Меню
Личный кабинет Вход и регистрация
Регистрация
Назад » »

РОБЕРТ ГРЕЙВС (6)

РОБЕРТ ГРЕЙВС

Стихотворения Роберта Грейвза

ГОРИЗОНТ (Перевод Ю. Комова)

В погожий день как тонок горизонт,
Граничащий как с морем, так и с небом,
Живущий и любовью-небом и любовью-морем;
И как неясен он, когда садится солнце
И зоркий глаз в себя теряет веру.
«Пусть будет так, как хочешь ты чтоб было», —
Она сказала, и он сделал так.
Луна светила, и свеча светила,
Свеча светила, и луна светила,
И облака — похожи на подушки — скрывали горизонт от глаз.
И зная и не зная, что ничто не вечно,
Оплакали влюбленные давно
Потерю горькую: однажды ночью убежит она
С его же другом, в доброте сердечной
Оставив красоту свою на память, любуется пусть ею и тогда,
Когда луна на небе светит иль горит свеча,
Когда свеча горит иль светит в мир луна.


ЗОЛОТОЙ ЯКОРЬ (Перевод Ю. Комова)

Я разорен: и на открытом со всех сторон пространстве
Свободен, словно ветер, если нужны прогнозы.
Но почему так горько мне, ведь с нею я не связан?
Мое кольцо на пальце у нее, а шею украшает
Имеющий чудесный дар нефрит. Потеряно не все,
Пока она такие знаки носит; нас не скрепляют
Ни клятвы, ни слова — одна любовь.
Быть может, якорь золотой приносит ей мученье,
Свободу женскую невольно он сковал? Желая страстно
Цепь разорвать и по теченью вниз умчаться,
Предупредит ль она, что нам грозит несчастье,
Сочащееся из уставшей веры? — поэтому ль оно лениво
И боится на головы обрушить свой топор, хотя
Живет в ладу со злым и безразличным?
И как же дальше жить? Она меня нашла,
Не я ее. Без счета расточал ей
Богатые подарки, она все заслужила.
В любви был горд я, как моя природа;
Она — таинственна, таков ее девиз. Я горе затаю,
Пока ее волненья не увижу, когда сорву ту маску,
Мишурою украшенную добродетель, что неумело так она носила.


ВОЗЛЮБИВШАЯ ЛЬВА (Перевод Ю. Комова)

В возлюбленные льва избрала ты —
Меня, кто радостно, судьбе идя навстречу,
Из ревности посмев жестокие деянья
Совершить, заранее предвидя результаты,
Теперь ловушку оживил своим же мясом.
Но я не променяю сердце льва
На менее свирепое другое,
Хотя схожу с ума я под луною
И над кровавыми останками рычу,
Терзая их, лишь облака закроют мне ее луну.
Признательность и благодарность презираю,
Такой товар на рынке стоит грош:
Твои нагие ноги на моих плечах дрожащих,
Твои глаза, что дарят мне любовь —
Вот без чего с рожденья жить не мог.


ИВИК НА САМОСЕ (Перевод Ю. Комова)

Потеряли женщины Самоса головы от любви ко мне:
Изводят мужей своих, хозяйство совсем забросили,
Посланья мне тайные шлют, я о том сожалею.
Я — Ивик, поэт, что славен везде журавлями,
И стройная, бледная, как луна, самианка хотела б
Моею невестою стать.
Я ж ей отвечаю холодным приветствием или
По-братски целую; она мне проклятия шлет:
Разве должное я не воздал ее жаркой груди, что миррою благоухает?
А та, горжусь которой, на меня смотреть не хочет
Уж целый год, в тщеславии своем, что не знаком с пределом,
Сердца терзает наши, как одно.
Где б ни бродил я, жар во мне пылает,
Оливы ветвями касаются и жгут,
Мерцают камни на блуждающей тропе.
Кто обвинит меня, когда один поэт я,
Никто не смеет в дар принять удел
Лишь смерти, смерти в храме Музы?
Кто обвинит меня, когда мой гибнет волос
И череп выглядит горшком, когда глаза сверкают,
Как будто молния свой распустила шлейф?


ОДЕРЖИМЫЙ (Перевод Ю. Комова)

Быть одержимым, думает она, — быть не в себе,
Хотя уверен ты в какой-то мысли,
На ней не строишь ничего.
Становишься вдруг безрассудно честным,
И обязательно смолчишь,
Пусть даже предадут тебя.
Надеждою не тщишься, что проникнешь
В доверие ты к ней —
Ведь женщина она, как все другие.
И знает делать что, не — почему:
Вот заставляет ждать
Желанных клятв
И вот уже, ранима так же,
Себя терзает за поражение твое,
За то, что сдался.


КРЫЛАТОЕ СЕРДЦЕ (Перевод Ю. Комова)

Пытался я читать, когда ушла ты,
Но все слова теряли смысл, я их оставил;
И тут почувствовал внезапно, что сердце обретает крылья.
Один был в доме я, и дождь, собой довольный,
Четыре дня отдав во власть сирокко,
Гнал пелену через долину —
Как он шипел, как сотрясал оливы листья!
С апреля первых дней томимы жаждой,
Теперь уже мы в октябре.
Я больше не скажу ни слова. А что сказал,
Уже назад взять невозможно
Без отрицания вселенной.
Проклятье между нами, «мертвая рука»,[1]
Дыханье зла, что поглощает добродетель:
Мы крова лишены, с тех пор как отступили
Вдруг при первой нашей ссоре,
Житейские заботы — где и как — лишь высмеяв:
Была уверена во мне ты, я — в тебе.
И звездочка, мерцающая в небе, что усыпляет
Цепочку скал, и наши лица в каплях дождя —
Не перевесит ли все это на весах чашу жизненных невзгод?


В УПОЕНЬЕ НА РАССТОЯНИИ (Перевод Ю. Комова)

Так легко и так просто не первый уж раз
В упоенье веду разговор с ней на расстоянии,
Убеждаюсь, что слышу те сокровенные вздохи,
Что прежде так редко ко мне долетали;
Уверенность теперь в едином звуке, биеньи,
Что оба сердца рвет, и под одежды
Спудом — уверенность в общей наготе.
Я к памяти приник, чтоб страх холодный
Того, что кануло, не возвратился вновь,
Чтоб не вовлечь себя в заманчивую сделку,
Придуманную бесами, играющими роль ее
В моих мечтах, они копируют
Ее походку, легкую как танец,
Ее улыбку, голос и ее слова.
Но все прошло — а было ль это? — ведь можешь
Взять, к себе прижать ее, когда захочешь:
Она меж нами стену пустоты воздвигла
(Так ясно разве, так понятно — рванувшись в сторону
Ты мог пустые капилляры сердца сравнять с землей?)
И все же в упоенье не будет ль отрицать она,
Что ты — ее, она — твоя, до самой смерти?


ВЕНОК (Перевод Ю. Комова)

То горький год был. Что за женщина тогда
За мной ухаживала? Болен ею, болен,
Она так близко и так далеко,
Так много обещает, выполняет мало,
И страшно так свою любовь предать стремится.
С тех пор не в силах я отдать ей долг.
Неблагодарности царица, в мой смертный час
Венок бессмертия возложится на вас,
Так не приемлите его, сопротивляйтесь и бегите.


В ЕЕ ЧЕСТЬ (Перевод Ю. Комова)

Они об этом знали: Богиня все еще ждала.
Хоть женщина влюбленная, любая, которою она была,
На шее у которой сидела год, два и три,
Упасть под ношею священной могла от тяжести
И к людям ощупью идти назад, не признавая
Капризной власти, весь путь ее что отмечает
Широким следом клеверным, — покинув вас,
Избранницу свою, удар все ж нанесет не раз
Кинжалом, очистит кошелек, похитит кольца —
Но все равно они зовут тебя, пусть длится дольше
Беседа с непорочной, таинственной и мертвой,
Пусть плач несется над землею дикой стаи волчьей,
И смотрит пусть, влекомая течением ее холодным, луна.
И смертна женщина. И ждет она.


АЛЕБАСТРОВЫЙ ТРОН (Перевод Ю. Комова)

Амазонка, стройная и гибкая вооружилась
Всей хитростью крестьянина-отца,
Спешил который из голодавшего Тенарума в Коринф, —
Любил ее он, дитя своего нового богатства,
Почти как сына.
В Коринфе села на корабль она, что направлялся в Пафос,
Там голуби слетелись к ней и сели на ладони,
И охватило нас внезапное волненье,
Желание наполнить жемчугом ее подол, забвению
Предав все то, что прежде было.
Которая из них богиня, и женщина которая из них?
Ломают пусть философы над этим голову!
Она уж захватила пустующий — из алебастра — трон,
И лета два, почти, могла не вспоминать
Тенарум и Коринф.


БЕСПОКОЙНЫЙ ДУХ (Перевод Ю. Комова)

Как жаль упрямое сомненье: боязнь
Ошибки, что свободно сердце.
В невозмутимости ее — все опасенья!
Прекрасны несказанно холмы и берег лучезарный
Тем утром ранним, когда, вся плоть и кровь, она идет,
И тают восхитительные формы, уходят
Сквозь туман садов в любви владенья —
Когда она идет, вся плоть и кровь, —
Но беспокойный дух ее скользит туманами садов.


МЕЖ ЛУНОЮ И ЛУНОЙ (Перевод Ю. Комова)

В последний час, печальный, ночи
Останется полоска света
Подтачивать тень убывающей луны.
Ее виновность скоро поглотит рассвет. И с этих пор другая
Молодая королева засияет дивно;
Я утверждаю, красота так не была еще мудра:
Луны подобие во всем, хотя различье
Мы найдем и в имени, и в свойстве, и в природе
Невинный взгляд ее выносит приговор измене,
Как будто само Время умерло, исчезло.
Всегда так было. Здесь опять она. И я дышу.
ОБИДЫ (Перевод Л. Володарской)

Когда тебе неважно, плохо мне,
Моя неправда, что твоя вдвойне,
Коль наказать меня решишь ты вдруг,
Познаешь тяжесть безысходных мук.
Какой же дать мне вечности обет,
Чтоб защититься от любовных бед?


МАДАМ, ПРЕД ВАМИ… (Перевод Л. Володарской)

Мадам, пред вами умный дьявол,
Великий интриган в плаще поэта
И злобный острослов.
А вы не Муза ль? Он сказал,
Что слепо верит вам во всем,
Хоть вас не видно и не слышно.
Поэт страдает однолюбьем,
Без страха рыцарь и упрека,
В аду, глядишь, он гордо сгинет.
Дано лишь Музе предавать,
Чистейшую слезу пуская,
Коль жертве рай ее так мил.
Сам дьявол у нее учился
Творить мужчину из отребья.
Мадам, и вас лишит он чести.
Он вашу соблазнит сестру
На том же ложе, но ни она,
Ни вы не будете внакладе.
Ах, если однолюбка вы
И слепо верите ему,
Не боле Муза вы, чем он — Поэт.


КРАЙ ПРОПАСТИ (Перевод Ю. Комова)

Безумие вам больше не грозит,
Невинное то было безрассудство,
Заставившее нас поволноваться: и с грязных
Жизни войн домой шагают ветераны.
Простите наше самомненье и гордыню: мы смущены —
Как тот ребенок, что, по краю пропасти ступая,
Вдруг повернувшись к побелевшим братьям, их спрашивает:
«Думаете вы, что я еще дитя?»


МЕЛЬНИК (Перевод Ю. Комова)

Невозмутимый мельник,
К кому взывал о помощи ребенок,
Тонущий, течением влекомый мимо мельницы,
Хорошим человеком был, и все же он не встал
Между речным божком и его верной жертвой.
А вскоре и он сам, плывя под солнцем,
Был скован судорогой; ребенка дух
Из камышовых зарослей над ним глумился.
Но молча и без страха он тонул, осознавая,
Что это связано лишь с ним, его удел — и никого другого.
Не будет уподоблен нами мельник
Иуде иль Христу;
Сравним его с животным мы, которое выносит все погоды,
Иль со скрипящим тупо мельничным колесом,
Что безразлично к зерну, лежащему в ларях.


АКРОБАТЫ (Перевод Ю. Комова)

Неправдоподобно повисшие в воздухе на высоко натянутой проволоке
Любви, несмотря ни на что,
Эти канатоходцы еще сохраняют свое головокружительное равновесие
И улыбаются направо и налево,
Как будто не знают, в какую сторону падать.

 
 
МИФОЛОГИЯ
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar