Меню
Назад » »

Роберт Грейвс. ЗОЛОТОЕ РУНО (173)

РОБЕРТ ГРЕЙВС \ ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \

МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯЭТИКА \ ЭСТЕТИКАПСИХОЛОГИЯ\

ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Орфей поет о творении


Повеял южный бриз. Ясон пожелал проплыть вдоль южного берега Лемноса, а затем направиться на восток к Геллеспонту, но Тифий отказался рисковать вести «Арго» на каменистые склоны мыса Ирена — ибо хотя и можно вести парусное судно под углом к ветру, он боялся рифов близ подветренного берега, кроме того, большая часть команды была с похмелья и не могла грести. Вместо этого он предложил следующую стоянку сделать на Самофракии.
Ясон слышал прежде название «Самофраки», но не знал, город это или остров. Аргус сказал ему.
— Это остров, величиной меньше, чем половина Лемноса, лежащий примерно в пяти часах пути на северо-востоке. Жители его, как и лемносцы, пеласги по происхождению.
— Давайте их посетим, — сказал Ясон.
Они ожидали, что доберутся до Самофракии после полудня; но бриз ослаб задолго до того, как Лемнос пропал из виду. Высоко над горизонтом на юго-западе все еще виднелась гора Скопия, когда им пришлось взяться за весла. Солнце нещадно палило, и они не могли вкладывать в удары всю свою силу. К вечеру они даже не увидели Самофракию, был мертвый штиль, а они устали грести. Поднялся морской туман и закрыл горизонт, создав преграду даже острому взору Линкея.
Аргонавты поужинали в молчании. Большинство из них думало о женщинах, оставленных на берегу и с укором называло себя дураками за то, что отказалось остаться хотя бы еще на несколько дней на этом райском острове. Идас, который всегда первым нарушал молчание, воскликнул:
— К рыбам эту убогую жратву! Никто, кроме Орфея, не виноват, что мы гнем спины на этих твердых скамьях в густом тумане вместо того, чтобы раскинуться на коврах из крашеных овечьих шкур перед пламенем, трещащим в очаге, где кипят черные булькающие горшочки. Орфей заманил нас на борт своей музыкой. Мы были счастливы, как цари, на Лемносе. Почему он опять завлек нас на эти невозможные и неблагодарные поиски?
Кастор урезонил Идаса:
— Считай, тебе повезло, что Орфей так поступил, Идас. Ты никогда ни в чем не проявлял умеренности, сколько я знаю тебя. Еще несколько дней на Лемносе — и ты стал бы трупом, пресытившись вином, пищей и женщинами. Что касается меня, я больше всего на свете желаю снова попасть под неодолимое очарование этой дивной лиры, слушая которую я испытываю куда более сильное блаженство, чем от кубка ароматного лемносского вина, филея нежной лемносской говядины или от пухлого белого тела здоровой, одержимой страстью лемносской девицы.
Линкей, близнец Идаса, ненавидел Кастора и Поллукса, дед которых, ахеец Ойбал, насильственно женился на Горгофоне, минийке и их бабушке и тем самым лишил их большей части их мессенского наследия. Горгофона была первой в Греции вдовой, вышедшая замуж вторично, чем навлекла позор на их отца Афарея. Линкей фыркнул:
— Да, Кастор, ты прав. Но это — слова пресыщенного. Твой аппетит никогда не был ни велик, ни здоров. Сознайся, ты говорил бы совсем в ином тоне пару дней назад.
Поллукс принял вызов, сказав Линкею:
— Мой брат зато не стал таким зверем, как твой.
Все заговорили: кто выражал недовольство этой ссорой между братьями, кто пытался ее усугубить. И Геркулес прогремел:
— Если бы я командовал на этом корабле, я бы начал плавание сегодня утром с того, что влил бы в глотку всем и каждому из вас по шлему морской воды, чтобы промыть желудки. Но командует Ясон, а не я.
Затем Идмон, птицегадатель, сказал, повысив голос:
— Прочистить бы надо не желудок, а душу. Я от всей души желаю, чтобы следующей нашей остановкой стал Делос, священный остров Аполлона, а не пеласгийская Самофракия; с нами хватило бы работы аполлоновым жрецам.
— Да, — согласился фокиец Ифит, — было бы и впрямь недурно, если бы мы могли высадиться на Делос, и там сплясать хороводный танец, именуемый Журавль. Мы бы все плелись к центру и прочь, к центру и прочь, час за часом, пока монотонная музыка не очистила бы от любых желаний, кроме одного — все танцевать и танцевать к центру и прочь, к центру и прочь, пока мы не попадали бы без чувств.
— Ничего себе развлечение! — с презрением заметил Большой Анкей. — Прыгни-ка в воду, Ифит, и покажи нам. Аполлон тебя, несомненно, поддержит; Аполлон может почти все, — это заставило некоторых смеяться, но других рассердило, а еще больше их рассердило, когда Идас сказал:
— Идмон — аргивская лягушка, поэтому на ногах у него перепонки, он носит котурны, чтобы их спрятать, но танцевать лучше умеет в воде, чем на суше, если уж он их сбросит.
— Делос — такой священный остров, — сказал Идмон, перекрывая своим пронзительным голосом общий гам, точно серп режет высокую траву, — что там никому нельзя ни рождаться, ни умирать. Все, кому предстоит родить или умереть, переправляются для этого на близлежащий островок Ортигию.
— Теперь мне понятно, — сказал Гилас, — почему Геркулес никогда не брал меня на Делос. Он столь щедро сеет рождение и смерть везде, куда бы ни пошел, что Делос перестал бы быть Делосом.
Ко всеобщему облегчению, Геркулес доброжелательно принял эту остроту и повторил ее, грубо хохоча, как если бы она была его собственной.
Аскалаф из Орхомена говорил редко, но когда бы ни заговорил, все прислушивались к нему, ибо голос его звучал скрипуче, словно открывалась дверь с ржавыми петлями, через которую редко ходят. Теперь он встал на скамью и поднял руку, говоря:
— Орфей, фракиец Орфей, спой нам о Творении всего сущего. Мы — как дети в познании рядом с тобой, даже мудрейший из нас. Очисти наши души, Орфей, песней о Творении.
Последовало молчание, а за ним — медленный гул одобрения. Орфей настроил лиру, поставил ее между коленями и запел негромко, но чисто, перебирая струны.
Он пел, как Земля, Небо и Море были некогда одним и тем же, пока не прозвучала ниоткуда неодолимая музыка — и тогда они разделились, но все же остались единой вселенной. Эта таинственная музыка провозгласила рождение души Эвриномы, ибо таково было первоначальное имя Великой Триединой Богини, символ которой — Луна. Она была всеобщей богиней, и была одна. Да, одна, и вскоре почувствовала себя одинокой, стоя между ненаселенной землей, пустыми водами и мерно вращающимися созвездиями Небес. Она потерла свои холодные ладони, и, когда снова открыла их, выскользнул из них змей Офион, которого из любопытства допустила она до любви с собой. От ужасных содроганий этого любовного сближения потекли реки, поднялись горы, наполнились водой озера; оно пробудило все виды ползучих гадов, и рыб, и зверей родиться и населить землю. Немедленно устыдившись содеянного, Эвринома убила змея и отправила его дух в преисподнюю; но, дабы поступить справедливо, изгнала и свою тень с лицом цвета тутовых ягод, чтобы та жила в преисподней с духом змея. Змею она дала новое имя: «Смерть», а свою тень нарекла Гекатой. Из рассеянных зубов мертвого змея явилось в мир племя Посеянных людей, которые были пастухами овец, коров и коней, но не возделывали земли и не вели войн. Пищей им были молоко, мед, орехи и плоды — и ничего не знали они о металлах. Так завершилась первая Эра, которая была Веком Камня.
Эвринома жила по-прежнему на Земле, в небе и в Море. Ее земной ипостасью была Рея с дыханием, пахнущим цветами дрока и янтарными глазами. Отправилась она однажды посетить Крит. Расстояние от Неба до Земли велико, такое же, что и расстояние, отделяющее Землю от Подземного мира, — расстояние, которое бронзовая наковальня пролетит за девять дней и девять ночей. На Крите, созданном из солнечного света и пара, опять почувствовав себя одинокой, Рея сотворила Бога-Мужчину по имени Кронос, чтобы тот стал ее возлюбленным. Чтобы утолить свою жажду материнства, она рожала каждый год Солнечное Дитя в Диктейской пещере, но Кронос ревновал к Солнечным детям и убивал их одного за другим. Рея скрыла свое неудовольствие. Однажды она, улыбаясь, сказала Кроносу: «Дай мне, дорогой, все пальцы с твоей левой руки. Одной руки достаточно для такого ленивого бога, как ты. Я сделаю из них пять маленьких божков, чтобы повиновались твоим приказам, а ты тем временем будешь лежать со мной на цветущем берегу. Они будут оберегать твои ноги от ненужной усталости». Он согласился и отдал ей пальцы левой руки, и она сотворила из них пять маленьких божков, называемых Дактили или Боги-Пальцы, и увенчала их венками из мирта. Они немало забавляли его своими играми и танцами. Но Рея тайно приказала дактилям спрятать от Кроноса следующее Солнечное Дитя, которое она родит. Они послушались ее и обманули Кроноса, положив имеющий форму секиры гром-камень в мешок и прикинувшись, будто это — дитя Реи, которое они, как обычно, бросили за него в море. Отсюда и возникла пословица, что правая рука не ведает, что творит левая. Рея не могла сама кормить ребенка, которого назвала Загреем, не возбудив подозрений Кроноса; и поэтому Дактили привели тучную свинью, чтобы стала ему кормилицей — Загрей не любил впоследствии, чтобы ему напоминали об этом обстоятельстве. Позднее, поскольку им трудно было заглушать его младенческий плач громкими звуками барабанов и флейт, когда он вопил, они отняли его от груди свиньи и снесли с горы Дикты. Они поручили его заботам пастухов, которые жили далеко к западу, на горе Ида, где пищей ему были овечий сыр и мед. Так вторая Эра, Золотой Век, подошла к концу.
Рея торопила новый Век, поощряя земледелие и научив своего слугу, критянина Прометея, добывать огонь с помощью огненного колеса. Она долго смеялась про себя, когда Загрей оскопил и убил своего отца Кроноса золотым серпом, который выковал Прометей, и еще больше смеялась, когда он попытался принять облик заморенного грязного кукушонка и взмолился, чтобы она снова вернула его к жизни, пригрев на груди. Она притворилась обманутой, а когда он вновь обрел свой истинный облик, позволила ему собой насладиться. «Да, мой меленький бог, — сказала она, — можешь быть моим любящим слугой, если желаешь». Но Загрей нагло ответил: «Нет, Рея, я стану твоим господином и буду указывать тебе, что делать. Я хитрее тебя, ибо обманул тебя, обернувшись кукушонком. И я также разумней, чем ты. Усилием разума я только, что изобрел Время. Теперь, когда Время началось с моим Пришествием, у нас будут даты, история и генеалогия вместо вневременного повторяющегося мифа. А измеряемое Время с подробной цепью причин и следствий будет основанием для Логики». Рея была изумлена и не знала, распылить его на атомы одним ударом сандалии или откинуться назад и завопить в радости. В конце концов она ни того, ни другого не сделала. Она сказала не более, чем: «О, Загрей, Загрей, мое маленькое Солнечное Дитя, какие странные намерения испил ты из сосков твоей кормилицы, Диктейской Свиньи!» Он ответил: «Мое имя — Зевс, а не Загрей, я — Дитя Грома, а не Солнца, и выкормила меня коза Амальтея с Иды, а не Диктейская Свинья». — «Это — тройная ложь», — улыбаясь, сказала Рея. «Знаю, — отвечал он. — Но я теперь достаточно велик и силен, чтобы лгать трояко или даже — семикратно, не боясь противоречия. Если нрав мой раздражителен, так это потому, что невежественные пастухи с Иды давали мне слишком много медовых сот. Ты должна остерегаться стоять у меня на пути. Мать, предупреждаю тебя, ибо отныне и впредь я, а не ты — Единый Властитель Всего Сущего». Рея вздохнула и ответила, счастливая: «Дорогой Загрей, или Зевс, или как еще тебе угодно называться, ты и в самом деле догадался, как я устала от порядка и аккуратности этой Вселенной и от неблагодарного труда за нею надзирать? Правь ею, Дитя, правь пожалуйста. Позволь мне лечь ненадолго и спокойно поразмыслить. Да, я буду твоей женой, дочерью и рабыней. И какой бы раздор или беспорядок ты ни внес в мою прекрасную Вселенную любым усилием разума, как ты это называешь, я тебя прощу, потому что ты еще очень молод, и невозможно ожидать, что ты будешь понимать вещи так же хорошо, как я. Но, умоляю, будь осторожен с Тремя Эриниями, которые родились из трех капель крови, упавших из отсеченных гениталий твоего отца; почитай их высоко, или они однажды за него отомстят. Пусть будет у нас счет Времени, даты, генеалогия, история; хотя я предвижу, что они причинят тебе куда больше тревог и удовольствия, чем они того стоят. И, пожалуйста, используй Логику как костыль для своего увечного разума и как оправдание твоим нелепым ошибкам. Однако я должна сперва поставить условие: будет два острова, один — в Западном море, и один — в Восточном, которые я сохраню для моего древнего почитания. Там ни ты сам, ни какое другое божество, каким ты можешь стать не будут иметь власти, только я сама и Смерть, мой змей, когда я пошлю за ним. Западный остров будет островом невинности, Восточный же — островом просветления; ни на одном не будет вестись счет Времени, но каждый день будет там как тысяча лет и наоборот».
Тогда она немедленно подняла западный остров из вод, подобный саду, в одном дне пути от Испании; и она также окутала облаком отсеченный член Кроноса, и Дактили благополучно доставили его на восточный остров, который уже существовал, где этот предмет стал их спутником, веселым рыбьеглавым богом Приапом.
Тогда Зевс сказал: «Я принимаю твое условие, жена, если ты согласишься, чтобы другая твоя ипостась, Амфитрита, уступила море моему призрачному брату Посейдону». Рея отвечала: «Я согласна, муж, если только оставлю за собой воды на протяжении пяти миль вокруг двух моих островов; ты можешь также править в небе вместо Эвриномы, владея всеми звездами и планетами, да и самим Солнцем; но Луну я оставляю за собой». И вот они ударили по рукам, заключив сделку и, чтобы показать свою власть, Зевс нанес ей гулкий удар по уху и сплясал грозный боевой танец, ударяя своей секирой из гром-камня по золотому щиту, так что гром зловеще прокатился по своду Небес. Рея улыбнулась. Она не отказалась по договору от своей власти над тремя самыми важными вещами: ветром, смертью и жребием. Вот почему она улыбалась.
Вскоре Зевс нахмурился и велел ей прекратить улыбаться и пойти изжарить ему быка, ибо он голоден. То был первый приказ, который когда-либо получала Рея, и она стояла в нерешительности, ибо сама мысль о жареном мясе вызвала у нее отвращение. Зевс снова ударил ее и прокричал: «Быстрее, жена, быстрее! Как ты считаешь, для чего я сотворил огонь, если не для того, чтобы ты им воспользовалась, когда надо жарить или варить мне вкусную еду?»
Рея пожала плечами и сделала как ей было велено, но он не смог сперва заставить ее разделить с ним угощение.
Затем Зевс, чтобы показать свою власть, смел большую часть рода людского потопом и вылепил из глины нового мужчину по имени Девкалион и новую женщину по имени Пирра и вдохнул в них жизнь. С их рождением завершился второй Век, и начался третий, Бронзовый. В Бронзовом веке Зевс породил многочисленных сыновей от Реи, которую переименовал в Геру, но не позволил ей долго держать их при себе. Как только они становились достаточно взрослыми, чтобы позаботиться о себе самим, он посылал своих жрецов с вымазанными мелом лицами, Наставников, выкрадывать их у нее по ночам; эти Наставники прикрепляли мальчикам фальшивые бороды и надевали на них мужскую одежду, посвящали в мужские умения и обычаи и объявляли сыновьями смертных женщин. Каждый раз Наставники сперва притворялись, будто сожгли мальчиков в пепел зевсовым Перуном, чтобы Гера не попыталась вернуть их. Гера улыбалась, слушая барабаны и бычьи рога, с помощью которых они изображали гром, ибо это был неумелый обман, да и не хотела она возвращения сыновей, во всяком случае, пока что. Вскоре должен наступить Железный Век, который начинается Ныне…
Аргонавты с удивлением слушали эту историю, и когда Орфей умолк, все хором вздохнули — шумно, словно прошуршал тростник. Идас спросил негромко, голосом, таким не похожим на его обычный грубый и неучтивый голос:
— Орфей, скажи нам, где расположен этот восточный остров?
Орфей ответил:
— Фракийцы называют его островом Янтаря, троянцы — Дарданией; но вы, греки, зовете его Самофракией. Святилище Богини расположено под крутой горой на северном берегу, берегу, к которому опасно причаливать даже в спокойную погоду. А теперь спите, братья. Завернитесь в свои одеяла, рано утром «Арго» коснется берега у ног Богини.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar