- 884 Просмотра
- Обсудить
Хлеб и соль я поберег — далека дорога. Нужно вдоль и поперек этот край пройти. Я не пожалею ног — стран таких немного. Можно десять пар сапог износить в пути. Виноградная лоза оплетает села. Как безумная слеза — мутное вино. Широко раскрыв глаза, пыльный и веселый, через реки и леса я иду давно. Я иду по склону гор — будто поднят полог: не видал я до сих пор скал таких и трав. Начинает разговор спутник мой — геолог. Затеваем жаркий спор, в споре каждый прав. Он показывает мне голубую глину. Я о мачтовой сосне говорю ему. В предвечерней тишине, выйдя на равнину, я увидел, как во сне, горный кряж в дыму. Переходят речку вброд пастухи и козы. Лесоруб домой идет, лесоруб спешит. Оплетают небосвод бронзовые лозы. После песен и забот Закарпатье спит. Только я один не сплю — путь держу на Севлюш. До чего же я люблю по ночам брести! До чего же я люблю под ногами землю! А над головой люблю звездные пути!
Семен Гудзенко. Избранное.
Москва: Художественная литература, 1977.
Все в Карпатах меняется к лучшему,— посмотри, как по горному, по сыпучему вверх по склону идут трудари, валят наземь дубы могучие, будто косят траву косари. Все в Карпатах меняется к лучшему,— посмотри, как под яминами и кручами, у гранитной горы внутри, врубмашина завода Кирова соль грызет. Столько соли за смену вырыла, что и поезд не увезет! Все в Карпатах меняется к лучшему,— посмотри: самолеты висят над тучами в золотистых лучах зари. Привезли они почту Рахову — два мешка. Их воздушной волной потряхивает над горами исподтишка. Все в Карпатах меняется к лучшему,— отвори двери в школу, где дети учатся, с детворою поговори: — Батько кто у тебя? — По Латорице гонит лес! — Мой уехал туда, где строится Днепрогэс. Так в Карпатах ладится, спорится мир чудес. В графских замках теперь санатории плотогонов и горняков. Так меняется ход истории по законам большевиков. Все в Карпатах меняется к лучшему навсегда! Мы отмаялись, мы отмучились, стали жизни своей господа!
Семен Гудзенко. Избранное.
Москва: Художественная литература, 1977.
Я прошел не очень много и не очень мало: от привала до привада, от границы до границы, от криницы до криницы, от села и до села. И была моя дорога и трудна и весела. Что скрывать: бывало грустно и тревожно одному. В древней крепости у Хуста, в низких тучах, как в дыму, я решил: пора домой, пошатался по дорогам; я решил: окончен мой путь по каменным отрогам. Но меня окликнул вдруг фольклорист из МГУ: — Поломалась бричка, друг! Помоги! — Что ж, помогу... Колесо, разбрызгав деготь, в пыль свалилось па шоссе. Я бы мог его не трогать, и поймут меня не все: я забыл о дальнем доме, позабыл обратный путь. Бричка в цокоте и громе понесла под облака. Мы лежали на соломе, захмелевшие чуть-чуть. Кони встали на подъеме, как меха раздув бока. И клубился пар горячий, будто горн у них внутри. Только утро звезды спрячет и почистит медь зари, фольклорист очки снимает, умывается росой. Все на свете понимает фольклорист из МГУ — хворост с грохотом ломает, ходит по лесу босой и записывает песни на некошеном лугу. Песни те, что записали на некошеной траве, грянут в лекционном зале в шумном городе Москве. Встанут, небо подпирая, из-за песенной строки люди сказочного края — пахари и горняки. ...Мы прощаемся. И снова мне, выходит, по пути с агрономом в плащ-палатке. — Не могли бы подвезти? И по селам Верховины мы кочуем до утра. А потом на переезде приглашают шофера: — Едем с нами на бумажный комбинат! — Едем лучше на солотвинскую соль! — Ты ведь не был в заповедниках Карпат! — Пригласить тебя к дорожникам позволь! И опять по Закарпатью я скитаюсь до утра. ...Мы прощаемся. И снова мне, выходит, в путь пора. Нет конца моей дороге и не ждет меня порог! Видно, снова в эпилоге Начинается пролог.
Семен Гудзенко. Избранное.
Москва: Художественная литература, 1977.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.