- 856 Просмотров
- Обсудить
Три века русской поэзии.Знаете, где станция "Площадь Революции"? Гам вот иностранца я увидал на улице. Не из тех, которые ради интереса шлются к нам конторами кругосветных рейсов. Не из тех, что, пользуясь биржевым затишьем, ищут вплоть до полюса, где поэкзотичней. Мой шагал в дубленой шубе из овчины, а глаза влюбленные, и не без причины! Смуглотой румянятся скулы южной крови. Был мой "иностранец" - черно- угле- -бровый! Он идет приглядывается к людям на панели, видит, как прокладываются под землей туннели, видит, как без долларной ростовщицкой лепты обгоняем - здорово!- сроки пятилетки. И горят глаза его, потому что чувствует: это все хозяева по снегу похрустывают, это те, что призваны первые на свете солнце коммунизма встретить на рассвете! Все тебе тут новое, книги не налгали, и лицо взволнованное у тебя, болгарин! По глазам угадываю мысль большую эту: хочешь ты Болгарию повести к расцвету! Будущность могучую родине подаришь! По такому случаю руку дай, товарищ!
Составитель Николай Банников.
Москва: Просвещение, 1968.
Мой родной, мой земной, мой кружащийся шар! Солнце в жарких руках, наклонясь, как гончар, вертит влажную глину, с любовью лепя, округляя, лаская, рождая тебя. Керамической печью космических бурь обжигает бока и наводит глазурь, наливает в тебя голубые моря, и где надо,- закат, и где надо,- заря, И когда ты отделан и весь обожжен, солнце чудо свое обмывает дождем и отходит за воздух и за облака посмотреть на творение издалека. Ни отнять, ни прибавить такая краса! До чего ж этот шар гончару удался! Он, руками лучей сквозь туманы светя, дарит нам свое чудо: - Бери, мол, дитя! Дорожи, не разбей: на гончарном кругу я удачи такой повторить не смогу!
Три века русской поэзии.
Составитель Николай Банников.
Москва: Просвещение, 1968.
1 Сад, где б я жил,— я б расцветил тобой, дом, где б я спал,— тобою бы обставил, созвездия б сиять тобой заставил и листьям дал бы дальний голос твой. Твою походку вделал бы в прибой и в крылья птиц твои б ладони вправил, и в небо я б лицо твое оправил, когда бы правил звездною судьбой. И жил бы тут, где всюду ты и ты: ты — дом, ты — сад, ты — море, ты — кусты, прибой и с неба машущая птица, где слова нет, чтоб молвить: «Тебя нет»,— сомненья нет, что это может сбыться, и все-таки — моей мечты сонет 2 не сбудется. Осенний, голый сад с ней очень мало общего имеет, и воздух голосом ее не веет, и звезды неба ею не блестят, и листья ее слов не шелестят, и море шагу сделать не посмеет, крыло воронье у трубы чернеет, и с неба клочья тусклые висят. Тут осень мне пустынная дана, где дом, и куст, и море — не она, где сделалось утратой расставанье, где даже нет следа от слова «ты», царапинки ее существованья, и все-таки — сонет моей мечты 3 опять звенит. Возможно, что не тут, а где-нибудь — она в спокойной дреме, ее слова, ее дыханье в доме, и к ней руками — фикусы растут, Она живет. Ее с обедом ждут. Приходит в дом. И нет лица знакомей. Рука лежит на лермонтовском томе, глаза, как прежде карие, живут. Тут знает тишь о голосе твоем, и всякий день тебя встречает дом, не дом — так лес, не лес — так вроде луга. С тобою часто ходит вдоль полей — не я — так он, не он — твоя подруга, и все-таки — сонет мечты моей 4 лишь вымысел. Найди я правду в нем, я б кинул все — и жизнь и славу эту, и странником я б зашагал по свету, обшарить каждый луг, и лес, и дом. Прошел бы я по снегу босиком, без шапки по тропическому лету, у окон ждать от сумерек к рассвету, под солнцем, градом, снегом и дождем. И если есть похожий дом такой, я к старости б достал его рукой: «Узнай меня, любимая, по стуку!..» Пусть мне ответят: «В доме ее нет!» К дверям прижму иссеченную руку и допишу моей мечты сонет.
Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия - Родина моя.
Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:
Художественная литература, 1967.
Колокола. Коллоквиум колоколов. Зарево их далекое оволокло. Гром. И далекая молния. Сводит земля красные и крамольные грани Кремля. Спасские распружинило - каменный звон: Мозер ли он? Лонжин ли он? Или "Омега" он? Дальним гудкам у шлагбаумов в унисон - он до района Баумана донесен. "Бил я у Иоанна,- ан,- звону иной регламент дан. Бил я на казнях Лобного под барабан, медь грудная не лопнула,- ан,- буду тебе звенеть я ночью, в грозу. Новоград и Венеция кнесов и амбразур!" Била молчат хвалебные, медь полегла. Как колыбели, колеблемы колокола. Башня в облако ввинчена - и она пробует вызвонить "Интерна- ционал". Дальним гудкам у шлагбаумов в унисон - он до района Баумана донесен.
Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия - Родина моя.
Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:
Художественная литература, 1967.
Речь - зимостойкая семья. Я, в сущности, мичуринец. Над стебельками слов - моя упорная прищуренность. Другим - подарки сентября, грибарий леса осени; а мне - гербарий словаря, лес говора разрозненный. То стужа ветку серебрит, то душит слякоть дряблая. Дичок привит, и вот - гибрид! Моягода, мояблоня! Сто га словами поросло, и после года первого - уже несет плодыни слов счасливовое дерево.
Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия - Родина моя.
Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:
Художественная литература, 1967.
На новом радиусе у рельс метро я снова радуюсь: здесь так светло! Я будто еду путем сквозным в стихи к поэту, на встречу с ним! Летит живей еще туннелем вдаль слов нержавеющих литая сталь! Слова не замерли его руки,- прожилки мрамора - черновики! Тут, в сводах каменных, лучами в тьму подземный памятник стоит - ему! Не склеп, не статуя, не истукан, а слава статная его стихам! Туннель прорезывая, увидим мы: его поэзия живет с людьми. Согретый множеством горячих щек, он не износится и в долгий срок. Он не исплеснится! Смотрите - там по строчкам-лестницам он сходит сам. Идет, задумавшись, в подземный дом,- в ладонях юноши любимый том! Пусть рельсы тянутся на сотни лет! Товарищ станция, зеленый свет! Землей московскою на все пути, стих Маяковского, свети, свети!
Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия - Родина моя.
Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:
Художественная литература, 1967.
Наши части отошли к лесу после боя. Дорогую горсть земли я унес с собою. Мина грохнулась, завыв, чернозем вскопала,- горсть земли - в огонь и взрыв - около упала. Я залег за новый вал, за стволы лесные, горсть земли поцеловал в очи земляные. Положил в платок ее, холстяной, опрятный, горстке слово дал свое, что вернусь обратно; что любую боль стерплю, что обиду смою, что ее опять слеплю с остальной землею.
Семен Кирсанов. Стихотворения. Россия - Родина моя.
Библиотечка русской советской поэзии в 50-ти книжках. Москва:
Художественная литература, 1967.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.