Меню
Личный кабинет Вход и регистрация
Регистрация
Назад » »

РОБЕРТ ГРЕЙВС. ЦАРЬ ИИСУС (130)

РОБЕРТ ГРЕЙВС

ЦАРЬ ИИСУС

Глава пятая НАСЛЕДНИЦА МЕЛХОЛЫ


Поразив своего предшественника царя Антигона Маккавея, царь Р1род первым первосвященником избрал безвестного вавилонского еврея из дома Садока по имени Ананель, но вскоре сместил его ради брата Ма-риамны, семнадцатилетнего наследника Маккавеев. Однако неуместное ликование толпы, когда мальчик совершал богослужение во время праздника, послужило причиной его смерти. Как-то вечером его утопили в общественной бане в Иерихоне во время веселого соревнования в воде двух команд придворных Ирода, к которым он так неосторожно присоединился. Ананель опять стал первосвященником, но ненадолго. Еще несколько первосвященников сменилось, прежде чем был назначен Симон, сын Боефа, и Ирод наконец решил, что должность попала в надежные руки.
Симон родился в Александрии в семье левитов, но не первосвященников. Маленький, умный, скромный, он был самым способным из учеников Александрии, к тому же в некотором роде идеалистом, однако без религиозных предрассудков. Ирод сначала поручил ему проверить родословную одного из кандидатов, чья семья давно обосновалась в Армении, и Симон в своем нелицеприятном отчете честно рассказал о темных пятнах в происхождении нескольких членов Синедриона, родственников этого человека. Из них один или двое активно исследовали родословную Ирода, которую Симон услужливо взялся сделать куда более достойной, чем сам полагал. И Ирод, решив, что Симону не место в Александрии, прикинулся безумно влюбленным в его дочь.
— Но как мне взять ее в жены, — спросил он своего брата Ферору, — и не дать ее отцу приличное положение? Ведь другие жены сживут ее со света!
Итак, он назначил первосвященником Симона. Кстати, дочь Симона была достаточно красивой, чтобы весь мир поверил, будто отец обязан своим назначением ее замужеству, а не чему-то другому.
Симон стал преданным слугой Ирода, привязавшего его к себе крепкими узами благодарности, ибо всегда был с ним уважителен и щедр. Прозвище Канфаров его семья получила в честь жука-скарабея, который у египтян — символ бессмертия. Все его родичи, хоть и считались фарисеями, но столь пропитались греческой философией, что в Священном Писании евреев пидели лишь чудесную реликвию варварской эпохи. Правда, они безукоризненно блюли закон, но только дли того, чтобы напоминать непросвещенным: «Страх Божий есть начало мудрости», ибо считали, что даже пера варваров предпочтительнее атеистической анархии или борьбы соперничающих религий. Между собой они сожалели об устаревшем взгляде евреев на Иегову как на одинокое божество, не имеющее ничего общего с другими богами, требующее единства от своего народа и пробуждающее в чужеземцах зависть или презрение в зависимости от того, насколько хорошо или плохо у евреев шли дела.
Для Канфаров Иегова был всего-навсего одним из местных вариантов Зевса-Олимпийца, и они от всей души мечтали о том, чтобы черты, отличающие его от Зевса и от подобных ему богов Рима, Египта, Сирии, Персии и Индии, как-нибудь сгладились ради всеобщего мира. Их собственное представление о боге было столь грандиозным и абстрактным, что Иегова в сравнении с ним казался обыкновенным демоном. Евреи, считали они, должны найти общий язык со своими соседями-греками. Если бы греки не были столь ребячливы, смешливы и беспечны даже в солидном возрасте, а евреи столь серьезны, старообразны и благочестивы даже в ребяческом, как бы все могли быть счастливы! Молодежь должна наслаждаться жизнью и представлять своих богов и богинь высокими светлоликими мужчинами и женщинами, которые мучают людей и друг друга своими прихотями, потому что наделены сверхъестественной властью и простыми человеческими страстями. Однако, становясь старше и постепенно знакомясь с нравственным и историческим значением древних мифов, они должны в конце концов попять, что боги и богини — это всего лишь словесные образы, тогда как Бог — это то, что превосходит физическую природу, это вечная мудрость и ответ на все но. чникающие вопросы.
Они шли следом за Гиллелем, одним из двух сопредседателей Высшего суда и самым почитаемым теологом, рассматривая Священное Писание как двусмысленное, по их собственным словам, в котором ни один текст не имеет в виду то, что он, на первый взгляд, имеет в виду. Например, Гиллель широко утверждал, что старое правило «око за око, зуб за зуб» означает совсем не то, что означает с точки зрения варваров, то есть если человек выбил глаз своему соседу, даже случайно, он должен выбить глаз и себе, а если он выбил ему зубы, то он должен и себе сделать то же самое. Гиллель говорил: «Если человек теряет глаз и зуб, то он не восстановит их, хотя бы кто-нибудь другой потерял глаз или зуб. Бог в своей мудрости, скорее, предписывает возместить ему ущерб деньгами, вещами или землей».
Симон не во всем был согласен со своими родичами. Теоретически он допускал, что произведения Гомера или Гесиода, если рассматривать их как вдохновенные религиозные тексты, могут служить не хуже Моисеевых Заветов, потому что истинному философу все равно, на какой крюк вешать свой серый плащ. Однако он был убежден, что Священное Писание евреев, особенно в его пророческой части, имеет одно совершенное преимущество: оно живет верой в будущее, упорной верой в совершенствование человечества. Ни о какой другой национальной литературе нельзя сказать того же самого. Тут даже одиночество Иеговы ему в похвалу, потому что Его можно рассматривать как тип неповторимой Единственной Истины, тогда как все другие затемнены мелкими противоречиями. А евреи, что ж, они единственны в одном смысле: только этот народ во всем мире всегда живет с мыслью о Боге.
Ирод не был ни философом, ни поэтом. Он смеялся над поклонением Симона одновременно и Платону, и пророку Иезекиилю, потому что сам полагался только на грубую силу — силу, полученную благодаря захвату национальной святыни и возросшую, когда он заставил соседние народы служить богу, которого он, царь, сделал орудием своего величия. И еще в потаенном уголке его сердца жила вера в то, что, принося богатые дары Иегове, в один прекрасный день он вновь станет молодым и обретет таким образом бессмертие. Ирод был не из тех людей, которые отступают от дела, каким бы оно ни казалось невозможным или противоестественным, если оно могло прославить его имя так же, как имена Геракла, Озириса, Александра и других смертных правителей, ставших богами благодаря своим великим деяниям.
Симон даже представления не имел о том, как дал око простираются честолюбивые замыслы Ирода, но время от времени ощущал, как неукротимый дух, чуть отпущенный на свободу, смущает царя великим безбожием, однако ни разу не смутил настолько, чтобы побудить его удалиться на. покой. Чего же Ирод хочет? Неужели он воображает себя обещанным Мессией? К счастью, есть военная мощь Римской империи, которая надежно защищает его от опрометчивых военных действий и религиозных бунтов. Ирод спорит с книжниками во многих случаях, когда Закон можно толковать по-разному, но он даже речи не заводит о том, чтобы игнорировать Закон в целом. И как бы ни распирал его царский дух, он навсегда останется покорным слугой множество раз покоренного Иеговы, всегда будет знать свое место обыкновенного царька и подданного Римской империи, а потом, когда наступит час, он умрет, как умирает любой человек. Вряд ли Ирод считает, что благодаря своим добродетелям живым вознесется на небо, подобно Еноху и Илии. Увы, между мощью Римской империи и влиянием Моисеева Закона слишком мало места для воплощения в жизнь честолюбивых мечтаний.
После того как Антипатру было оказано предпочтение перед сыновьями Мариамны, Симон крепко с ним сдружился. В Александрии Антипатр учился у родственника Симона, но понимал Закон более прямолинейно, чем Канфары, и, хотя готов был воспринять даже самые вольные толкования Гиллеля, к греческой философии питал отвращение, видя в ней угрозу Святому Писанию. Волею отца он взял в жены дочь царя Антигона, которая скоро умерла, оставив ему двоих детей, мальчика и девочку. Мальчик, Антипатр-Млад-ший, учился в Египте, где жили Канфары, отличался тихим нравом и прилежанием. Девочка, Кипра, обрученная с сыном Аристобула, который потом прославился как Ирод Агриппа, была еще совсем крохой. Сам Антипатр, обрученный с юной дочерью Аристобула, жены не имел и чувствовал себя поэтому очень одиноким. Отец, правда, намекнул ему, что приглядел для него другую жену, а пока он-де может завести для развлечения любовницу, но совесть не позволяла Антипатру поступить таким образом. Он придерживался точки зрения фарисеев, что ложиться с женщиной не ради будущих детей противно Богу и история Онана тому подтверждение. К тому же он не желал иметь от еврейки или едомитянки незаконных детей, которые не будут допущены в общину Израилеву, но тот же Закон запрещал ему иметь любовные сношения с гречанками, финикиянками и прочими чужестранками.
Как-то весенним утром за несколько месяцев до казни братьев Антипатр посетил Симона в его роскошных Храмовых комнатах, выходящих окнами на царский двор.
— Ты расстроен, царевич, — сказал Симон, как только они остались вдвоем. — В последнее время ты постоянно расстроен. И это печалит меня.
Антипатр смочил губы предложенным ему вином, взял горсть миндаля и стал машинально разламывать орешки, выкладывая из них геометрические узоры на свободной части золотого подноса.
— Ты прав, Симон, я расстроен, — сказал он и вздохнул. — В Израиле быть царем, сыном царя или наследником царя нестерпимо, если подданные презирают тебя как выскочку. Нет, они исполняют приказания, которые я отдаю именем отца, но без всякой охоты, за исключением разве лишь совсем простых людей, а все остальные держатся со мной угрюмо. Вот и сейчас я шел по двору, а они словно хлестали меня по лицу своими глумливыми приветствиями. Знаю, они думают: «Какое право его отец имеет на престол, кроме того, что ему даровано нашими врагами, безбожными римлянами? Ни его отец, ни его мать не принадлежат к роду Маккавеев. Он сын безбожной едомитянки, внучатой племянницы проклятого Забида». Если я буду строг с ними, они возненавидят меня как тирана, если терпим — решат, что я слабоволен, и будут презирать меня. Я знаю, что плотью и кровью принадлежу к их племени, что Иерусалим — мой дом и самый прекрасный город на свете, поэтому я хочу спросить тебя: есть ли у меня надежда добиться любви и доверия моего народа?
Симон, вероятно, ждал этого вопроса, потому что не замедлил с ответом:
— Я скажу тебе, царевич. Царственность — в осознании своей царственности так же, как свобода — в осознании своей свободы. Осознай себя царем, и твое чело засияет царственным блеском. Уверь себя в том, что ты выскочка, и ты погубишь себя.
— Не очень-то утешительно, — заметил Антипатр. — Я не могу измениться от одного желания, чтоб моя мать принадлежала к дому Маккавеев.
Симон сухо рассмеялся:
— Царевич, да кто такие эти царственные Маккавеи? Их предки не более полутораста лет назад были деревенскими плотниками в Модине. Маккавеи, если тебе известно, означает «колотушка». Так прозвали Иуду, сына Матафия, который возглавил восстание. У его братьев тоже были прозвища, которые отец дал им в честь инструментов, лежавших в его сундуке. Например, Елеазара звали Аваран — «шило». Родословная Маккавеев, если заглянуть на два-три поколения дальше Матафия-плотника, дырява, как решето. Неизвестно даже, был ли он левитом. И уж точно, что он не из дома Аарона.
— Тем не менее, — сказал Антипатр, — своей смелостью и добродетелями Маккавеи добились царского титула.
— Твой отец тоже.
— И все же Храмовые сановники презрительно кличут его «Ирод Аскалонский» или «Раб Едомский» и отвергают как чужака и незаконного властителя. «Маккавеи, — говорят они, — освободили нас от чужеземного царя, а этот из Аскалона опять надел на нас ярмо».
— Разве твой отец, царевич, никогда не говорил тебе, что по рождению он в тысячу раз выше Маккавеев? Что ты прямой потомок Халева, сына Иефонии, который покорил Хеврон в дни Иисуса?
— Он говорил мне, что мы халевиты, но я принял это за его фантазию. Когда он плотно пообедает, у него появляются странные мысли.
— Это правда. И он узнал ее от меня. Дед твоего прадеда — халевит из Вифлеема, бежавший в Декадой, а твой прадед был увезен из Аскалона едомитяна-ми, которые почитали его как своего царя.
— Ты сказал это отцу, чтобы сделать ему приятное?
— Царевич, я лучше огорчу царя, чем поставлю под угрозу свою репутацию книжника.
— Я не обвиняю тебя во лжи. Просто я подумал, не пересказал ли ты старую легенду, не сверив ее с источниками.
— Это не в моих правилах.
— Прости меня!
— Прощаю. Однако прежде, чем ты последуешь моему совету, выкинь из головы то, что твой предок Халев был потомком Иуды, правнуком Иуды от незаконнорожденного Фареса. Халев был кенито. м из Хеврона, а в Хевроне в стародавние времена располагался центр Едома. Прочитай вторую главу Второй Книги царств. А самый достоверный миф, известный в Египте, говорит, что Хур, сын Халева, сына Хедрона Кене-зита, взял в жены Мириам, сестру Аарона, хотя не была она «ни красива, ни здорова» и вскоре умерла в пустыне, и он вместе с Моисеем воевал против Рефидима. Халев был одним из десяти избранников, посланных соглядатаями в Ханаан перед приходом Иисуса. Он прошел через Хеврон, тогда покорный Анакину, и посетил Махпел, где похоронен его предок Авраам. Там одна из служительниц вдохнула в него силы, разъяснив ему пророчество вещей челюсти Ав-раамовой. Когда же начался поход, он покорил Хеврон, изгнал оттуда великанов и взял в жены Азуву Иери-оф, «одинокую женщину, живущую в шатре». А потом взял в жены еще Ефрафу из Вифлеема.
— Что ты об этом скажешь? — спросил его Анти-патр.
— Скажу, что халевиты — это кениты из Едома, а кенизиты — ветвь дома кенитов, которая в самом начале владела Хевроном, а потом, изгнанная оттуда племенем рослых северян, нашла убежище у мидиа-нитов, на границе Синайской пустыни. Они тоже поклонялись богине Мириам, известной еще как Раав, Богиня Моря. Ее знак — алое платье. Когда же из Египта пришли сыны Израилевы, ведомые Моисеем, халевиты, вступили с ними в союз и потом вместе с ними покорили Ханаан, а мидианиты не пошли в поход, и союз с ними был расторгнут. Произведя необходимую разведку, халевиты вновь завоевали Хеврон и вновь взяли в жены служительниц святыни Авраамовой, которую великаны разорили во время поспешного бегства. Постепенно они расширили границы своего влияния на несколько миль к северу до Ефрафы, что недалеко от Вифлеема. Вряд ли ты будешь оспаривать мою правоту. — Но на этом Симон не остановился. — Халевиты из Ефрафы позднее были поглощены своими союзниками вениамитами, халевиты из Хеврона — иудеями, а через пару столетий Хеврон был присоединен к Иудейскому царству Давидом Халевитом, который вел свой род от Хура. Родословную подправили так, чтобы Халев стал потомком Иуды, а благодаря позднейшим вставкам Кеназ, давший свое имя кенезитам, стал зачем-то считаться сыном Халева. Однако халевиты все еще упорно числят себя кенезитами, то есть детьми Едома. Неприязненное отношение иудеев к истории этого рода выражено историографом в именах детей Халева от Азувы Иериоф: Выскочка, Падение и Разрушение. Ясно, что они противостояли всем попыткам вынудить у них согласие на изменения в Иудейской Вере, а так как они жили в шатрах, то сумели ускользнуть от вавилонян, сбежав в Едом, откуда вскоре возвратились в сопровождении вооруженных едомитян. Более того, мужчины одного из их кланов, салманиты, отправились дальше — освобождать Ефрафу. Вождь салманитов взял в жены священнос-лужительницу из Вифлеема, и ты, царевич, ведешь свой род от старшей ветви дома этого вождя.
Антипатр взял еще горсть миндаля и принялся раскладывать его в виде пятиконечных звезд.
— Я не могу опровергнуть твои слова, — медленно, как бы с трудом, проговорил он. — Но мне неприятно думать, будто в Святое Писание были внесены поправки.
— Разве не лучше поверить в это, чем покориться исторической несправедливости? Ладно. Я все рассказал царю и доказал каждое слово разысканиями в Ас-калоне, Доре, Хевроне, Вифлееме и генеалогическими документами, предоставленными мне книжниками из Вавилона, Петры и Дамаска, однако мне не удается убедить в своей правоте фарисеев. Слишком они настроены против Ирода. Есть еще один очень важный исторический момент, о котором я ни разу не говорил с твоим отцом, но, может, соберусь…
— Ты хочешь сказать, что расскажешь мне?
— Только если ты сохранишь наш разговор в тайне. Ни одна душа не должна ничего знать, пока твой отец жив.
— Ты разжигаешь мое любопытство. Но почему ты хочешь рассказать мне то, что скрываешь от отца?
— Потому что твой отец, кажется, совершенно удовлетворен своим правом на царство, а если он узнает то, что ведомо мне, он может забеспокоиться и совершить что-нибудь очень опасное.
— Тогда надо ли мне слушать тебя? Или я меньше способен погубить себя, чем он?
— Как хочешь. Но ты ведь не успокоишься, пока не узнаешь все о своих правах?
Антипатр вспыхнул.
— Симон, — сказал он, — как друг моего отца ты не должен ставить передо мной столь неприятную задачу. Я не желаю знать государственных секретов, о которых не могу рассказать отцу.
И он ушел.
Симон вернулся к столу из лимонного, дерева и вгляделся в переплетенные треугольники и звезды, выложенные Антипатром из миндальных орешков. Потом он торопливо разворошил узор, чтобы слуги не приняли его за магические знаки.
— Неужели он доложит царю о нашем разговоре? — еле слышно пробормотал он. — Нет, Господи, не дай ему. Он заглотнул крючок. Я уверен. Пожалуйста, Господи, помоги мне!
Через два дня осунувшийся и злой Антипатр вновь пришел к Симону.
— Симон, я дам клятву, что буду хранить твою тайну, потому что не могу забыть ни одного твоего слова. Я не сплю ночами.
На это Симон ответил ему:
— Царевич, это моя ошибка. Надо было мне сдержаться. К тому же мне не нужна твоя клятва, достаточно твоего слова.
И он поведал Антипатру самую невероятную историю. В стародавние времена-де израильский вождь или царь получали власть из рук женщины, то есть беря в жены наследную владетельницу земли: Адам — Еву, Авраам — Сарру, Агарь и Кетуру, Исаак — Ревекку, Иаков — Асенаф, Халев — Ефрафу и Азуву, Хур — Мириам, Давид — Авихаиль из Сармела и Мелхолу из Хеврона. Все прочие цари из рода Давидова брали в жены наследниц Мелхолы. Еще он сказал Антипатру, что, перестав царствовать, дочери Мелхолы вошли в дом Илии, старшей ветви священнослужителей, что ведут род от Аарона и называют себя наследниками Давида, или царскими наследниками.
Свою речь он заключил торжественно:
— Царевич, я скрыл от твоего отца Ирода, что ни один царь не имеет права на престол Израиля, если он не халевит и не женат на наследнице Мелхолы, к тому же она должна быть младшей дочерью, обязательно младшей, а не старшей.
Сначала Антипатр недоверчиво отнесся к словам Симона.
— Ни в Святом Писании, ни в комментариях нет ни слова об этом, — возразил он.
— Но не для тех, кто умеет читать между строк.
— Все это мне кажется странным и неправдоподобным.
— Разве тебе не известно, что в Египте, например, фараон всегда берет в жены сестру.
— Я как-то никогда не интересовался этим.
— Там право на владение землей передается от матери к дочери. То же самое на Крите и на Кипре, и в Греции. Да и в Риме было так при царях.
— Мне ничего неизвестно о Крите, Кипре и Древней Греции, но в Риме точно ничего подобного не было, если верить школьной истории.
— Школьная история существует для прославления современных институтов власти и уничтожения памяти о прежних. Ладно, я дам тебе доказательства. Помнишь, как изгнали Тарквиния и Луций Брут установил Римскую республику? Наверно, твой учитель, когда ты изучал латинскую риторику, давал тебе задание составить на этот случай речь?
— Да, как всем ученикам. Постой! Тарквинию Первому наследовал, насколько я помню, некий Туллий, который женился на одной из его дочерей, хотя у Тарквиния был взрослый сын Тарквиний Гордый…
— Почему же Тарквиний Гордый не наследовал своему отцу Тарквинию Первому? Почему ни один царь в Риме не наследовал своему отцу? Да потому, что титул наследовали по материнской, а не по отцовской линии. Царем становился тот, кто женился на младшей дочери царствующего монарха, так как женитьба на сестре, разрешенная в Египте, считалась противозаконной в Риме. Царский сын. обычно брал в жены чужеземную царевну и покидал родную страну. То, что случилось с Тарквинием Гордым, редкость. Он честно унаследовал престол, взяв в жены Туллию, дочь Туллия.
— Историки говорят, что Тарквиний Гордый считал Туллия узурпатором.
— Естественно. И в том, что Тарквиний Гордый убил Туллия с помощью Туллии, тоже нет ничего необыкновенного. Наоборот, все тогдашние цари, состарившись, ждали смерти от руки зятя. Только по несчастливой случайности Туллия запачкалась кровью отца и была вынуждена покинуть царский двор. Таким образом, Тарквиний тоже потерял право на престол, ради которого на сей раз должен был взять в жены другую дочь — наследницу Лукрецию, жену его двоюродного брата Коллатина, племянника царя Нумы по женской линии. Вовсе не красота Лукреции, а ее право на престол привлекло Тарквиния, потому что, не считая его сестры Тарквинии, которая была матерью Лу-ция Брута и уже вышла из возраста деторождения, и лишенной прав Туллии, Лукреция была единственной наследницей старинного царского дома Карменты. Тарквинии притащил Лукрецию к себе и вынудил стать его женой, но она покончила с собой, чтобы досадить ему. Таким образом, и Тарквинии, и Коллатин лишились права на престол, и монархия перестала существовать, потому что у Тарквиния не было дочерей, а у Брута и Коллатина — сестер. Разъяренный народ изгнал Тарквиния, и Брут с Коллатином стали соправителями в Риме, Брут — как сын Тарквинии, а Коллатин — как сын Эгерии, ведущей род от сестры царя Нумы, тоже Эгерии. Однако они не могли назвать себя царями, потому что не имели женского права на престол, вот они и назвали себя Консулами, то есть советниками. Лукреция убила не только себя. Покончив самоубийством, она убила Карменту.
— Карменту?
— Богиню Аркадии, которую царь Эвандр привез в Италию еще до Троянской войны. В Аркадию она пришла из Библа, что в Финикии. Под «богиней» я, конечно же, разумею священнослужительницу, которая воплощает в себе божество точно так же, как Мириам (или Раав) воплощалась в женской линии Мелхолы.
— Я понял тебя, — сказал Антипатр. — Но прежде чем я проверю твою теорию еврейской историей, должен тебе сказать, что, согласно Книге царств, дом Илии никогда не претендовал на старшинство среди наследников Аарона. К тому же разве не лежит на нем проклятие Господа со дней самого Илии?
— Это проклятие — вставка того времени, когда шесть веков назад правил царь Иосия. Авиафар, сын Илии и первосвященник царя Давида, остался после смерти царя верным его наследнику Адонии, которого Соломон сместил с помощью первосвященника Садо-ка. И точно так же с помощью Соломона Садок сместил Авиафара, которого вынудили оставить первосвященство. С тех пор садокиты считают себя законными первосвященниками.
— Но не будешь же ты отрицать, что именно Садок недет род от Елеазара, старшего сына Аарона, а Авиафар — от младшего брата Елеазара, Ифамара? Я только вчера перечитал Книгу царств.
— Буду, потому что это еще одна вставка и того же времени. В Первой Книге царств говорится, что Илия, отец Авиафара, происходит из первого дома первосвященников, а во Второй Книге царств сказано, что Садок к этому дому не принадлежит. Другими словами, Садок, как и Соломон, был узурпатором, и его потомки подделали родословную. Нужно было найти весомую причину для того, чтобы отнять у Авиафара первосвященство, и ее нашли в виде притчи о некоем Божьем человеке, который предсказал, что дом Илии перестанет быть домом первосвященников в наказание за снисходительность Илии к его порочным сыновьям, и все они будут нищими. Но садокиты сглупили, ибо подошли к делу только с одной стороны: или Садок старше Авиафара, или Авиафар старше, но тогда он теряет все из-за давнего проклятья. Они не могут себе представить, что Авиафар младше и теряет свои права, потому что владеет ими как старший. Я утверждаю, что царь Иосия потрудился над древними текстами через четыреста лет после смерти царя Соломона, когда с помощью садокитов вычеркнул потомков Авиафара из списка священнослужителей. Мне жаль, что в Писании есть неточности, но мне еще больше жаль, что там можно найти прямую ложь. Разве не разумнее поверить в это, чем оглуплять себя логическими нелепостями?
Но Антипатра не так легко было убедить.
— Может быть, ты и прав насчет Рима, а также всех прочих западных городов, но ты еще не доказал на Писании, что материнское право существовало во времена Авраама, не говоря уж о временах Саула и Давида.
— Нет ничего проще, — сказал Симон. — Найди соответствующий текст в двенадцатой главе Книги Бытия. Авраам, когда был в Египте, отдал свою жену Сарру в жены фараону, который, как я понимаю, на самом деле был пеласгийским царем Фароса, называемый греками Протеем. Однако Сарра, хотя и была дочерью Теры, отца Авраама, не считалась его сестрой, потому что была дочерью другой матери. Иначе говоря, в Авраамовы времена наследников считали на манер эгейцев по материнской линии, а не по отцовской. Кстати, у женщины могло быть много мужей. Жена Исаака Ревекка была также женой царя Герары. А если ты сомневаешься в том, что Иуда поглотил Халева, ты найдешь рассказ об этом там, где говорится о насилии Иуды над Фамарью после смерти его порочного сына Ера (значит, халевитов), ибо Фамарь, пальма, — еще одно имя давней богини Хеврона. То, что Фамарь и Раав — одна и та же богиня, сказано в тридцать четвертой главе Книги Бытия, где она под видом наложницы рожает Иуде близнецов и повязывает алую нить Раав на запястье Зары, выжитого его братом и незаконным сыном Фаресом, которого потомки Иуды несправедливо возвели в прадеды Халева, чтобы подтвердить его недостойное происхождение. Но Зара — едомитянин, основатель клана, известного своими мудрецами, поэтому его брат-близнец Фарес — тоже едомитянин. Более того, о том, что Давид царствовал над Израилем по праву женитьбы на наследнице двенадцати колен (кроме колена Левиина), ясно сказано в истории о Верзеллии. Северные племена жалели о том, что он не осенял своим царским величием все племена одно за другим, а поставил над ними Иуду и зажился в Иерусалиме, решительно отказав десяти северным наследницам и предпочтя им наследницу Иуды, скорее всего Эглу, младшую дочь Мелхолы. Антипатр вздохнул.
— Ладно, — сказал он, — надеюсь, я правильно тебя понял. Мой отец, как ты говоришь, ведет свой род от Халева-кенита, в каком-то смысле едомитянина, чьи сыновья были преданы Иуде, а один из них — Салман — стал владельцем Вифлеема. Спустя несколько столетий главу этого дома Маккавеи изгнали из Вифлеема, по-видимому за его идолопоклонство, и он бежал в Аскалон, где стал священнослужителем Герак-ла-Мелкарта. Едомитяне во время набега на Аскалон захватили его внука, моего прадеда, потому что он был халевитом, и сделали его царем. Дому Салмана, поскольку царствующий дом Давида иссяк, принадлежит право на престол Израиля. Об этом ты рассказал моему отцу, но не рассказал, что его право может быть укреплено, если он возьмет в жены наследницу не иссякшего рода Мелхолы, которая есть дочь левита из дома Илии.
Симон молча кивнул.
— Почему ты не рассказал отцу о наследнице Мелхолы?
— По нескольким причинам. Во-первых, потому что дом Илии ненавидит твоего отца и никогда не согласится на родство с ним. Во-вторых, потому что для них он чужеземец. Если, не дай Бог, Ирод узнает об этом, отрубленные головы во множестве покатятся по узким улочкам Иерусалима. В-третьих, если он все же, несмотря ни на что, женится на ней, твоя мать и моя дочь, которые сейчас считаются старшими женами царя, потеряют влияние. В-четвертых, царь наверняка будет настаивать на том, чтобы сделать отца девушки первосвященником, и мне придется уступить ему свое место, что мне совсем не нравится. В-пятых, если родится наследник, ему будет отдано предпочтение перед тобой и перед моим внуком, который когда-нибудь тоже будет царить. В-шестых, потому что царь счастлив в своем неведении. В-седьмых, потому что девушка отдана отцом на мое попечение, и сделать ее женой царя, зная, как много горя принесет этот союз, мне не позволяет совесть.
— Я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы мой отец взял ее в жены, но я не понимаю, зачем ты обо всем рассказал мне. Ты хочешь, чтобы я женился на ней? Но ведь если дом Илии не желает родства с отцом, он не пожелает и родства со мной.
— Правильно. Но мы будем хранить в тайне твою женитьбу, пока твой отец…
— Это было бы несправедливо, потому что дает мне преимущество перед моим отцом в праве на престол.
— Только на духовный престол, потому что политическая власть, врученная ему римлянами, останется у него, а ты как был, так и будешь его младшим соправителем. Кроме того, он ничего не узнает о твоем праве. Никто ничего не будет знать, кроме нас с тобой и еще одного-двух людей, заслуживающих доверия.
— Как глупо! Но скажи, что даст мне это право?
— Оно даст тебе уверенность в твоей царственности, укрепит тебя и смутит врагов. Они поймут, что перед ними царь по праву. Может быть, они даже научатся почитать и любить твоего отца ради тебя.
— Кто эта девушка?
— Она живет в Храме, значит, под моей опекой. Ее мать — Анна, жена Иоакима-левита.
— Странно, как ты говоришь об ее отце.
— Он ее отец по закону, однако девочка родилась благодаря Божьему промыслу, как бывало в древности. Если ты не понимаешь, то перечитай историю богатой Суламиты, или скорее Сунемиты, и Анны, матери Самуила. В каком-то смысле она дщерь Господа. Но в любом случае ее родичи по материнской линии дают ей право на царство, так что замужество Анны с точки зрения генеалогии не имеет никакого значения.
— Расскажи мне побольше о дочери Анны, — попросил Антипатр.
— Она молода, красива, добронравна, весела и правдива. Ведет себя с царским достоинством.
— Как ее зовут?
— Мариам.
— Симон, чего ты хочешь? Как я могу тайно жениться на этой девушке? Да через два дня весь мир будет знать об этом.
— Я все продумал. Пусть она считается женой другого, пока ты не сможешь признать ее своей царицей. Эта хитрость никому не причинит вреда. Предоставь все мне!
— Жениться на женщине, которую я не имею возможности признать открыто! Мне это не нравится.
— Тебе не придется долго ждать.
— Почему ты так думаешь?
— Боюсь, твой отец долго не проживет. Эту печальную новость сообщил мне его лекарь Махаон из Коса.
— Мой отец болен? — растерялся Антипатр. — Не может быть! Свои семьдесят лет он носит гораздо легче, чем другие пятьдесят. О, несчастный! Неужели Господь не продлит его лета? Махаон сказал ему?
— Махаон мудр и ничего ему не сказал. Однако он нашел у него в кишках раковые опухоли, как он считает, смертельные, и дает ему от силы два года жизни. Его конец будет мучительным. Поэтому-то я и решился поговорить с тобой о женитьбе.
. — Если мой отец так скоро умрет, не лучше ли отложить женитьбу?
— Девушка уже взрослая, и я не могу долго тянуть с ее замужеством.
— Ты меня торопишь.
— Не я, а Время. Тем не менее сейчас она прядет нитки для Священной Завесы, и я могу еще несколько месяцев продержать ее за этим занятием.
Помолчав немного, Антипатр спросил:
…… Ты уверен, что я не погрешу против Господа и могго отца и с чистой совестью вступлю в этот брак?
— Уверен. Ты волен жениться без согласия отца. Вспомни классический пример Исава. Хотя он огорчил своих родителей женитьбой на чужеземке, они не могли ему запретить брать в жены понравившихся ему женщин и не могли заставить его отсылать их от себя. Никакой закон не может принудить тебя подробно докладывать отцу о своих семейных делах.
— Но она-то будет невестой одного и женой другого.
— Авраам, если ты внимательно перечитаешь историю его жизни, не только скрывал свою женитьбу на Сарре, но и разрешил ей стать женой фараона, и Исаак тоже скрывал свою женитьбу на Ревекке и тоже отдал ее в жены Авимелеху из Герары. Я не советую тебе поступать, как они, тем более что предполагаемому мужу Мариам будет запрещено вступать с ней в любовные отношения, чего не было запрещено ни фараону, ни Авимелеху.
— Ненавижу всякие хитрости и интриги. И интриганов тоже.
— Царевич, ты слишком прямолинеен, ибо подвергаешь осуждению не только Авраама и Исаака, но и Иакова, вся жизнь которого состояла из сплошных хитросплетений. Вспомни. Он, не задумываясь, обманул своего старого слепого отца, чтобы получить предназначенное Исаву благословение. И все-таки Иаков стал Израилем, а ты — смелый человек, если не боишься ругать Израиля. Ладно, ты как-никак старший сын царя и должен стать его наследником по праву рождения, не нарушая ни иудейский, ни римский закон, тем более что отец уже благословил тебя и назначил младшим соправителем. К чему же так привередничать? Исав рассердил своего отца женитьбой на чужестранке, а девушка, которую я предлагаю тебе в жены, принадлежит твоему собственному племени, к тому же, только женившись на ней, ты сможешь стать настоящим царем Израиля.
— Симон, ты рассуждаешь довольно здраво, однако от меня не укрылась излишняя горячность, которую ты старательно подавляешь в себе. Признайся, у тебя есть еще причина убеждать меня в необходимости этой женитьбы, кроме желания видеть меня счастливым?
Ничего не отвечая, Симон отпил вина из чаши, пригладил бородку.
— Симон, никогда раньше я не видел, чтоб у тебя так сияли глаза. И пальцы у тебя дрожат. Скажи честно, что у тебя на уме? Ты же философ. Ты строишь свою жизнь в строгом соответствии с философскими принципами. И хоть пытаешься держать надежду и радость, словно резвых скакунов, в узде, они грызут удила и встают на дыбы, и пена слетает с их губ.
— Царевич, — дрожащим голосом произнес Симон, — я скажу тебе. Все континенты сходятся в Иерусалиме. Это крепость на перекрестке дорог, по которым идут все известные в истории народы. Иерусалим находится на полпути между Индией и Испанией, холодным Белым морем на севере, где живут оборотни финны, и нестерпимо жаркими пустынями за Понтом на юге, где обезьяноподобные люди противно бьют себя в волосатую грудь. Запад и Восток сходятся здесь. Иерусалим — это центр известного нам мира. Центр пространства. Ты хочешь спросить меня о времени? Египтяне считают, что люди живут восемь тысяч лет, а у них два года — это один наш, значит, Адам родился четыре тысячи лет назад.
— А я слышал, что четвертое тысячелетие закончилось полтора века назад, во времена Иуды Маккавея.
— Иуда ошибся. Сейчас полдень, зенит Адамовой жизни. Заканчивается четвертое тысячелетие, а конец тысячелетия всегда отмечен каким-нибудь великим событием. В конце первого тысячелетия хранитель Книг Енох Совершенный был живым взят Богом на небо. В конце второго Господь заключил завет с Авраамом. В конце третьего царь Соломон с величайшей пышностью праздновал окончание строительства Первого Храма, и в то время Господь одаривал его явными знаками своей благосклонности. Ах, царевич, неужели твое сердце не бьется сильнее в ожидании того, что Господь в своей щедрости приготовил для конца нашего четвертого тысячелетия в нашем доме на полдороге судьбы? Адам рожден без греха. Хранитель Книг Енох прожил жизнь без греха. Авраам покорялся Богу, ни разу не подвергнув сомнению свою веру в Него. Соломон, когда Господь спросил его во сне, чего бы ему больше всего хотелось, выбрал мудрость. Все эти люди считаются патриархами нашего народа, и все пни принадлежат одному роду. А что, если четвертое тысячелетие закончится появлением царя, который сочетает в себе все добрые качества своих предшест-шмшиков: будет рожден без греха, как Адам, прожи-Ж'т жизнь без греха, как Енох, будет верить, как Авра-и м, и будет мудрым, как Соломон?
Лнтипатр недоверчиво усмехнулся:
— Я никогда не слышал, сын Боефа, чтобы ты так унлекательно рассказывал о тысячелетиях. И я не мпаю, что ответить тебе, разве что спрошу: «А где Моисей?» Ведь Моисей не принадлежит к роду остальных патриархов, и все-таки никто не станет отрицать, что он равен им, а ведь ни его рождение, ни смерть, ни какое другое событие в его жизни не приходятся на конец тысячелетия. И где патриарх Ной, с которого на самом деле началась новая эпоха?
— Ты мудро сказал! — со всей серьезностью произнес Симон. — Действительно, и Ной, и Моисей могли бы опровергнуть мое рассуждение, но не сделают этого. Известно, что конец четвертого тысячелетия совпадает с годом Феникса. Как ты знаешь, лишние часы за год добавляют к тысяче четыремстам шестидесяти годам еще один год, который в Египте называется годом Феникса, или Великим годом Сириуса, потому что именно в этот год небесная птица оказы-нается на пальме в Баальбеке и возрождается из пепла. Моисей поклонялся Всемогущему в Баальбеке, и, когда он со своими священнослужителями ушел из города, закончилась эпоха Феникса, начавшаяся при Ное, при том самом Ное, который, как Енох, не усомнился в Господе. Новая эпоха Феникса началась на Синае с установлением Закона Моисее-па, и теперь она заканчивается. Старый Феникс должен умереть и новый родиться. Вот почему мы находимся не только в конце Пространства, но и в центре времени тоже, не только на вершине Адамовых дней, но и на пересечении эпохи Феникса с Тысячелетней эпохой. Стоит ли удивляться тому, что я желаю старшему сыну моего царя достойную женитьбу, которая может принести Израилю и всему человечеству неисчислимые блага?
— Все-таки я едомитянин, а Исав продал свое пер-иородство Иакову за миску чечевицы. И свое благословение тоже.
— Исав умирал от голода и умер бы, не будь той чечевицы. Иаков поступил нечестно, позволив Исаву расплатиться таким образом за гостеприимство, которое он в любом случае должен был оказать ему. И благословение Иаков тоже украл, а сказано: вор должен отдать наворованное. А о том, что ни благословение, ни первородство не были проданы навсегда, ясно говорится в двадцать седьмой главе Книги Бытия словами Исаака:
«Брат твой пришел с хитростью и взял благословение твое… и ты будешь жить мечом твоим и будешь служить брату твоему, будет же время, когда воспротивишься и свергнешь иго с выи твоей».
И Исайя в своей Книге, опираясь на это пророчество, говорит в шестьдесят третьей главе о приходе Мессии: «Кто это идет от Едома, в червленых ризах от Вос-ора, столь величественный в Своей одежде, выступающий в полноте силы Своей?» И ему отвечают: «Я — изрекающий правду, сильный, чтобы спасать». Потом Исайя опять спрашивает: «Отчего же одеяние Твое красно, и ризы у Тебя, как у топтавшего в точиле?» Ему же отвечают: «Я топтал точило один… — Это значит, без брата Иакова.-… год моих искуплений настал».
— Кто же эти искупленные?
— Едомитяне, конечно же. Смысл в том, что едоми-тяне, а не израильтяне, истинный народ Иеговы. Когда Иаков заменил Исава, Иегова принял израильтян за детей своих и выказал им необыкновенную доброту, а они восстали против него. Вот, теперь едомитяне взывают к нему словами Исайи: «Мы твои. Ты никогда не был их Богом. Поначалу они не назывались Твоим именем. Они попрали святилище Твое».
— Значит, обещанный Мессия должен быть едоми-тянином? — изумился Антипатр.
— А как иначе он может стать вторым Адамом? Едом и Адам — один человек. Красный Человек из Хеврона. Как еще он может быть вторым Давидом? Только если его мать будет из племени левитов и дочерью Аарона. Таким образом, поскольку Халев, царственная часть Едома, считается Иудиной, то предсказано в Священном Писании: «Мессия придет из дома Левия-первосвященника и из дома Иуды-царя, и он будет особой священной».
Тут загорелось у него в груди, и он стал декламировать из завета Левия:
Бог нового священника воздвигнет, В его уста Свое Он вложит слово, И правые законы утвердятся По всей земле на многи-многи лета.
Его звезда взойдет подобьем царской, Как солнцем полдень, озарив познанье, Его прославится повсюду имя, Тьму расточа, как яркий луч светила.
Всеобщий мир во дни его настанет, И небо возликует, и земля Возрадуется, Бог на нем почиет, И мудр, и свят он будет меж людьми.
Господне покровительство почиет.
На всех его сынах, и на земле.
Никто в премудрости с ним не сравнится.
И станет в мире он народам пастырь.
Чрез благодатьначнется просвещенье -
И кончится победой над грехом. {3}

 
 
МИФОЛОГИЯ
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar