Публий Вергилий Марон (6)

Страстью пастух Коридон томился к Алексису пылкой.
Тот господину был мил, и надежды вотще оставались.
В рощу густую, под кроны тенистых раскидистых буков
Часто пастух приходил и в безумии там одиноком
Слал он лесам и горам, надрываясь, упреки пустые:
"О, бессердечный Алексис, моим что ты песням не внемлешь?
Не пожалеешь меня? Скорую смерть мне готовишь.
Нынче и овцы стремятся тень обрести и прохладу,
Нынче зеленые ящерки скрылись в колючках терновых,
И Тестилида жнецам истомленным полуденным зноем
Рубит к обеду чеснок и пряные листья тимьяна.
Я же, покуда ищу следы твои, только и слышу
Хриплое пенье цикад под жарко пылающим солнцем.
Разве не легче сносить угрюмый гнев Амариллиды,
Гордость и высокомерье ее, иль, быть может, Меналка,
Хоть он и обликом смугл, а ты с белоснежною кожей?
Мальчик прекрасный, не слишком ты цветом своим обольщайся!
Белых цветов не коснувшись, темные рвут гиацинты.
Я презираем тобой, не спросишь меня ты, Алексис,
Сколь я стадами богат и молоком белоснежным.
Тысяча ровно овец моих бродит в горах сицилийских,
Нет ни зимой и ни летом мне в молоке недостатка. 
Песни пою я привычно - некогда звал свое стадо
Так Амфион возле Дирки на Аракинфе Актейском.
Я и собой не дурен: на днях себя с берега видел,
Лишь успокоилось море в безветренный день. Даже Дафнис
Сам рассуди, мне не страшен, если не лжет отраженье.
О, если б только со мною ты в сельской глуши поселился,
Жили бы в домиках скромных, охоту вели на оленей,
И погоняли стада веткой зеленой алтеи. 
Пану со мною вдвоем в лесах подражал бы ты пеньем.
Первым додумался Пан воском пчелиным тростинки 
Вместе скреплять. Он печется о пастухах и об овцах.
Не пожалеешь потом, что так губы свирель натирала:
Чтоб научиться играть, и Аминту пришлось то же делать.
Есть у меня из семи стеблей неравных цикуты
Флейта, которую в дар Дамет передал мне когда-то
И умирая сказал: "Отныне пусть будет с тобою."
Так вот сказал мне Дамет! Аминт лишь завидовал глупый.
Есть и две маленьких серны, их я в опасном ущелье
Сам изловил. Уж покрыли белые крапины шкуры,
Вымя за день осушают овечье, тебе подарю их,
Хоть уж давно меня просит ей их отдать Тестилида.
Ей и отдам; если ты ни во что мои ставишь подарки!
Мальчик прелестный, приди же: полные лилий корзины
Вот уж несут тебе нимфы; и светлая ликом Наяда
Бледных фиалок цветки и маков головки срывает,
Рядом с нарциссом кладет душистый букетик укропа,
Кассий и прочие травы с запахом пряным вплетает,
И ноготки добавляет шафранные меж гиацинтов.
Сам соберу я плоды, бледным покрытые пухом.
Также каштаны, какие Амариллида любила,
Матово-желтые сливы добавлю: плод чести достойный.
Вашей, о лавры, листвы я нарву и соседнего мирта,
Ибо в таком сочетании смешаны запахи сладко.
Ты, Коридон, простоват: и не тронут дарами Алексис,
И не уступит Иолл, если будешь дарами тягаться.
О, я несчастный! Чего возжелал себе! Южные ветры
Гибель приносят цветам, прозрачным источникам - вепри
Глупый, куда убегаешь? И боги в лесах обитали,
И дарданийский Парис. Города основала Паллада -
Пусть в них живет, для меня же лесов ничего нет милее.
Львица за волком свирепая следует, волк - за козою,
Клевер цветущий повсюду игривая козочка ищет.
Ищет тебя Коридон, о Алексис: у всех своя радость.
Видишь, как в плуг запряженные к дому быки повернули,
И заходящее солнце тени в длине удвояет.
Я же любовью палим: любви кто предел установит?
Ах, Коридон, Коридон, как ты безумьем охвачен!
Лозы твои не ухожены на многолиственном вязе.
Разве не лучше заняться чем-нибудь, к делу пригодным?
Из камыша что плести, иль из податливых веток…
Будет Алексис другой, если этот тебя отвергает."