профессионализации заключается в интеграции в ходе  построения индивидуальной системы деятельности, казалось бы,  противоречащих друг другу характеристик, образующих, тем не ме- нее, некое сугубо индивидуальное образование, обеспечивающее  успешность деятельности. Задачей, решение которой необходимо для решения проблемы  диагностики и формирования практического мышления, является  поиск характеристик более высокого системного уровня, функцией  которых является как раз обеспечение интеграции личности в ус- пешной субъектной активности. Такой интегральной субъектной  характеристикой может считаться именно практичность, которая  представляет собой не стабильное сочетание личностных, или ко- гнитивно-личностных, или стилевых характеристик, а является  их динамичным синтезом, симптомокомплексом, в котором увязы- ваются между собой, интегрируются, казалось бы, несовместимые  личностные и субъектные характеристики. Чрезвычайно важным для нас является сочетание когнитивного  и личностного подходов, проявляющееся в том, что можно условно  назвать «видением ситуации». Тому, как субъект видит ситуацию своей деятельности, а именно,  анализу этого видения были посвящены наши продолжительные 251 исследования представления о ситуации своей деятельности цеховых  мастеров, для проведения которых был разработан набор специаль- ных методик (Панкратов, 1990). С наших новых позиций это когнитивно-субъектно-деятельност- ное образование интересует нас, прежде всего, потому, что в нем ярко  проявляется субъективная метафоричность как форма существования,  точнее, представленности, репрезентированности метакогнитивных  образований – инструментов, определяемых через такие амодаль- ные интенциональные свойства, как «подходящие», «применимые»,  «пригодные» для преобразования этой ситуации. Они не существуют  отдельно, они изначально включены «в тело» вычленяемой из реаль- ности ситуации, и сама динамика этого вычленения и представляет  собой содержание соответствующего мыслительного процесса, обес- печивающего восхождение   к практике. Эти положения нуждаются  в развернутом обсуждении, пока же для проведения эмпирического  исследования мы делаем вывод, что у разных субъектов практич- ность может базироваться на сочетаниях различных личностных  характеристик, проявляясь в выстроенной индивидуальной системе  деятельности (Панкратов, 1990), в разных формах практичности. Литература Артемьева Е. Ю. Психология субъективной семантики. М.: Изд-во Моск.  ун-та, 1980. Брушлинский А. В. Проблемы психологии субъекта. М.: Изд-во ИП РАН, 1994. Корнилов Ю. К. Психология практического мышления // Монография. Яро- славль: ДИА-Пресс, 2000. Панкратов А. В. Динамика познавательных образований в ходе профессиона- лизации руководителя // Практическое мышление: функционирование  и развитие. М.: Изд-во ИП АН, 1990. С. 127–135. Панкратов А. В. Полиопосредованность практического мышления (глава) //  Субъект и объект практического мышления / Коллективная моногра- фия / Под ред. А. В. Карпова, Ю. К. Корнилова. Ярославль: Ремдер, 2004.  С. 178–193. Панкратов А. В. Субъектность и мифологизированность обобщений практи- ческого мышления (глава) // Субъект и объект практического мышле- ния / Коллективная монография / Под ред. А. В. Карпова, Ю. К. Корнилова.  Ярославль: Ремдер, 2004. С. 258–293. Панкратов А. В. Важность различных репрезентирующих механизмов  в практическом мышлении // Практическое мышление: теоретичес- кие проблемы и прикладные аспекты / Коллективная монография /  Под ред. А. В. Карпова, Ю. К. Корнилова Ярославль: Изд-во ЯрГУ, 2007.  Гл. 9. С. 231–263.252 Русина Н. А. Метафора и ее роль в построении субъективной картины мира //  Мышление и субъективный мир. Ярославль: Изд-во ЯрГУ, 1991. С. 29–33. Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М.: Гос. уч. пед. изд-во, 1935. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. 2-е изд. М.: Гос. уч. пед. изд- во мин. просв. РСФСР, 1946. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М.: Изд-во АН СССР, 1957. Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М.: АН СССР, 1973. Слобин Д., Грин Дж. Психолингвистика. М.: Прогресс, 1976. Теплов Б. М. Ум полководца // Теплов Б. М. Избр. труды: в 2 т. М.: Педагогика,  1985. Т. 1. С. 223–305.