Психология человека в современном мире Том 2 (6)

Идея саморегуляции в культурно-исторической  концепции Л. С. Выготского Т. В. Корнилова (Москва) Заданный концепцией Л. С. Выготского подход к пониманию со- знания строился на идеях опосредствования (ситуацией «пра-мы»  и знаком в роли психологического орудия) и интериоризации, динами- ческих смысловых систем и переструктурирования всей психической  системы в зависимости от соотношения развития отдельных высших  психических функций. Взаимосвязи структурного и регуляторного  понимания сознания отразились в том, что переход от функции  «натуральной» к «высшей» одновременно означал и ее переструкту- рирование, и изменение уровней осознанности и произвольности –  на основе освоения стимулов-средств и перехода к «автостимуляции»,  воплотившей идею интраиндивидуального развития в представления  о механизмах социальной детерминации сознания. Контекст саморегуляции – в интересующем нас аспекте сознатель- ной регуляции мышления, решений и действий человека – оказался 31 наименее рефлексируемым в последующее семидесятилетнее разви- тие отечественной психологии. И это при том, что именно разработка  Л. С. Выготским методик «двойной стимуляции» и выполненные  на их основе исследования (совместно с Л. Сахаровым, Ж. Шиф),  казалось бы, подготовили необходимый задел для последующей кон- кретизации идеи опосредствования в отношении не только мышления,  но и широкого понимания метакогниций. Это понятие сформировалось в зарубежных подходах (в частности,  ему специальное внимание уделил Флейвелл в работе, посвященной  методологическому анализу концепции Ж. Пиаже) и стало сравни- тельно недавно входить в современные отечественные исследования  в вариантах: выделения специального уровня регуляции – метакон- троля, надстраиваемого над пятью уровнями регуляции движений  и действий по Н. Бернштейну (Величковский, 2006), составляющей  когнитивного обучения, метамышления и т. д. Как таковое (в отличие  от понятия саморегуляции), оно не представлено в работах школы  Выготского, но, на наш взгляд, в скрытом виде заключено в идее опо- средствования (как предполагающей автостимуляцию и тем самым  психотехнический аспект саморегуляции). Кроме работ школы А. Р. Лурии и разработки Б. В. Зейгарник и ее  учениками патопсихологического аспекта проблемы опосредствова- ния, сложились и ряд других контекстов, в которых идеи соотношения  уровней осознанной саморегуляции и неосознаваемого преобразо- вания когнитивных структур рассматривались как ключевые. Три  наиболее близких мне были следующими. В работах О. К. Тихомирова  (прямого ученика А. Р. Лурии) и его школы развитие высших психичес- ких функций на пути опосредствования было изучено применительно  к использованию информационных технологий, выступивших новым  этапом психологических орудий человека (1993). Далее, психотехни- ческий аспект развития сознания в концепции Выготского, связанный  с обращением стимулов-средств на себя, отразил контекст активности  субъекта в становлении опосредствования. Этот психотехнический  аспект активности испытуемого в условиях методик двойной сти- муляции определяет специфику экспериментов в культурно-исто- рической школе и отличает активность испытуемого, без которой  не происходит становление опосредствования. Рассмотрение функции  автостимуляции в психотехническом контексте (Пузырей, 1986) даже  заслонила другие аспекты идеи опосредствования, в частности, про- блему критериев и механизмов преобразования мышления на основе  использования орудийных средств. Наконец, соотнесение понятий «опосредствование» и «деятель- ность», «медиация» и «артефакт» стало темой дискуссий, развернутых 32 в 1999–2001 гг. в «Психологическом журнале» и «Вопросах психоло- гии» после выхода на русском языке книги М. Коула (1997), который  представил роль и путь становления саморегуляции в контексте  так называемого «пятого измерения», задающего зону ближайшего  развития для ребенка (на основе управляемых «сред» развития).  Специфика понимания артефактов как носителей потенциального  преобразования когнитивных функций и сознания в целом амери- канским исследователем (который стажировался у А. Р. Лурии и стал  несомненным знатоком отечественной психологии среди зарубежных  коллег) вызвала отклики, общей направленностью которых было  «поправить» его в том или ином аспекте. И это означало, что «его  Выготский» – уже как бы и не тот, которого знали мы, поскольку явно  отличающимися стали проведенные Коулом функциональные вопло- щения знакомого концептуального аппарата в новых конструктах. Любопытным фактом является следующий: последний отечест- венный сборник, представляющий основные направления работ  по саморегуляции (Субъект и личность в психологии саморегуля- ции, 2007) показывает, что, с одной стороны, в моделях саморегу- ляции авторы могут обходиться без опоры на теоретические основы  культурно-исторической концепции (часть научных моделей в нем  вполне комплементарны ряду зарубежных подходов, использующих  иную методологию). Но, с другой стороны, раскрытие этого понятия  безотносительно к заложенному в нем психотехническому аспекту  оказывается невозможным. В самое последнее время в зарубежной психологии интерес к кон- цепции Выготского прямо связан с идеей саморегуляции (я не ох- ватываю при этом состоявшийся в 2008 г. в Сан-Диего конгресс,  что требует специального обзора и анализа). В качестве примера  приведу статью американских авторов, которые отмечают возрас- тание роли конструктов метакогниций и саморегуляции в психо- логии (Fox, Riconscente, 2008). Это требует, по их мнению, сделать  соответствующие конструкты более четкими. Предложенный ими  путь – обращение к более ранним концепциям, в рамках которых  соответствующие представления созревали. Этим обосновывается  необходимость сравнения теорий В. Джеймса, Ж. Пиаже и Л. С. Вы- готского, в которых метакогниция и саморегуляция представлены  как четко отличимые, но взаимосвязанные психологические реаль- ности, причем взаимосвязанные как в плане развития, так и функций  (в мышлении и поведении). Учитывая проделанную теоретическую  работу коллег, можно, однако, ожидать (как то было представлено  в дискуссии с М. Коулом) и несовпадений привычных трактовок  с интерпретацией, накладываемой на концепцию при взгляде на нее 33 с других позиций. Но нельзя не видеть за этим и существенного рас- ширения рамок ее влияния в психологии. Обобщение сознательного опыта познающего и действующе- го субъекта и представлено, по мнению американских психологов,  в метакогнициях и саморегуляции. Не раскрывая отображения этих  двух понятий в работах Джеймса и Пиаже, отметим вслед за авто- рами специфику подхода Выготского. Учтем при этом различение  терминов, поскольку с метакогницией связывается опосредование (Medium), а с саморегуляцией – опосредствование (Agency). По мнению  Фокса и Риконстенте, для Выготского метакогниция и саморегуля- ция полностью взаимосвязаны, интенциональность саморегуляции  предполагает осознанность, а контроль (необходимый для осознания)  предполагает саморегуляцию (Fox, Riconscente, 2008). Метакогниция  означает при этом осведомленность о структурах мыслительных  процессов и о том, как направлять и контролировать мышление  с помощью знаков. Ориентация трех концепций тем и отличается.  У Джеймса метакогниции и саморегуляция включают ориентацию  на Я (Self), у Пиаже – на другой объект или других, а у Выготского –  на язык. В этом, действительно, указана важная роль развития идеи  опосредствования – раскрытие того, как способность к познанию  и самоконтролю вырастает из индивидуальной истории основанных  на языке социальных взаимодействий и исторического развития  культурных средств. Авторы также обсуждают роль интернализации социальных  процессов в саморегуляции на основе эгоцентрической речи, роль  самоосознания и знаний о когнитивных процессах в развитии ко- гнитивного самоконтроля (там же). Можно сказать, что психотех- нический контекст – автостимуляции – переводится ими в терминах  регулятивной функции, направленной на себя, и самоконтроля. Итак,  показана релевантность работ Выготского тем направлениям по- нимания метакогниций и саморегуляции, к которым как истокам  апеллируют современные исследования. Не раскрывается, однако,  каковы источники и феноменология этого самоконтроля, в какой  степени он чисто когнитивный (например, аналог метамышления;  судя по авторской позиции, это не так, поскольку такую линию они  проводят для теории Джеймса, а не Выготского). Можно сказать, что вне культурно-исторической традиции поня- тие метакогниции (включая функцию метаконтроля) используется  в определенной степени в качестве замены заданных в ней пред- ставлений об опосредствовании, а связка понятий саморегуляции  и метакогниции оказывается необходимой для фиксации возмож- ностей активного изменения самоконтроля на основе обращаемой 34 на себя (свои когнитивные структуры) мысли. Выделение активности  Я как самостоятельного (неизменного) модуса самосознания приво- дит у Джеймса, автора первой концепции сознания, выделившего  Я знающее и Я знаемое, к парадоксу, фиксированному в выражении  «мыслит мышление». Личное Я (Self) при этом неразрывно связано  с когницией: ощущение связанности мысли и дает это чувство Я. В отличие от этого, субъект мышления, по Выготскому, отличается  следующим. Истоки мышления полагаются в иные сферы, чем им- манентная активность Я. Это, с одной стороны, сфера мотивации и соответствующее движение по уровням от внешнего к внутреннему  плану его свершения, завершаемому планом свернутых смысловых  полей. С другой стороны, генетически связанным с ними выступает  знаковое опосредствование, где ролью слова оказывается не выражение, а совершение мысли. Важно, что здесь уже невозможно обсуждение  мышления вне ситуации «коллективного субъекта» и социальной  ситуации, задающей возможности использования знака. Метакогни- тивное при этом совершается (в своем функциональном становлении)  в той степени, в какой сознательно и произвольно используемое  средство оказывается переведенным внутрь (интериоризованным  или свернутым в динамике смысловых полей). Недостаточность  бытующего понимания психотехнического аспекта автостимуляции  видится в том, что совершаемое – при использовании стимулов- средств – преобразование внутреннего плана когнитивных возмож- ностей человека выглядит как бы автоматическим последствием,  а не вторым («равноправным») модусом акта опосредствования. Активная роль метакогниций как специальной конструктивной  работы субъекта мышления, реализующего опору на надындиви- дуальные структуры-средства, более четко может быть выражена  в развертывании тех процессов, которые не вошли в классификации  натуральных или высших психических функций. Это процессы целе- образования, принятия решений (ПР) и ряд других, которые в рамках  другой психологической школы получили название интегративных.  Построение психологической теории ПР может строиться на разных  методологических основаниях (Корнилова, 2005). Использование  методологии культурно-исторической концепции означало бы здесь  одновременно и расширение ее интерпретационного поля (в сферу  указанных процессов «второго уровня»), и экспликацию в ней самой  моментов, требующих развития дополнительных теоретических  построений. В свое время А. В. Брушлинский загадку изменения сознания  на пути знакового опосредствования назвал «ахиллесовой пятой» кон- цепции Л. С. Выготского (1968). И правомерно говоря об условности 35 различения натуральных и высших функций, он вместе с тем недоста- точно обоснованно ставил ей в вину якобы протаскиваемый (при ги- пертрофировании роли знака) идеализм. Недоразумение, на мой  взгляд, было обусловлено тем, что указанная в культурно-историчес- кой концепции точка имманентных преобразований когнитивных  структур, переход их на уровень метакогниций в период написания  текстов Л. С. Выготским оказался недостаточно эксплицированным,  поскольку автором решались другие задачи (поиска единицы ана- лиза психического, доказательства единства интеллекта и аффекта  и т. д.). И обращение к так называемым интегративным процессам  тем более выпячивает эту загадку активности субъекта, «отяго- щенной» опосредствованием. В частности, так это может выглядеть  потому, что в роли стимулов-средств начинают выступать не явные,  не заданные прямо в экспериментальных процедурах (как то было  в опытах самого Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева и их учеников)  стимулы-средства. Рассмотрим пример из области регуляции личностного выбора.  Общность разных типов личностной регуляции выбора задана тем,  что в них на вершины регулятивных иерархий выходят уровни нравст- венного самосознания личности, включая интегративные контексты  самопонимания и самоотношения. Анализ мотивационных составля- ющих в этой регуляции оказывается подчиненным другим модусам  сопоставления и оценок альтернатив – идущих от сознательной рабо- ты с Я-концепцией. И соответствующая «психотехническая работа»  самого человека, находящегося в ситуации выбора, в максимальной  степени становится порождающей («проектировочной»), а не только  регулятивной, и, будучи презентированной в системах осознанных  переживаний, она вместе с тем лишь оформляет ту систему само- регуляции, которая подспудно охватывает все низлежащие уровни  гетерархической регуляции личностного выбора. Однако остается  общим одно отличительное свойство, которое учитывается в возмож- ности психотехнического (точнее, психотерапевтического) действа  в отношении этих вершинных проявлений личностного выбора.  Это то, что «…решение (Entscheidungen) ассоциируется со сложными  жизненными ситуациями или «перекрестком», где выбор определяет  дальнейшее течение жизни» (Гертер, 2008, с. 15). Экзистенциальный и моральный выбор относятся к «вершинным»  (если «глубинные» связаны с мотивацией) уровням личностной регу- ляции. Можно специально обсуждать разные основания, полагаемые  в качестве базисных процессов их основания. Так, в экзистенциальной  теории личности С. Мади, это рассмотрение решений с точки зрения  критерия, выбирает ли человек в пользу неопределенного будущего 36 или в пользу прошлого, сталкиваются при этом модусы возможно- го и фактического. Но преобладающим путем анализа регуляции  выбора в зарубежных исследованиях моральных дилемм боле важ- ным оказывается то, что в жизненной ситуации могут сталкиваться  как сакральные, так и обычные ценности, что приводит к различным  типам выбора. Для концепции личностного выбора в рамках «психологии пере- живаний» Ф. Василюка важным оказывается типологизация «жизнен- ных миров». С формальной точки зрения и здесь выбор представлен  действием субъекта, посредством которого он отдает предпочтение  одной альтернативе перед другой. В отличие от зарубежных концеп- ций, в этой новым выглядит не разделение по дихотомиям простой –  сложный и внешний – внутренний (миры), а апелляция в решению  «задачи на смысл» – термина, который в концепции А. Н. Леонтьева  вводит систему жизненных отношений, а здесь используется для та- кого понимания конфликтности ситуации, который отражает не- обходимость самому человеку доопределять, между чем и чем ему,  собственно, следует выбирать. Парадоксальность выбора – при цен- ностном типе жизненного мира, где и реализуется личностный вы- бор – заключается при этом в необходимости сравнивать несравни- мое (внутренне сложный мир включает «уникальные в смысловом  отношении мотивы»). Метакогниции при ПР оказываются полем психологических воз- действий консультирующего психолога, реализуя уже иной аспект  психотехники, чем орудийное опосредствование на уровне стимулов- средств. Различие между исследовательской практикой и практикой  консультирования касается не столько различения решений как чисто  вербальных или воплощаемых (праксиологический контекст ПР  и в последнем случае может оставаться неясным), сколько умозри- тельных или «экологически валидных» с точки зрения жизненной  ситуации человека, обдумывающего (и, возможно, осуществляющего)  выбор. В ситуации решения моральных дилемм человек использует  социокультурно заданные этические нормативы, но способы их лич- ностного освоения могут при этом заметно различаться. Я имею  в виду не известную проблему связей разных уровней нравственного  самосознания личности с выбором (теории Л. Колберга, К. Гиллиган  и др.), а тот аспект актуалгенеза ПР, который включает процессы  самосознавания – как конструирование и осмысление приемлемости  той личностной цены, которую выявляет и оказывается готов (либо  не готов) заплатить человек за то или иное решение. Знание мо- ральных норм и осознанное стремление им соответствовать отнюдь  не лишают ситуацию выбора той динамической психотехнической 37 подоплеки, которую очень трудно эксплицировать в исследователь- ской ситуации и которая вместе с тем и составляет психологическую  основу и динамику взвешивания альтернатив. Любая такая дилемма  ставит человека в ситуацию самопознания и конструирования самоот- ношения. Но средств этого внутреннего действа мы не видим, поэтому  можем рассматривать ПР как не базирующееся на использовании  стимулов-средств. Не случайным представляется тот факт, что именно при решении  задач психологической помощи человеку обращение к проблеме пси- хотехники выбора становится ведущим (Василюк, 1997). Отметим,  что при этом используется весь арсенал общепсихологического пони- мания структуры выбора и его регуляции, хотя и с использованием  иной терминологии. Отвлечение от сложности мира, удержание сложности мира,  актуализация ценностей – эти действия новы с точки зрения предпо- лагаемой их психотехнической актуализации, но не с точки зрения  полагания новых – не описанных ранее – процессов ориентировки  человека в личностных основаниях выбора или критериях прием- лемости альтернатив. Следующий шаг – этап «оценки альтерна- тив» – уже просто классический (следующий за этапом принятия  проблемы). Сопоставим и с выделяемым в других моделях (скажем,  Ю. Козелецкого) этап «решения», как включающий переход между  инстанциями сознания и воли. Предвосхищение «жертвы» – то же  самое, что опережающий контроль или предвосхищение последст- вий альтернатив с точки зрения их личностной цены для субъекта  (Корнилова, 1997). Таким образом, идея саморегуляции может по-разному вопло- щаться в развитии психотехнического контекста в рамках культурно- исторической психологии. Психотехнический подход, апеллирующий  к смысловым основаниям выбора, при анализе лежащей в его основе  научной модели оказывается, во-первых, нацеленным на норма- тивный подход (построение идеальной модели «чистого» выбора).  Во-вторых, в его этапах представлены все те прежние составляющие –  принятие проблемной ситуации, выявление личностных критериев,  оценка альтернатив, прогнозирование личностной цены (жертв),  собственно решение, – что и во всех классических психологических  теориях. Отличием является только оставление рассудку и разуму –  как уровню метакогниций – второстепенных (и не рассмотренных  в цитированной отечественной концепции) функций. Но тем более  явным, хотя и не названным, оказывается в описанном личностном  выборе аспект взаимосвязи метакогниций и саморегуляции, на под- держку которых и направлены усилия психотерапевта, нацеливаю-38 щего человека на то, что нельзя уходить от выбора, и возникающие  проблемы – следствие этого ухода. Следующим важным основанием собственно психологической  характеристики личностного выбора становится указание на не- обходимость «постоянно возобновляющегося усилия» при встрече  с ценностью. Эти характеристики явно расширяют (углубляют) про- странство психологической регуляции выбора, чем оставляемые за по- нятиями морального выбора, моральных суждений или морального  поведения, которые также используют понятие ценности. Отметим также, что понятия моральных интуиций и морального  поступка, раскрытию которых должно быть отведено специальное  обсуждение, в современной литературе могут обсуждаться именно  в аспекте демонстрации их общих свойств с другими ситуациями  ПР, а не их специфичности. Так, директор Института Макса Планка  Г. Гигеренцер, развивающий экологический подход к пониманию  регуляции ПР, показал, что в во многих случаях моральный выбор  таковым не является (Gigerenzer, 2008). За ним может скрываться  когнитивная – и часто социально важная – эвристика. То, что в свер- нутом виде выглядит как моральная интуиция, при специальных  процедурах развертки оснований выбора оказывается свернутой  метакогницией. Таким образом, при том, что обычно области ПР и морального  выбора оказываются базами разных психологических теорий, общ- ность психологической регуляции обычных и личностных решений  очень велика. И только в качестве континуальной можно полагать  разницу в выраженности собственно личностной регуляции при ПР  в ситуациях неопределенности. Общность заключается именно в том,  что ситуация неопределенности преодолевается, и состоявшееся  решение – это реализованный уровень саморегуляции и метакогниций.  Их психотехническая опора – не в конкретно освоенных стимулах- средствах (хотя и таковые могут быть – предметно или операциональ- но заданными). В качестве таковых могут выступить как надынди- видуальные знания и нормы, так и представленные в самосознании  элементы Я-концепции, самоотношения, личностных ценностей. Загадка регуляции процессов ПР – в том, что неизвестными  являются изначально именно критерии выбора, и их построение  и приводит к тем внутренним средствам, на которые опирается  выбор и посредством конкретизации которых «личность делает се- бя свои решениями». Таким образом, неопределенность в любой  ситуации выбора означает неизведанность поля возможностей  для сознательного доопределения его критериев. Психологические  орудия конструируются субъектом в ходе выбора, а саморегуляция 39 выступает интерпретационным компонентом в двух разных контек- стах – структурирования иерархии процессов, опосредствующих  выбор, и кон троля приемлемости–неприемлемости тех или иных  оснований выбора (прогноза не только развития ситуации при выборе  альтернатив, но и той личностной цены, которую они требуют). Согласно развиваемой нами функционально-уровневой концеп- ции регуляции ПР, систему их психологической регуляции следует  полагать всегда открытой. Сам человек не знает, на каком уровне –  и каких основаниях – будет завершено построение этой системы.  Регуляция выбора может быть только динамической – посредством  динамических регулятивных систем, парциальных для разных этапов  и разных процессуальных составляющих выбора. В других публикаци- ях эти положения функционально-уровневой концепции регуляции ПР  уже освещались (Корнилова, 1997, 2003). Сейчас мы добавили к ним  размышления, сложившиеся в контексте рассмотрения возможностей  использования понятия саморегуляции в рамках культурно-истори- ческой концепции и в связи с пониманием сознательной регуляции  выбора в ситуации неопределенности. Рациональный выбор субъек- та является одновременно и личностным, поскольку предполагает  реализацию какого-либо из вариантов опосредствования, скрытые  формы которого включены в становление динамических систем са- морегуляции. Теоретическая и психотерапевтическая работа (или ис- следовательский и психотехнический контексты) раскрывают разные  ракурсы становления опосредствования и ведут с разных сторон  к цели прояснения регулятивной функции самосознания личности. Литература Брушлинский А. В. Культурно-историческая теория мышления. М.: Высшая  школа, 1968. Василюк Ф. Е. Психотехника выбора // Психология с человеческим лицом –  гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред.  Д. А. Леонтьева, В. Г. Щур. М.: Смысл, 1997. С. 283–313. Величковский Б. М. Когнитивная наука: основы психологии познания. В 2 т.  М.: Смысл, Академия, 2006. Выготский Л. С. Мышление и речь. Собр. соч. в 6 т. М.: Педагогика, 1982. Т. 3.  С. 6–362. Гертер Г. Принятие решений. Да? Нет? Или что-то третье? М.: Гуманитарный  центр, 2008. Корнилова Т. В. Методологические проблемы психологии принятия реше- ний // Психологический журнал. 2005. Т. 26. № 1. С. 7–17. Корнилова Т. В. О функциональной регуляции принятия интеллектуальных  решений // Психологический журнал. 1997. № 5. С. 73–84.40 Корнилова Т. В. Психология риска и принятия решений. М.: Аспект-Пресс,  2003. Коул М. Культурно-историческая психология. М.: Когито-Центр, 1997. С. 431. Пузырей А. А. Культурно-историческая теория Л. С. Выготского и современная  психология. М.: Изд-во моск. ун-та, 1986. Субъект и личность в психологии саморегуляции / Под. Ред. В. И. Мороса- новой. М., Ставрополь: Изд-во ПИ РАО, СевКавГТУ, 2007. Тихомиров О. К. Информационный век и теория Л. С. Выготского // Психоло- гический журнал. 1993. № 1. С. 114–119. Gigerenzer G. Moral Intuition = Fast and Frugal Heuristics? // Moral Psychology:  The cognitive science of morality: Intuition and diversity / Ed. W. SinnottArmstrong. Cambridge, MA: MIT Press. 2008. Vol. 2. P. 1–26. Fox E., Riconscent M. Metacognition and Self-Regulation in James, Piaget, and  Vygotsky // Educational Psychology Review. 2008. Vol. 20. P. 373–389