Роберт Грейвс. ЗОЛОТОЕ РУНО (183)

РОБЕРТ ГРЕЙВС \ ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \

МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\

ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Минин из Синопа

Когда аргонавты обогнули мыс Лепте, который образует второй рог большого полуострова, напоминающего бычью голову, ветер внезапно переменился с западного на северо-восточный. Они гребли через залив со вздымающимися водами, окаймленный белыми камнями, а затем обогнули мыс Синоп, правый рог полуострова. У этого мыса — крутые склоны и плоская вершина, издали он кажется островом, потому что перешеек, связывающий его с сушей, очень низок. Маленькое беленое поселение, выстроенное на восточном склоне Синопа близ перешейка, навеяло миниям ностальгические мысли, ибо изящные, но добротные дома были такими же, как и в их родных городах в Греции. Ясон пытался высадиться на перешейке, но обнаружил, что тот защищен острыми известковыми рифами, в которых полно выбоин, поэтому отвел «Арго» назад к небольшому пляжу на самом полуострове и там вытащил на берег. Пляж был чудесно защищен как от западного, так и от северо-восточного ветра. Аргонавты сошли на берег и принялись разводить костер из прибойного леса; Эхион помахал рукой, дружески приветствуя юношу, который внимательно наблюдал за ними из-за невысокой, похожей на остроконечную башенку скалы, высившейся за пляжем. Он махал рукой в ответ и вскоре явился вновь, скача вниз с бешеной скоростью на прекрасном пафлагонском муле к ним. На нем была шапка из волчьей шкуры и ожерелье из волчьих зубов, он радостно выкликал имена фессалийцев — Корона и Эвридама, а также Адмета, царя Фер, которых узнал с вершины скалы по их символам и снаряжению. Это оказался Автолик из Трикии, миний, которого давно считали мертвым. За пять лет до того, он и два его брата двинулись с Геркулесом в поход в землю амазонок, но не вернулись. Когда Геркулеса о них спросили, он только и сказал, что они отстали от него в пути, вероятно, убиты пафлагонцами.
То была счастливая встреча. Автолик, братья которого Флогий и Делейон также были живы и прибыли вскоре после него, не видели своих сородичей-греков и ничего не слышали о милой сердцу Фессалии с тех самых пор, как Геркулес их бросил — ибо Автолик назвал поведение Геркулеса именно этим суровым словом. Оказывается, Флогий разболелся в пути, а Делейон растянул лодыжку; но Геркулес отказался их подождать или даже пройти меньше своих обычных тридцати пяти миль в день. Пришлось им задержаться, и Автолик великодушно остался с ними. Пафлагонцы хорошо обращались с ними, хотя они народ грубый и упрямый, но милосердный, и за доброту, проявленную пафлагонцами, он отплатил, познакомив их с несколькими полезными искусствами и науками, доселе здесь неизвестными. В частности, он и его братья указали местным жителям на ценность лесных пород, в изобилии растущих на холмах, таких, как клен и горный орех, которые в большой чести на западе, так как идут на столы и сундуки, и научили их выдерживать и обрабатывать дерево на вывоз. Братья также организовали ловлю тунца и пояснили своим хозяевам истинную ценность иноземных товаров, доставляемых в этот порт сушей из Персии и Бактрии. До того пафлагонцы позволяли своим союзникам-троянцам заключать сделки с армянскими купцами на ежегодной ярмарке и довольствовались ничтожной пошлиной с проданных товаров, но теперь Автолик и его братья посоветовали им непосредственно торговать с армянами, едва те вступают в страну, и получать, как посредники, разумную прибыль.
Три фессалийца разбогатели, приобретая и перепродавая такой товар, как тигровые шкуры, узорчатые ковры, бальзам, киноварь, охру, оникс, бирюзу, ляпис-лазурь и пластины галатской слюды, которую цари и князья вставляют в окна своих спален. Теперь каждый из них обладал мешком золотого песка, равным ему по весу, но все трое тосковали по Фессалии. Они содрогались при мысли об опасностях возвращения по суше, но, не будучи искусными кораблестроителями, не имели возможности вернуться морем, ибо не доверили бы свои жизни и сокровища троянцам. Флогий объявил, что он с радостью оставит здесь все свои сокровища, если так сможет снова увидеть «прекрасные увлажненные луга Иона и Летеоса, где пасутся племенные кобылы, резвятся жеребята, и пронзительный вой волынки коневода заставляет крепких мальчишек плясать под тополями».
Когда Ясон поведал им, что «Арго» держит путь в Колхиду, где он намерен добыть Золотое Руно из святилища Прометея, братья удивились и впали в уныние. Они знали о могуществе колхидского флота и о неприязни царя Ээта к новой Олимпийской вере. Но они сказали:
— Если вам случится мирно вернуться из Колхиды и доплыть до Синопа, ни в коем случае не отплывайте в Грецию без нас. За проезд мы заплатим вам половину всего золотого песка, которым владеем — золотого песка, брошенного гигантскими рогатыми муравьями Индии и похищенными у них смуглыми дандами, а также несколько мешочков с самоцветами.
Ясон ответил:
— Либо отправляйтесь с нами сейчас и помогите добыть Руно, либо оставайтесь здесь и не надейтесь на нас, когда мы поплывем обратно. Если вы едете с нами, мы не потребуем ни золота ни самоцветов за проезд, а только запаса пищи, которого хватило бы еще на несколько переходов нашего плавания.
Но Эхион сказал:
— Нет-нет, Ясон. Пусть найдут нам припасов, и кроме того, заплатят золотым песком столько, сколько каждый аргонавт сможет ухватить и переложить в свой мешок, не поднимая большого пальца; ибо это будет небольшое количество, им не станут завидовать, но все же достаточное. Но чтобы показать, что сам я жаждой золота не страдаю, я и пальца в мешок не суну.
В конце концов три брата, подкрепив свою храбрость мариандинским вином, решили взойти на борт и столковались об оплате. Эхион расстелил у них под ногами свое священное одеяние, как напоминание своим товарищам, что они не должны нарушать договора, поднимая большие пальцы или дважды лазая в мешок. Затем каждый из аргонавтов поочередно погрузил обе руки в мешок и, вытащив оттуда полные ладони песку, пересыпал его к себе. Анкей Большой, у которого были самые крупные лапищи, вытащил больше остальных, но рассыпал половину, пока нащупывал свой мешочек, то же случилось еще с несколькими. Анкей Младший, у которого были небольшие ладошки, натер их с обеих сторон до запястья жиром и осторожно пересыпал в свой мешочек все, кроме нескольких песчинок. Эхион похвалил изобретательность Анкея Маленького, а тот в ответ с жаром похвалил его, увидев, как он вытряхивает все складки своего одеяния и собирает, точно свой приработок, весь просыпавшийся песок — достаточно, оказалось впоследствии, сделать себе золотой чехол для оливкового жезла и золотой пояс с вырезанными на нем священными символами.
Ясон согласился подождать еще два дня, пока братья-фессалийцы приведут свои дела в порядок. Тогда Даскил, сын Лика простился с аргонавтами, так как они больше не нуждались в его услугах; ибо новобранцы были хорошо знакомы с прибрежными племенами до самых владений амазонок.
Теперь экипаж снова был укомплектован, так как места Геркулеса, Идмона и Тифия заняли три брата-фессалийца, которые пополнили припасы плоскими лепешками из полбы, сушеным мясом тунца, кувшинами дельфиньего жира и нежной маринованной бараниной.
Встав на оконечности мыса, Орфей и другие посвященные в Самофракийские мистерии предложили теперь жертвы Великим и смиренно взмолились о северо-западном ветре, но он не задул. Они решили, что допустили какую-то ошибку в обряде и подождали до следующего дня, когда снова его исполнили. И вот ветер медленно переменился на нужный северо-западный, но он не был сильным.
В течение этого дня шли через гладкий залив, мимо холмов, от которых до самого берега росли деревья, далеко на суше вздымался двойной конус горы Сарамен. Совсем недалеко от полуострова, на дальнем конце залива, они миновали дельту Галиса, крупнейшей реки во всей южной части моря, но не проходимой далеко вверх от ее устья, затем, когда они обогнули полуостров, они увидели пасущиеся невдалеке стада прекрасной породы оленей, именуемой газелями, которых никто из них прежде не видывал, исключая Навплия, который однажды потерпел крушение у берегов Ливии. У газелей большие глаза, длинные уши и стройные ноги, и они великолепны, когда едят. Аталанта пожелала сойти на берег и поохотиться на них, поскольку Навплий бросил ей вызов, сказав, что они проворны, что даже она никогда хотя бы одну не подстрелила; но Ясон не согласился останавливаться, и они поплыли дальше. За полуостровом виднелась длинная прибрежная полоса, позади нее — низкие холмы, а за ними — болотистое озеро, кишащее водяной птицей. Они сошли на берег на час-два отдохнуть, и фессалийцы, теперь, когда их стало так много, показали, как они танцуют в полном вооружении под неистовую музыку флейты Ясона. Они танцевали с большой живостью, удивительно подпрыгивая и вращая мечами над головой. Разбившись на две группы, танцующие пантомимически изображали бой, поочередно одерживая победы и терпя поражения, нанося друг другу, казалось бы, тяжелейшие удары, и все же — и все же были столь искусны и сдержаны, что ни на одном шлеме не осталось вмятины.
А Аталанта и Мелеагр отправились поохотиться на газелей, но вернулись с пустыми руками и едва дыша, как раз когда корабль был готов отплыть.
В ту ночь они медленно пересекли другой залив, а на заре обогнули низкий, поросший лесом полуостров, Арикон, где извилистый Ирис впадает в море.
— Здесь, — сказал Автолик, — находится поселение кудрявобородых ассирийцев в длинных одеяниях, изгнанников своей страны, а далее простирается земля халибеев, дикого племени, прославленных кузнецов, с которыми я в последнее время торговал. Скоро мы увидим островок, называемый Остров Обмена, близ халибейского берега, куда мы приходим из Синопа в долбленых челнах и где выставляем на камнях расписную минийскую глиняную посуду, полотно из Колхиды, одежды из овечьих шкур, выкрашенные в красный цвет мареной или в желтый вересков, которые ценят халибеи, а также выкрашенные кошенилью древки для копий. Затем, халибеи отваживаются подойти на плотах к островку: они кладут рядом с нашими товарами широкие, хорошо закаленные наконечники для копий и лезвия для топоров, а также шила, ножи и крючья для парусов, а затем снова уплывают. Если нам по возращении подойдет их товар, мы забираем его, если нет, мы отодвигаем от кучки нашего товара то, за что, как мы считаем, они недоплатили. Халибеи возвращаются и платят дополнительно за новую кучку еще несколькими железными изделиями. В конце концов обмен совершается, если только халибеи, обидевшись, не забирают все свои железные товары, а мы плывем с пустыми руками, ибо они — народ своенравный.
«Арго» продолжал путь вдоль берега, подгоняемый крепчающим ветром, и миновал несколько скоплений хижин, выстроенных из прутьев, но нигде аргонавты не увидели овечьих или коровьих стад, хотя травы было достаточно, чтобы прокормить несчетное множество голов скота. Холмы подошли ближе к морю, и корабль миновал остров Обмена. Затем берег резко повернул к северу, и несколько миль спустя они дошли на веслах до низкого мыса, который называется теперь мыс Ясон. Были сумерки, а ветер ослабевал, и аргонавты не желали стычки с воинственными тибарениями, земли которых начинались у мыса, они бросили якорь под укрытием другого островка. Ночь эта запомнилась аргонавтам, ибо как раз тогда Навплий познакомил их с названиями небесных созвездий, которые он знал, с такими, как Каллисто Медведица, ее сын Аркад (обычно его называют Малой Медведицей), Плеяды (которые как раз всходили) и Кассиопея. Они развлекались, давая имена другим созвездиям — и некоторые из этих имен привились в греческих портах после возвращения «Арго». Например, двойная звезда — Кастор и Поллукс, при свете которой успокаиваются самые бурные моря; большое и громоздкое созвездие Геркулеса; Лира Орфея; созвездие Кентавра Хирона (так его назвал Ясон) — все их еще помнят. А также Дельфина Анкея Маленького: ибо в тот вечер все, кроме него обедали бараниной, жаренной на дельфиньем жиру — пища, для него запретная; поэтому он поел сушеного тунца и назвал созвездие «Дельфин Анкея Маленького». Это было за много лет до того, как сам «Арго» нашел свое место на небесах, низко у южного горизонта, в виде созвездия из двадцати трех звезд. Четыре звезды образуют мачту, пять левый руль и четыре — правый; пять — киль, пять — планшир; а нос не виден из-за убийства, которое навлек.
На следующее утро они гребли дальше, выйдя в мертвый штиль; но чаще всего у этих берегов бывает северо-западный ветер, и вскоре он снова задул и лихо пронес их мимо страны тибарениев. Согласно сообщению Автолика, эти дикари не так давно низвергли Богиню Мать и возвели на ее престол Отца Зевса; но не смогли преодолеть в себе древние привычки, которые выработала у них прежняя вера. Мужчины собрались вместе, и один сказал: «Если видно, что мужчина, бросающий в почву семя, создает ребенка, а не женщина, ибо она — только поле, которое он засевает, чем она заслуживает его благоговение? Пусть вся благочестивая забота, доселе по ошибке уделявшаяся женщине во время ее беременности и родов, теперь будет уделяться ее мужу. Он родитель, а не она».
Так и было решено. Теперь, когда жена беременна, каждый тибарений ест в два раза больше обычного, почитается выше своих товарищей, встречает потакание своим капризам, разгуливает вперевалку, а когда у жены начинаются родовые муки, лежит в постели и стенает с тесно обвязанной головой, и женщины сочувственно заботятся о нем и готовят воду, чтобы омыть его после родов, а жена предоставлена сама себе. Как и халибеи, эти тибарении не пашут землю, не разводят овец или быков. Они живут рыбной ловлей, охотой и сбором плодов леса; ибо моря полны рыбы, а леса — дичи. Здесь вырастают сами собой бесчисленные яблони, груши и орехи различных видов, а дикая лоза увешена тяжелыми гроздьями резкого на вкус, но освежающего винограда.
В полдень аргонавты приблизились к болотистому устью реки Керасос, за которым лежит остров Ареса. Широкое небо впереди внезапно потемнело от мириадов водных птиц, летящих к морю с низких берегов. Птицегадатель Мопс так воззрился на них, что его глаза чуть не выскочили из орбит, а рот стал круглым, как яйцо. Он вскричал:
— Разверните корабль, друзья! Это — слишком жуткое зрелище для глаз птицегадателя!
Но птицы уже летели спереди и сзади мимо них, а стая нечистых колпиц направлялась непосредственно к «Арго». Аргонавты все как один схватились за оружие, шлемы, блюда, медные котлы и устроили шум и звон; услыхав этот трамтарарам, птицы повернули прочь, а перья их посыпались дождем. Колпицы, как говорят, пьют дыхание спящих людей, а стая их считается верным предвестником лихорадки. Вторым Подвигом, возложенным на Геркулеса, было вынудить огромную колонию колпиц покинуть болота близ Стимфалоса в Аркадии; нескольких он убил, а остальные унеслись с криками.
Аргонавты поплыли дальше, и когда подошли к острову Ареса, обнаружили, что на нем черно от мелких пташек, таких, как жаворонки, трясогузки, коростели, горихвостки, сизоворонки и даже зимородки — целыми стаями; они поднялись в воздух огромным облаком, когда «Арго» проходил мимо, но их прогнали шумом, как до того колпиц.
Мопс раскинул руки, молясь Аполлону:
— Бесчисленные бедствия и бесчисленные благословения, облака вихрящихся сомнений. Взор мой затуманен. О пресветлый сын Делоса, улыбнись нам, встряхни своими кудрями, и пусть доброе предзнаменование победит!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Толстые мосиноэхии и другие
Когда они проходили мимо мыса Зефир в тот вечер, Автолик крикнул своим товарищам:
— Вон там раскинулись владения мосиноэхиев, и вы мне не поверите, когда я вам скажу, что они за народ, ибо я прочел недоверие в ваших глазах, когда описывал вам обычаи тибарениев. Поэтому я вообще ничего не скажу, а предоставлю вам основывать свои суждения на вашем опыте обещания с этим исключительным народом.
Не успел Автолик это сказать, как они отыскали пляж, защищенный от западных ветров, бросили якорь, сошли на берег, развели костер из прибойного леса и пообедали, выставив надежную стражу. Но Автолик заверил их:
— Вам нечего бояться мосиноэхиев, которые, увидя наш огонь, удалятся в свои деревянные замки и останутся там на всю ночь. Наутро любопытство побудит их явиться к нам с дарами. Опасно странствовать по их землям, ибо они часто роют ямы на диких зверей по лесным тропам, и если в одну из них попадает несчастный путник, они его считают честной добычей и безжалостно убивают. Но они не опасны, когда вооруженные люди встречаются с ними в открытую.
Ночь прошла без тревог, и как только солнце начало нагревать пляжи, на берег спустилось двое мосиноэхиев, чтобы навестить пришельцев, как и предсказывал Автолик. Вид у них был столь забавный, что аргонавты разрезвились взрывом неудержимого смеха. Мосиноэхиев, мужчину и мальчика, воодушевил этот очевидный знак дружелюбия, и они начали смеяться. Мужчина запрыгал, а мальчик захлопал в ладоши. Мужчина нес щит в виде плюща, сделанный из шкуры белого быка, копье невероятной длины с крохотным наконечником и скругленным тупым концом, и корзину, полную орехов, плодов и прочих лакомств. На нем была короткая белая рубаха, лицо его оказалось раскрашено чередующимися полосами — желтыми и голубыми. Голову увенчивал кожаный шлем без гребня, завязанный хвостом белого быка. Мужчина был заметно толст.
Обнаженный мальчик был еще толще — просто невероятным толстячком, и с большим трудом мог ходить, пот выступал у него на лбу при каждом шаге. Его бледное лицо и мертвенно-белая кожа наводили на мысль, что последнее время его неделями держали в темноте и кормили, как быка в стойле, что и подтвердилось, когда пошли расспросы. Его массивные бедра были обильно татуированы цветами и листьями. Мужчина, который был вождем, привел мальчика к лагерному костру и подарил его и корзину с лакомствами Ясону великодушным жестом, протянув руку, чтобы получить ответный дар. Тогда аргонавты засмеялись еще громче, ибо заметили, что мощные ягодицы мальчика выкрашены одна — желтым, другая — голубым, и на каждой белым и черным нарисован глаз.
Ясон растерялся. Он не знал, что сказать или сделать. Автолик, который умел немного объясняться по-масиноэхийски, вышел вперед и от имени Ясона поблагодарил вождя за подарок, объявив, что мальчик восхитительно толст.
— Так и должно быть, — вскричал вождь, — если учесть, сколько вареных каштанов мы впихиваем в него день за днем и ночь за ночью.
Ясон спросил вождя, через Автолика, какой дар он хотел бы получить взамен. Вождь ответил, что он хотел бы получить женщину, которую привезли с собой аргонавты, хотя она уже не первой молодости и, кажется, полужива от голода после долгого плавания из Египта — он так и сказал «из Египта» — и поручился, что раскормит ее в несколько недель так, что она будет напоминать спелую тыкву. А пока, дабы показать, что он ее не презирает за то, что она такая тощая, он завладеет ею у них на глазах в знак приязни. Автолик покачал головой при этом бесстыдном предложении, но вождь, потрясая копьем, стал настаивать, что он должен перевести это Ясону, и Автолик перевел. Слова его возбудили столь неумеренный смех, что вождь простодушно решил, что аргонавты рады избавится от тощей женщины и приобрести в обмен пухлого мальчика. Он засеменил вперед, к Аталанте, совершая первые прыжки похотливого танца, и сорвал с себя шлем и рубаху.
Аталанта скорчила ему горгонью гримасу, но это его никоим образом не обескуражило. Когда он начал развязывать свой набедренник, она повернулась и побежала. Он с воплями кинулся в погоню, но Мелеагр подскочил к нему сзади и сшиб с ног, так что вождь рухнул плашмя на груду острых камней. Он поднял крик, и толстый мальчик заорал, точно роженица. Тогда бдительные мосиноэхии бегом спустились на берег из ближайшего своего деревянного замка, вооруженные дротиками, громоздкими, как у вождя, копьями и такими же белыми щитами в виде листа плюща. Фалер, Ясон, Адмет и Акаст с луками и стрелами встали, чтобы прикрыть отступление товарищей, которые быстро сняли с якоря корабль. Но когда дикари обнаружили, что их вождю не причинено вреда и что толстый мальчик не похищен, они не стали нападать на арьергард, который благополучно взошел на борт, не выпустив ни стрелы.
У Ясона так и осталась подаренная корзина с угощением, состоявшим из плоских и свежих лепешек, винограда, яблок, груш и каштанов, некоторого количества икры макрели, неприятно пахнущей, и хвостов камбалы; а также куска медовых сот. Он разделил между аргонавтами лепешки и плоды, а рыбу выкинул за борт. Соты же сберег для Бута.
— Я был бы рад выслушать твое мнение об этом меде, благороднейший Бут, — сказал он. Но прежде, чем Бут успел подойти к нему, Автолик и его брат Флогий выхватили соты из руки Ясона и швырнули их в море следом за подгнившей рыбой.
Бут пришел в ярость.
— Как, вы отбираете у меня дарованное мне, ах вы, пара фессалийских пиратов! — вскричал он. — Ясон предложил мне соты, потому что знаю о меде не больше, чем любой человек в Греции, и он хотел услышать мое мнение.
Автолик ответил:
— Возможно, афинянин — несмышленыш. Но мы не в Греции, как напомнил нам царь Амик, пока мы шли по Мраморному морю. Мы с моим братом Флогием выбросили соты, потому что мед в них ядовит и потому что, как верные аргонавты, мы ценим твою жизнь.
Гнев Бута утих. Он воскликнул в изумлении:
— Шершни и осы! Тот раскрашенный дикарь действительно хотел меня отравить? И я обязан жизнью вашей бдительности? Возможно, он облил соты соком смертоносного аконита, который, как я видел, растет в мариандинских полях?
— Нет, — сказал Автолик, — зачем?! Мед здесь от природы ядовит, так как собирают его с растения, называющегося… да, именно с аконита. Самая его малость приведет в безумие любого, кто к нему не привык, и вынудит без чувств упасть наземь.
— Это просто выдумка, я не верю ни одному слову, — сказал Бут, снова рассердившись. — Пчелы — мудрые, трезвые создания, куда мудрей и трезвей человека, им и в голову не придет запасать в своих сотах ядовитый мед или перерабатывать ядовитую пыльцу. Кто видел когда-либо одурманенную пчелу? Ответьте мне!
— Называй меня лжецом, если тебе угодно, — сказал Автолик. — Но воздержись хотя бы от того, чтобы пробовать любой мед на этом побережье. Мед мосхиев, данников колхидского царя Ээта, столь же ядовит. Пчелы собирают его не с аконита, а с прекрасного алого цветка, понтийской азалии, которая растет на северных склонах высоких армянских гор.
— Я не назову тебя лжецом, ибо ты — мой верный товарищ, но ты глубоко заблуждаешься, — сказал Бут. — Пчелы никогда не садятся на красные цветы, и хотя мед часто используется преступниками, особенно — преступницами, как готовое средство скрыть яд, который они подбрасывают своим врагам, чистый мед ни разу не вредил даже мухе, с какого бы цветка его не брали. Я заявляю, что любой, кто верит противоположному, легковерен и невежествен.
Орфей заиграл приятную мелодию, Автолик пожал плечами, и ссора прекратилась.
Вскоре «Арго» прошел мимо ущелья, из которого вытекает река Харистотес, и аргонавты увидели ряд трехместных челноков, выдолбленных из древесных стволов, быстро уходящих вверх по течению. Гребцы носили головные уборы из перьев грифа.
— Троянские работорговцы часто совершают внезапные высадки на этот берег, — объяснил Автолик. — Тех, кого они захватят, используют потом для работы в каменоломнях.
В тот день они доплыли до Священного мыса, где кончаются земли мосиноэхиев и начинаются владения амазонок. Этот мыс, посвященный Богине Подземного Мира, все они, а не только Линкей, смогли увидеть с расстояния в шестьдесят миль. Конический холм поднимается на самой его оконечности, а вокруг него — красноватые скалы. Но они не сделали попытки высадиться, а плыли всю ночь; ибо все, кого они встречали, предупреждали их, чтобы держались подальше от амазонок.
Амазонки чтят Триединую богиню, и мужчины племени, к которому они некогда принадлежали (и само название которого теперь забыто), отличались теми же привычками, что кентавры, этики, сатиры или любые другие пеласги. Но когда эти мужчины начали возбужденно говорить об отцовстве — услыхав сперва это слово от какого-нибудь армянского или ассирийского путника, и вздумали превозносить Отца Зевса, забыв Богиню, женщины посовещались (во многом так же, как женщины Лемноса) и решили восстановить ее власть, если потребуется, силой. В одну ночь они разоружили и убили своих мужчин, вернее, всех взрослых — и предложили отсеченные у них гениталии как мирную жертву Матери. Затем стали добросовестно упражняться в боевых искусствах. Любимым их оружием были короткая секира и лук, они сражались верхом, так как на их равнинах водились прекрасная и рослая порода лошадей. Они выжигали себе правую грудь, чтобы иметь возможность в полную силу и беспрепятственно натягивать тетиву, откуда и пошло их название — амазонки, или безгрудые. Они не убивали детей мужского пола, как женщины Лемноса, но вместо этого ломали им ноги и руки, чтобы сделать их непригодными для войны, а впоследствии учили их ткать и прясть и выполнять домашнюю работу. Однако в них жила та же естественная жажда любви, что и у женщин Лемноса, а делить ложе со своими хромоногими рабами они считали недостойным. Поэтому они воевали с соседними племенами и брали себе возлюбленных из храбрейших среди пленников, после чего безжалостно предавали их смерти. Такая политика вынуждала их постепенно расширять свое государство во всех направлениях, дальше, чем потребовалось бы в любом другом случае; они были народом немногочисленным, и плодородной равнины реки Термодон было им вполне достаточно. Однако вскоре они пришли к взаимопониманию с макрониями, свирепым и красивым племенем, которое обитало на высоких холмах в глубине суши. Каждую весну молодые макронийские мужчины встречались с молодыми женщинами Амазонии в пограничной долинке, и там сочетались; из детей, рожденных от этих сношений, амазонки оставляли себе девочек, а мальчиков отдавали макрониям.
Таков был, по крайней мере, рассказ Автолика, и он подтверждал сообщения Геркулеса. Геркулес выиграл пояс царицы Ипполиты без борьбы, ибо она влюбилась в него, когда он явился с макрониями, своими друзьями, на ежегодное любовное соитие, и она сама подарила ему свой пояс. И только по чисто случайности он вступил в конфликт с ее телохранительницами, пять или шесть из которых поразил своими стрелами; макронии ревновали по поводу его успеха у амазонок и распустили лживый слух о том, что его тайным намерением было похитить Ипполиту и увести ее в рабство.
Аргонавты плыли всю ночь, а в полдень на следующий день, встревоженные необычным видом неба, вытащили свой корабль на берег под укрытием мыса Ризос примерно в девяноста милях к востоку от Священного мыса. Мыс Ризос расположен на территории племени, называющегося бехирии. Холмы в глубине суши здесь исключительно высоки.
Ясон шутя спросил Автолика:
— А что за народ эти бехирии? У них песьи лица? У них головы растут под мышками? Они едят песок и пьют морскую воду? В чем их особенности?
— Бехирии, — ответил Автолик, — имеют такие особенности. Они говорят правду, они имеют только по одной жене и верны им, они не ведут войн против соседей и, будучи полностью невежественны насчет существования любых богов и богинь, проводят жизнь без страха перед воздаянием за грехи. Они верят, что, когда человек умирает, он обращается в ничто, поэтому не страшатся богов. Земли их также не знают лихорадок, которые терзают их соседей, и настолько плодородны, насколько можно было бы желать. Я часто подумывал о том, чтобы там поселиться; одно плохо — когда я умер бы, кости мои остались бы непогребенными, а я ведь столь верующий грек.
Оттуда, где они высадились, было только два дня пути при попутном ветре до колхидского морского порта Фасиса в устье реки Фасис. В отдалении, на севере и востоке, растянулась по краю моря неровная белая полоса горы Кавказа с покрытыми снегом вершинами.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ «Арго» приходит в Колхиду
В тот день поднялся сильный северный ветер и волны необычайной высоты, шипя, хлынули на плоский берег. Когда аргонавты оглянулись на море, они увидели крупное судно, державшее путь на восток примерно в миле от берега. То был первый корабль, который они заметили с тех пор, как оставили земли мариандинов. По очертаниям он напоминал коринфские. Линкей вгляделся в него и сообщил:
— Гребцы, судя по их закрученным узлом волосам и полотняному платью, — колхи, но некоторые из пассажиров, которые вычерпывают воду шлемами и блюдами, имеют до странного греческий вид. На корабле случилась течь, в передней его части, как я думаю, близ кормы смыло часть фальшборта. Гребцы изнурены, но судовладелец хлещет их по спинам бичом и принуждает грести.
Некоторые из аргонавтов взбежали на небольшой холм позади береговой полосы, надеясь лучше рассмотреть корабль. Колхидское судно пыталось обогнуть оконечность Ризоса и найти убежище в бухте с другой стороны, где имелся длинный и гостеприимный пляж.
Поллукс сказал со вздохом:
— Увы, бедняги, ничего у них не выйдет!
— Очень даже выйдет! — вскричал Идас. — Они тянут судно как дикие кони.
— Не забывайте о подводном рифе, мимо которого я вас провел, — сказал Анкей Большой. — Он заметен, как только спадает волна; а есть и надводная скала примерно в полете стрелы от берега, как раз за точкой, которой они достигли.
Едва Анкей кончил, как огромная волна подняла корабль и, перевернув, швырнула его на ту самую скалу, которую Анкей только что упомянул. Корабль тут же разлетелся в щепки, и по ветру донесся крик утопающих.
— Выходит, я ошибся, — ухмыляясь, сказал Идас. — Вот они и пропали.
Линкей сообщил:
— Четверо греков ухватились за мачту. Один ранен. Они ногами отбиваются от двух моряков-колхов, которые вцепились в шкоты и пытаются занять более безопасное положение. Ого! Смотрите-ка! Вот у того грека нож в зубах, он обрубил шкоты. Теперь они могут доплыть до берега на мачте. Эвфем — пловец уже бежал к месту, близ которого разбился корабль. Он очень быстро бежал. Когда он добрался до кромки воды, он бросился в волны и поплыл под ними, словно выдра или тюлень, пока не появился вновь около четверых, которые держались за мачту. У одного из них кровь текла из глубокой раны в голове, товарищи с трудом его поддерживали.
— Оставьте его мне! — крикнул Эвфем, подплывая поближе и проделывая в воде трюки с целью показать свое мастерство.
— Возьми его, во имя Матери! — ответил один из них.
Вскоре Эвфем, плывя на спине, доставил раненого на берег, в полумиле от места крушения. Остальные, работая ногами, направили свою мачту к тому же безопасному месту. Но они не смогли бы выбраться на берег, не окажи им помощь Эвфем. Он снова бросился в воду и доставил их на пляж по одному. Когда все они были на берегу, они наконец обняли его самым нежным образом, какой себе можно представить, заявив на варварском греческом, что он заслужил их вечную благодарность.
— Вы похожи на греков, — сказал Эвфем.
— Мы и есть греки, — ответил один из них, — хотя и не были никогда на родине. Мы — минии по крови, что, как мы понимает, означает самое благородное происхождение, каким может похвастаться грек.
— Подойдите к нашему капитану, которого зовут Ясон, сын Эсона, — сказал Эвфем, — и расскажите ему вашу историю. Он и сам миний, и еще несколько человек из нас.
Ясон приветствовал потерпевших кораблекрушение, пригласив обсохнуть у костра. Он дал им одежду переодеться и теплого вина. Мопс перевязал голову раненого полотняными бинтами, но сперва смазал рану своим снадобьем. И только когда гости немного пришли в себя и отдохнули, Ясон их вежливо спросил:
— Незнакомцы, кто вы? И куда, позвольте спросить, направлялись на вашем корабле, когда этот ужасный шторм разнес его в щепы?
Их предводитель ответил:
— Я не знаю, слышал ли ты когда-нибудь рассказ об эолийском греке по имени Фрикс, который бежал из Фессалии около тридцати лет назад, потому что его отец, царь Афамант, намеревался принести его в жертву? Ну, и он благополучно добрался до Колхиды и нашел убежище при дворе царя Ээта, эфирца, который переселился туда за несколько лет до того. Фрикс женился на дочери Ээта, царевне Халкиопе. Мы — четверо сыновей от этого брака, но наш отец Фрикс умер два года назад, и мы не в самых лучших отношениях с нашим дедом, суровым стариком. Недавно мы решили посетить Грецию, потому что наш отец говорил нам, что нас ждет ценное наследство, когда мы заявим свои права на него в Орхомене, то есть в беотийских землях его отца Афаманта. Когда мы обратились к царю Ээту за разрешением отплыть, он согласился неохотно и при условии, что мы сперва посетим Эфиру, чтобы узнать, что сталось с его тамошними владениями, и заявить формальные претензии на них от его имени. Мы согласились на его условие, но провели в море только два дня, когда, как ты сам видел, потеряли корабль, и все свое имущество. Но если бы не твой благородный спутник, мы бы, похоже, и жизни свои потеряли, ибо он протащил нас через прибой, когда силы наши уже иссякли. Наши имена — Атрей (вон тот, раненный в голову), Меланион (смуглый, который за ним ухаживает, и похож на свою колхидскую бабушку), вот этот — Китиссор (знаток вольной борьбы), и Фронт — это я, Фронт, старший из четверых. Мы всецело к твоим услугам.
Ясон протянул руку.
— Какая странная встреча. Я обращался с вами так любезно, как если бы вы были моими родичами, и оказалось, что вы и есть мои родичи! Мы с вами — троюродные братья. Ваш дед Афамант и мой дед Кретей были братьями. И у вас есть другие родственники среди нас (их генеалогию я объясню позднее) — Периклимен и Меламп из Пилоса, Идас и Линкей из Арены и Акаст из Иолка.
Фронт, схватив его за руку, спросил:
— Как же вышло, что ты здесь, на этом корабле? Разве не закрыли троянцы проливы для любого грека, желающего торговать в Черном море? Они взяли торговлю в свои руки. Наш дед Ээт — союзник Лаомедонта, троянского царя, помогает ему кораблями и людьми. Ибо, хотя он и сам грек, он говорит, что греки неизбежно приносят повсюду беду. Амазонки, как слышал, дали Лаомедонту подобное же обязательство, заявив, что греки слишком спешат хвататься за оружие и слишком медлят принести дары. Есть, кстати, три брата-фессалийца, живущих в Синопе среди пафлагонцев, которые опозорили имя греков; они слывут прожженными мошенниками и скрягами.
Ясон поинтересовался дальнейшими сведениями об этих трех братьях, Фронт ответил:
— Сам я с ними никогда не встречался, но один из них, Автолик, самый жуткий вор во всей Азии, по словам троянцев, он мог украсть нос с лица человека, пока тот спит, или треножник из-под жрицы, пока она пророчествует. Но троянцы не осмеливаются захватить этих братьев и предать смерти, ибо пафлагонцы считают их особыми людьми и благодетелями страны, они бы перекрыли южную торговую дорогу с востока.
Автолик, улыбаясь, сказал:
— Никогда не верь словам криводушного троянца, благородный Фронт. Верь простодушным пафлагонцам, которым я и два мои брата действительно оказали существенные услуги. И не охраняйте слишком бдительно ваши носы, пока спите, ибо клянусь, что я их не трону до тех пор, пока вы не тронете наши. Именно так я всегда говорил троянцам.
Все общество рассмеялось этой шутке, а Фронт извинился перед Автоликом и его братьями, заявив, что если они действительно те самые три фессалийца, их добрые и честные лица сами по себе — опровержение клеветы, возведенной на них их соперниками в торговле. Братья великодушно простили его, сказав, что любая жалоба на них со стороны ревнивых троянцев ласкает им слух.
Затем Ясон сказал:
— Фронт, эти три добрых фессалийца взошли на борт нашего корабля после того, как закончили все свои дела в Синопе, потому что слава о наших священных поисках достигла их и воспламенила их сердца желанием в нем участвовать.
— В самом деле? — сказал Фронт, у которого на душе полегчало, как только переменили тему разговора. — И в чем, если можно спросить, заключается ваши священные поиски?
Ясон ответил:
— Скажу тебе откровенно: отнять Золотое Руно у царя Ээта и возвратить его в святилище Лафистийского Зевса, туда, откуда твой отец давным-давно отважно взял его. Ты и твой брат, без сомнения, захотят участвовать в этих поисках, и если вы поможете нам, обещаем, что ваши претензии на земли Афаманта будут благожелательно рассмотрены правителями Беотии, а те, кто захватил их, будут изгнаны. Вы ведь понимаете, что удача клана миниев зависит от возвращения Руна — я верю, что сама Триединая Богиня выбросила вас на этот берег.
Фронт сказал:
— Твои слова странно звучат для наших ушей. Наш дед, царь Ээт, никогда не отдаст Руно по доброй воле, а у него войском в пять тысяч человек, флотом в тридцать быстрых галер, и каждая по величине — как ваша; его флот, если вам удастся захватить Руно, бросится в погоню и неотвратимо, как судьба, настигнет вас. Позвольте мне вас предупредить, прежде чем я продолжу, что два бронзовых быка выставлены во внутреннем зале дворца нашего деда. Они сделаны по образцу быка, которого Дедал подарил жрице критской Пасифаи, но посвящены жестокому таврическому богу войны. Когда наш дед схватит вас, он заточит вас по двое в брюхах этих быков, разведет под ними священный огонь, на котором вы изжаритесь и умрете. Ваши крики и вопли будут исходить из бычьих ртов, как рев, что доставит ему бесконечное удовольствие. Скажи мне, родич, с чего это вам в голову взбрело, будто Триединая Богиня, которую мы почитаем в Колхиде как Птицеглавую Мать, или Невыразимую, благосклонна к вам, пытающимся расстроить ее замыслы? С чего бы ей соглашаться возвращать Руно своему мятежному сыну, у которого она сама его похитила?
Ясон ответил:
— Великие Олимпийские божества — Зевс, Посейдон, Аполлон, Афина и Артемида — все лично благословили это предприятие, никоим образом не столь трудное, сколь многие другие, которые, как вы знаете, были успешно осуществлены. Когда, например, Геркулес Тиринфский был послан царем Микен Эврисфеем захватить пояс Ипполиты, царицы амазонок…
Здесь его перебили Меланион и Китиссор:
— О, да, все мы слышали о Геркулесе, великом тиринфце. Если бы Геркулес явился с тобой, это было бы, возможно, другое дело. Даже наш дед Ээт его боится.
Ясон сказал:
— Тогда позвольте вам сообщить, и я, если пожелаете, подтвержу это клятвой, что Геркулес — участник этого похода. Загляните в рундук под скамьей, ближайший к корме, вы найдете там кое-что из его имущества, включая и шлем, размером с котел, и громадные кожаные штаны. Он высадился на берег за несколько переходов отсюда по частному делу, и мы ожидаем, что довольно скоро он вновь к нам присоединится, — вероятно, на корабле, предоставленном ему его друзьями, мариандинами. Но мы не менее храбрые, чем Геркулес, намерены выполнить нашу задачу и без него, если он надолго задержится. Что касается Триединой Богини, то мы искренне преданы ей и были на Самофракии посвящены в ее главнейшие обряды. Она дала свое согласие на этот поход и одарила нас самыми благоприятными из всех возможных ветров. И пусть я умру на месте, если говорю неправду.
— Но какая ей может быть выгода от того, что ты вернешь Руно? — спросил Фронт.
— Я не говорю, что ей в этом есть выгода, — ответил Ясон. — Но она, по меньшей мере, не возражает против наших поисков, ибо у нее самой есть для нас поручение, которое надо выполнить в Колхиде. Она хочет, чтобы мы укротили дух твоего отца, Фрикса.
— Вот как? — вскричал Фронт. — А я и понятия не имел, что он не знает покоя. Колхи устроили ему великолепные похороны.
Ясон был озадачен.
— Я так понял, что его тело не было погребено, — неуверенно возразил он.
— И оно и не погребено, — сказал Фронт. — В Колхиде мужчин вообще не погребают, только женщин. Погребать мужчин запрещает вера колхов, и хотя царь Ээт просил позволения у своего Государственного совета сжечь тело нашего отца на погребальном костре, а кости, как водится у греков, положить в землю, жрецы ему в этом отказали, и больше он не настаивал. У нас почитается, наравне с Триединой Богиней, Бог Солнца, а поэтому огонь священен. Нельзя сжигать трупы мужчин, иначе огонь будет осквернен; нельзя зарывать их в землю, которая также священна. Поэтому у колхов принято заворачивать трупы мужчин в необработанные бычьи шкуры и подвешивать к верхушкам деревьев, чтобы их поедали птицы. Тело нашего отца было подвешено с большим благоговением и торжественностью к высочайшей ветви высочайшего во всей речной долине дерева, гигантского тополя, и никого из нас до сих пор не потревожило явление его духа.
— А это правда, что Руно висит в роще героя Прометея, который почитается там, как бог войны? — спросил Ясон.
Фронт ответил:
— До тебя дошел неверный рассказ, Руно посвящено Прометею и находится в его оракуле, недалеко от города Эа, где он почитается, как герой, а не как бог. Я объясню, почему попал в эту историю бог войны. Когда двадцать пять лет назад наш дед Ээт женился на дочери крымского царя, таврийке, и заключил с таврами военный союз, она привела с собой в Эа свою таврийскую охрану. Желая сделать приятное ей и своему тестю, наш дед посвятил переднюю часть оракула за высокой оградой героя таврическому богу войны, а дальнюю часть оставил герою. То есть, чтобы проникнуть туда, где висит Руно, надо пройти мимо бдительной стражи отряда вооруженных жрецов-тавров, день и ночь охраняющих стойла своих священных быков. Ээт наделил их этим даром во времена, когда боялся, что греческие налетчики могут попытаться украсть Руно. От его колхской царицы у него есть дочь, Медея, которая теперь — жрица Прометея и кормит огромного змея, в которого воплотился наш герой. Это — питон индийской породы, который сбивает добычу, зверя или птицу, зачаровывая их своим смертоносным, неусыпным взором, а затем обвивая и удавливая своими холодными кольцами. Прометей не выносит присутствия в своей ограде кого бы то ни было, кроме царевны Медеи, которая поет древнее заклинание, чтобы он вел себя спокойно. Ее должности жрицы не станет завидовать ни одна женщина.
У Ясона побледнели щеки, когда он услыхал этот рассказ, он онемел. Но он слишком далеко зашел, чтобы можно было с честью отступать. Адмет из Фер сказал Фронту вместо него:
— Никого из нас не повергло в страх то, что ты сказал, родич, и ты полностью отдал себя в распоряжение нашего предводителя. Я требую, чтобы ты и твои братья поклялись, что будете послушно следовать за ним, пока мы не доставим Руно в Грецию. Если вы откажетесь принести присягу, я убью вас на месте, несмотря на близкое наше родство, ибо Ясон доверил вам тайну, в которую нельзя посвящать никого, кроме тех, кто поможет нам всеми силами.
Они принесли присягу в храме Марианеи, без крыши, который высился неподалеку. Его соорудили амазонки много лет назад во время своего налета на этот берег. Грубая черная статуя Богини стояла в нише, возле алтаря из валунов, готового принять их жертвоприношения. В три впадины на самом верхнем валуне они положили круглые белые камешки, похожие на яйца, и повернули их в соответствии с различными фазами луны.
Ветер прекратился в течение ночи. На заре, хотя море все еще волновалось, они вывели в море «Арго» и тронулись в путь. Подгоняемые легким бризом, веющим с берега, они медленно продолжали плавание мимо земель сварливых сапериев и стойких бизериев, которые живут по соседству с ними, там, где горы подходят к самому морю.
Они плыли весь день и часть следующей ночи, а затем легли в дрейф, когда настал штиль. Пройдя на веслах следующий день, они добрались до громадной, тонущей в тумане равнины, поросшей деревьями. В сумерках в тот же вечер они вошли в широкий Фасис, реку, которая проходила на сто двадцать или более миль от устья; но слишком устали, чтобы грести без перерыва. Сыновья Фрикса указали им скрытую заводь, где они могли бы переночевать, не опасаясь, что их потревожат. Наконец они прибыли в Конюшни Солнца.
Но прежде, чем они зашли в заводь, Ясон благоразумно встал на носу и выплеснул в реку из золотого кубка напиток из меда с чистой водой, попросив божество реки быть милостивым к «Арго», пока тот будет плыть по широкому и славному потоку.