Меню
Личный кабинет Вход и регистрация
Регистрация
Назад » »

РОБЕРТ ГРЕЙВС (2)

РОБЕРТ ГРЕЙВС

Стихотворения Роберта Грейвза

Из интервью «Литературной газете» известного английского писателя Грэма Грина: «Назовите, пожалуйста, несколько имен самых значительных, на ваш взгляд, западноевропейских писателей нашего века». «Вообще-то я не люблю превосходных степеней в оценках, подозрительно отношусь к обобщениям, к прилагательным, к наречиям… И тем не менее из своих соотечественников хотелось бы назвать имя поэта Роберта Грейвза».

Литературная деятельность Грейвза (1895–1985) — это целая эпоха, его первый поэтический сборник увидел свет в 1916 году, а работал мастер до последних дней. Поэта, прозаика, фольклориста, переводчика античных авторов, критика, человека необычайно широкого круга литературных интересов и огромной гуманитарной культуры, Грейвза уже при жизни почитали в Англии как классика. Заслуги Грейвза перед англоязычной и мировой литературой очевидны и многообразны. Но особенно важен его вклад как лирического поэта. Настоящий чародей слова, Грейвз постоянно изучал, исследовал поведение двух, мужчины и женщины, первоисточников, как он считал, самых будничных явлений жизни и носителей возвышенных духовных наслаждений. По Грейвзу, путь мужчины и женщины, идущих рука об руку и порознь, не усыпан розами. Это путь ошибок и побед, горьких минут и счастливых мгновений. Это — восхождение и постоянная борьба за то, чтобы быть понятым. Поэт, как никто другой, обязан изучать природу отношений двух людей. И это Грейвз делал на протяжении всего своего творческого пути. Лучшие образцы его зачаровывающей лирики находишь в многочисленных сборниках стихотворений, выходивших на протяжении десятилетий. («Избранное» 1926, 1938, 1947, 1959, 1965, 1975 гг.) Это настоящий марафон, требующий удивительной преданности делу и веры — не просто выносливости.

СТИХОТВОРЕНИЯ

В ПУСТЫНЕ (Перевод Ю. Комова)

Он сам, своею охотой,
Терзаемый жаждой и голодом,
Бредет пустыни дорогами;
И шепчет слова прощения
Пустынникам и отшельникам,
Внимательно слушать готовым.
И выпи он крики ловит
С разрушенных стен дворцовых,
Она отвечает дружески,
А он в разговор вовлекает
Еще пеликаниху,
Отшельницу набожную.
На проповедь василиски
К нему стекаются быстро
В панцирях живописных
И страшных, словно их жала,
С дракона глазами-искрами;
На кожаных крыльях летучие мыши
И старые вещи, слепые и выброшенные,
Ничтожные, приползают.
За ним они следуют всюду,
Один из бродяг, простодушный,
Все ребра как будто снаружи
Сквозь рваную шкуру,
И шаг еле слышен, глотка огнедышит,
Невинности сотворение — козел отпущения:
Все сорок дней и ночей
Шагал за богом как тень.
И верная гвардия вслед за ним.
А слезы — это возлюбленной гимн.


ГОРНАЯ СТРАНА (Перевод Ю. Комова)

Страна моего выбора — это дикая местность
С крутою и мрачной горою, землею опустошенно-обширной.
Редко получишь в этих владеньях голоса весть ты,
Разве услышишь журчанье воды, пробегающей мимо
По скалам, по вереску, всюду растущему дико.
И птицы-певуньи молчат, и мышь не бежит по степи
Из страха пред хищником, рисующим в небе круги.
Он в выси парит, навис, тени от скал на крыльях,
Обширный приход свой обшаривает внимательным глазом,
Хватает пичужек дрожащих, не спрятаться им — невинным,
На части их рвет и бросает с неба на землю;
И чужды сердцу всегда нежность и жалость
Там, где жизнь это лишь простая вода и скалы,
Рискованное приключение, полное страха провала.
Время не путешествует по этой земле затерянной,
Ягоды на болоте, вереск растут без срока,
И выступают скалы, потоки поют и пенятся
На каждой руке беззаботно в любое время года;
То серое, то голубое, небо над головою бродит;
Зима вдруг откроется режущим снегом,
Если июнь не одолжит себе доспехи на смену.
И все же моя то страна, лучшая и восставшая
Первая в этом мире из Потопа и Хаоса,
Не для покоя и лени долины свои воспитавшая,
Босая на землю ступающая, без крови ее покоряющая.
Вечная это страна, и горы ее поднимаются
Замками полубогов, по шару земному идущих
И горожанам, жирным, внизу, ужас несущих.


ИЗГОИ (Перевод Ю. Комова)

Совы громко ржут в ночи,
     Мышь летит зигзагом,
Схоронилася в тени
     Разбойничья засада.
Старые привыкли боги
     К тишине в лесу
И крадутся, чтоб устроить
     Ночью западню.
Вверх взгляни, и глаз утонет
     В море темноты;
Меж деревьями находишь
     Неба лишь следы.
Вверх взгляни — и заблудился
     В той ты западне,
Где паук их притаился,
     Ждет, как человек.
И хотя пропала вера
     И лежит в пыли,
Эти боги страсти, гнева
     Жизни так верны —
Боги умерли почти уж,
     Но долги те ждут:
Кровь, вино, огонь, соль, юность,
     Музе барабаны бьют.
Лесу отданные, лунам,
     Привидения они,
И пред ними страшным утром
     Ниц падут все короли:
С неба ясного, как буря,
     Деве, воину, жрецу
Поклоняясь и беснуясь,
     На восток они пройдут —
Боги гордые, что были
     Пугалом, вампиром, сном,
Прошлогодним снегом синим
     Или умершим грибом.


КИТ ЛОГАН И ЛЕДИ ЭЛЕН (Перевод Л. Володарской)

Кит Логан в замок привела
     Дитя недолгой страсти,
Элен же сына родила,
     Не зная сей напасти.
Кит помнит радость огневую,
     А леди — гнев и стыд,
Когда легла в постель чужую
     На волю злых обид.
— Куда ты мужа, Кит, девала?
     (Конца насмешкам нет!)
Молчала Кит, Элен молчала,
     Забыв про белый свет.
Души б не пожалели обе
     На месте быть другой,
Из грязи Кит глядит во злобе
     На бархат дорогой.
Но что Элен ее обноски,
     Позор и нищета!
Отдать готова кольца, брошки,
     Травою быть сыта.
Стоят — и зависти нет боле,
     Обеим свет не мил.
Виновен сквайр в их горькой доле,
     Он сердце им разбил.


БЕЗНАДЕЖНАЯ ЛЮБОВЬ (Перевод Л. Володарской)

Надежды нет совсем, когда снимает шляпу
Влюбленный птицелов пред дочкой сквайра-папы,
Но лучше б птиц своих он отпустил на волю,
Чтоб звонко пелось им над милой головою.


ЦВЕТЫ ТРОЛЛЯ (Перевод Ю. Комова)

Простой букет цветов! И стоит ли он слова?
(Все так же надоедлива зима, и редко где увидишь почку).
Ее любил больной он, заросла к решению дорога.
«А где-то, — говорит она, — под ветром расцветает роща!»
И кажется, что дама моя плачет, а тролль клянется
Небесами, что ненавидит слезы: печаль ее он вылечит опять.
Когда один цветок просила, он восемьдесят ей принес бы,
Охапку, китайскую императрицу достойную лишь изумлять.
Розу бледную, волшебно белую, и золотую Лилию, тумана вестницу,
Заколдовал он, в сосуд их положил прозрачный
С Резедою вместе, блеклой и невзрачной,
И получил, как мимолетные мечты, неясное соцветье.
А она?
            Вся трепетна.
                                 Слезам покорна,
                                                               Безумна,
                                                                                 Все же —
Кто знает? — все же, взволнована подарком скромным.


ПОГИБШАЯ ЛЮБОВЬ (Перевод Ю. Комова)

Глаза его так горе оживило,
Что каждый миг травы, листа ли мимо
Него уж пройдет; он может
Все видеть через каменную стену,
Иль наблюдать, как отлетает дух нетленный
От человека, что на смертном ложе.
В двух округах он все умеет слышать,
Поймать слова, что вы сказали прежде.
Мокрицы иль личинки нежный
Звук ему на ухо громко дышит,
И шум так легок, что перегоняет
Веру — и трав всех голоса вбирая,
Болтает червь, звонит, а моль седая,
Открывши пасть, одежды все съедает;
Он слышит вздохи муравьев
Стенающих — их жребий плох,
(Они устали, и не без причины),
Легко паук ткет паутину;
Бормочут что-то, мучаются, бьются
Созданья Божьи, мошки вьются.
     Глаза мужчины горе оживило —
И стал он богом иль воришкою счастливым,
Что возродить пытается, украсть опять и вновь
Утраченную некогда, погибшую любовь.


ПЕСНЯ О НЕСООБРАЗНОСТИ (Перевод И. Озеровой)

Даль бывает под рукой,
К близкому — тропа длинна.
Принесет любовь покой —
Будет неверна.
На отчаянный призыв
Из глубин бездонных сна
Отзовется, охладив
Страсть твою, она.
Плоть и кровь согрела ночь,
Днем — невинность холодна.
Страсть и радость превозмочь,
Чистота должна.
В чем же смысл? Глаза пусты.
Призрачно-бледна
Тень любви, призыв тщеты —
Одинок в день свадьбы ты
И она одна…


БОЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ (Перевод Ю. Комова)

Любовь, вкушай от яблока, когда возможно,
И в одеяньях царских шествуй, чувствуй солнце,
Беспечную невинность на небесной тропке,
Хотя услышишь ужас в чьем-то крике,
Что носится вокруг во тьме гнетущей,
Как ярость дикая иль бессловесность слепого зверя:
Будь добр, не вешай носа, люби любое время года,
И пульс плохой ты находи хорошим,
Ты этой славы дрожь не презирай.
И наслаждение лови в мгновеньи,
Проходи меж мраком, тьмою — в сиянии пространства,
Что узко, как могила, хотя совсем не связано с тем миром.


ЧИТАТЕЛЮ, КОТОРЫЙ СТОИТ У МЕНЯ ЗА СПИНОЙ (Перевод И. Левидовой)

Ты, соглядатай, стоишь за спиною опять,
Под руку смотришь, пытаясь слова прочитать,
Жарко дышишь в плечо и затылок.
И вот я строчу, обрывая теченье слов,
Несколько фраз для тебя на полях стихов,
Да, для тебя, гость назойливый и постылый!
Все, что только возможно сказать о себе —
За и против, — я сам говорю о себе.
Что тебе остается, враг мой заклятый?
Ко мне, от меня же, самозванным послом
Являться, и путать, и лезть напролом,
Держа наготове курсив и цитаты?
Спесиво и льстиво — все способы тут хороши —
Слишком долго играл ты частицу моей души.
Судья и патрон мой, еще одну рольку припас ты:
Камнем точильным хочешь мне править мозги.
Баста! Есть гордость поэта. Рассыпься и сгинь!
Прахом ты был и пребудешь. Баста!


ГУБАМИ ТОЛЬКО (Перевод Л. Володарской)

Вблизи ворот садовых, под луной
И в облаке медовых ароматов,
Изображая верную жену,
Она отвергла зов чужого мужа —
Губами только, но не сердцем, нет!
Не зная, что сказать, она в испуге
Солгать решила, будто для детей…
«Из-за детей» — она себе шептала.
Но ложь есть ложь. Одна она не ходит.
В своей постели ночью, как не раз уж,
Жена отвергла венчаного мужа,
И вновь не сердцем, а губами только.
«Из-за детей», — она себе шептала,
Которых и любить-то не любила.


СКАЗАТЬ И УСЛЫХАТЬ В ОТВЕТ… (Перевод Л. Володарской)

Чего желаю я на сей земле?
С тобою быть вдвоем на сей земле.
Тебя целую, это чтоб сказать
                                      и услыхать в ответ…
Ты больше не дитя, но как дитя
Провидишь тайны, хоть ты не дитя.
Так постели постель, чтоб я тебе сказал
                                      и услыхал в ответ…
Обет мой на твоей руке в кольце златом,
Обет твой у меня на шее в цепи золотой,
Еще один разок хочу тебе сказать
                                      и раз и навсегда узнать ответ.


УМЕРШИХ ВОСКРЕШАТЬ (Перевод И. Озеровой)

Умерших воскрешать
Не колдовство — искусство.
Не каждый мертвый — мертв:
Подуй на уголек —
Раздуешь жизни пламя.
И оживет забытая беда,
И зацветут засохшие надежды.
Своим пером его освоив почерк,
Естественно, как собственную, ставь
Его автоматическую подпись.
Хромай, холь он хромал,
Как клялся он, клянись.
Он черное носил — ходя лишь в черном,
Подагрой он страдал —
Страдай подагрой ты.
Интимные безделицы копи —
Перчатку, плащ, перо…
Вокруг вещей привычных
Построй привычный дом
Для страшного жильца.
Ему даруя жизнь, остерегайся
Могильного пристанища его,
Чтобы оно теперь не опустело.
Завернутый в его истлевший саван,
Сам место ты свободное займешь.


ЛАТНИКИ НА ГРАНИЦЕ (Перевод И. Озеровой)

Готы, гунны, вандалы, исаурианские горцы,
Римляне не по рожденью, а по случайности службы,
Знаем мы все так мало (больше мы знать не хотим)
О Метрополисе странном: о храмах его со свечами,
Сенаторах-педерастах, облаченных в белые тоги,
Спорах на ипподроме, кончающихся резней,
О евнухах в пышных салонах.
Здесь проходит граница, здесь наш бивак и место,
Бобы для походной кухни, фураж для наших коней
И тяжесть римских доспехов. Ну, хватит! Лишь тот из нас,
Кто в сумасшедшей скачке, достав тетивой до уха,
Вбивает тяжелые стрелы в чеканные латы персов,
Пронзая насквозь доспехи, успех завершая копьем, —
Лишь тот достоин почета, достоин нашей любви.
Меч свой в ножны вложить властно велел Христос
Святому Петру, когда стража их превзошла числом.
Тогда и была дана Святому Петру возможность
Словом поднять толпу, на помощь ее призвать.
Петр нарушил обет и от Христа отрекся.
У нас за случай такой — забрасывают камнями,
А не возводят в сан…
Ни веры, ни истины нет, ни святости в Церкви Петровой,
А справедливости нет ни во дворце, ни в суде.
Священнику все равно, что мы продолжаем дозором
Посменно стоять на валу. Достаточно нам вместо бога,
Чтоб на хоругви дракон от ветра распахивал пасть.
Сердце империи — мы, а не этот облупленный город:
Гнилому дереву жизнь продлевает только кора.
 
МИФОЛОГИЯ
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar