Роза Ауслендер  

Столько лет продлилась эта спячка!
В Черновцах неведомая местным,
За кордоном славилась землячка:
Строки на английском и немецком

Поражали лапидарным стилем,
Что в родстве с японским древним хокку...
Ни годам изгнания ни милям,
Земляков, кто выражал эпоху,

Не отнять у города родного.
Это я о Розе Ауслендер.
Может быть и я смогу немного
Привнести, добавив русский тембр...

Что нам о Розалии известно? –
(И она же – Беатрис Рут Шерцер).
С ней душой соприкоснулся тесно:
Город Черновцы -- паролем в сердце,

Мне судьба немецкий и английский,
Как и Розе, выдала для жизни
Вместе с общей родиной, неблизкой.
Чем смогу я послужить отчизне?

Тем, что песни пламенных поэтов
Изложу славянскими словами.
Жаль, что поздно строки наших мэтров
Воссияли ярко перед нами.

Век двадцатый делал первый шаг.
Шерцериха ожидает чада...
-- Как там? –Все в семействе на ушах.
-- Девочка! – Всеобщая отрада.

Папа поэтессы – Зигмунт Шерцер,
Родиной считая Садагуру,
С малолетства ей вливает в сердце
Откровения хасидских гуру.

Дочь впитала их в семейном доме --
(Что при мне стоял на Волгоградской) –
С материнским молоком, а кроме –
Повторяла наизусть украдкой

Рильке, Гессе, Эльзу Ласкер-Шуллер...
Ницше, Шопенгауэр, Спиноза
Обсуждались жарко in der Schule* --
Все вбирала в душу Шерцер Роза.

* В школе (нем.)

В ней любовь к немецкому – от мамы.
Город на холме висел над Прутом.
Золотились куполами храмы,
Звал театр к восторженным минутам

Пламенных катарсисов и встречам
С местной межэтнической элитой...
Компенсировать потери нечем,
Та пора осталась незабытой.

Буковина, Прут-река, Карпаты,
Май в цветах, сентябрь сгущает краски...
Университет. Дворцы и хаты,
В воздухе витающие сказки.

Сверхинтеллигентные газеты,
Кофеек с пирожными по-венски...
Незабытый город детства, где ты?
Что тебя заменит на поверке?

Это позже было бегство в Вену.
От лавиной налетевших русских,
От казаков, что внесли на сцену
Антисемитизм в душонках тусклых.

Налетев, как язва моровая,
Первая война Европу грызла,
Раздуваясь жабой: мировая!
Множились пугающие числа –

Столько-то убитых и увечных.
Подлинная жуть пришла позднее
От немецких античеловечных
Выродков, что оказались злее.

Вопреки сгущающейся туче –
«Радуга» -- ее дебютный сборник...
Весь тираж – в обуглившейся куче
Под звериный гогот мерзких, черных...

«Маленькая Вена» -- Черновицы,
Резюме Европы довоенной.
Дали шанс кому-то сохраниться
По подвалам -- и неубиенной,

Разве что с израненной душою,
Встретилась со сталинизмом Роза.
Власть была враждебною, чужою.
Поэтесса власти – как заноза –

И она объявлена шпионкой –
И на годы спрятана в застенки.
Каково ей там с душою тонкой?
Пусть Господь поставит им оценки,

Тем, кому мешала синанога,
Выстоявшая при Антонеску,
Им, взорвавшим Храм, обитель Бога,
Разуму и совести в отместку.

Черновцы сорок седьмого года...
Для меня мой город начинался.
Для нее пришла пора исхода,
Розин дух от пут освобождался.

Только-только из тюрьмы советской
Вырвалась она – «шпионка» Шерцер.
Столько боли для души поэтской –
Не понять, как выдержало сердце.

Очевидно, занавес железный
Той порою был трещиноватым.
В трещины протиснулись, пролезли
Те, что не желали «старшим братом»,

В облике усатого сатрапа,
Подвергаться поношенью духа,
Чтоб не лезла в душу волчья лапа,
Речь чужая, чуждая для слуха,

Та, что для меня одна родная,
Но не всем же распевать по-русски.
Есть и те, кто русского не зная,
Проживут и так без недогрузки

В творчестве высоком и счастливом.
Правда, Черновцы остались в прошлом
Ностальгически прекрасным мифом –
Хочется ведь помнить о хорошем.

В междустрочье импрессионистски
Отзеркалив улицы и парки.
В мифе рай глядится черновицки,
Краски в том раю свежи и ярки,

Звуки мелодично-гармоничны,
Лица вдохновенны и отважны...
Это мы теперича циничны,
Лживы, вороваты и продажны...

Ауслендер значит – «чужеземец» --
Муж Игнац фамилию с ней делит,
Хорошо еще, что он не немец.
Розу рок надолго переселит

В Бруклин, в Штаты... Тас она в газеты
Пишет по английски, переводит...
Только Розе чуждо не по духу это.
Ну, а жизнь стремительно проходит.

И однажды поняла: довольно!
И уже, казалось, на излете
Вновь судьбу ломает своевольно:
Эй, вы там, в Германии! Не ждете?

В Дюссельдорфе поселилась Роза,
Там, где камни вспоминают Гейне.
Шестдесят ей с лишним. Скажут – поздно.
Лучше поздно, чем... Благоговейно

Вслушивалась в говорок картавый –
Вдохновилась им и расписалась.
И наедине с Вселенской славой
Вдруг в финале жизни оказалась.

Первой, лучшей стала поэтессой
Изо всех, кто пишет по-немецки,
Атакована азартной прессой –
Полосы, «подвалы» и заметки

Ей – усталой, мудрой посвящали
И печатали стихотворенья...
А ее ночами посещали
Детства Черновицкого виденья...

Черновцы, которых нет на свете –
Прошлая любовь невозвратима –
Остаются вечными в поэте –
Юность и прекрасна и любима.

Мне бывать случалось в Дюссельдорфе
Позже – разминулся с вещей Розой.
Плоть поэта растворится в торфе,
Но не властна смерть над чистой грезой.

И она вернулась в Буковину,
От нее теперь неотделима
По ее пророческому чину...
Пусть столетья пролетают мимо...