Меню
Назад » »

Сергей Александрович Обрадович (3)

СОЛНЦЕ

 Евгении Нельской

Навзничь легла, разметалась, сверкая,
На берегу морском
Девушка, словно из бронзы литая,
В сиянии голубом.

С гор кипарисы - толпою смутной
Стихли, вытягиваясь на скале;
И ветер затих,
Веселый, беспутный,
Ласкаясь у жарких колен.

Волна медвежонком, лохматым и белым,
Клубилась, играя у ног...
И солнце над этим девичьим телом
Забыло о мире дорог.

И, обнаженное, атомом каждым
Волнуясь, впиваясь, жгло,
И пробужденьем, и славой, и жаждой
Тугое тело цвело...

И девушка песню весеннюю пела:
- Склоняйся, солнце мое,
Чтобы вновь
Иным, неистовым солнцем вскипела,
Сквозь плоть вырываясь, кровь.

Чтоб, песней звуча, полыхали губы,
Чтоб на любовь,
И на труд,
И на бой
Не было устали, не было убыли
У молодости такой!
1928

Сергей Обрадович. Стихи.
Библиотека советской поэзии.
Москва: Художественная литература, 1970.


ПЕРВЫЙ ШАГ

И вот он решился - шагнул.
Вокруг -
Ни рук, ни опоры: один.
Блуждало сомненье, бился испуг,
Но дальше шагает сын.

Что доблесть героя?
У детских ног -
Эпох величавый родник...
Шатаясь, он гордо ступил на порог.
Сын первой цели достиг.

За тяжкою дверью и блеск и гул,
И угол стал тесен и мал:
Как будто не он,
А мир шагнул
И, торжествуя, встречал.

И мать улыбается.
Но потом -
Такая горечь губ.
"Беспечный! Что ждет его там, за углом?
И как я его сберегу?"

Дороги, дымясь, извиваясь, хрипя,
Теряют твой первый шаг.
Но ты - на учете,
И ждет тебя
За морями, горами враг.

Он этому сердцу
Готовит штык,
Огонь, блокаду, мор.
На формулах смерти в его мастерских
Замешан иприт и хлор.

За то, что ты молод,
Что сбросил с ног
Дремучие путы сна...
Так много в мире широких дорог,
Но к славе и жизни - одна.

Так много в мире широких дорог...
Сын вырастет,
Сменит отца.
Он выйдет за этот отчий порог,
Он с тихого взглянет крыльца.

Стихии встанут пред ним на дыбы,
А там, за морями,- ни зги...
Но ты - не один,
И, склоняя лбы,
Пред тобой отступают враги.

Шагай же! Шагай же! Шагай!
Страна,
Как мать,- родна и верна.
Чтоб песне твоей - ни узла, ни конца!
Чтоб ты проложил дорогу отца!
1929

Сергей Обрадович. Стихи.
Библиотека советской поэзии.
Москва: Художественная литература, 1970.


БОЙ

Пощады в бою
Не будет врагу,
Клянемся тебе, страна!
Мы молоды.
Мы в тяжелом долгу,-
Но выплатим долг сполна.

Могила в степи,
Как на теле шрам.
Могиле - земной поклон.
Но этому сердцу,
Этим плечам -
Ни тишь, ни бессилье, ни сон.

Кирпич - на кирпич,
И первый этаж,
Как солнце штурмующий строй.
Солдат ли, строитель -
Но доблесть та ж
И тот же за жизнь бой.

И море пред нами -
Шаг назад:
И, недра земли покорив,
Над Апшероном вышки дрожат
И нефтью брызжет налив.

Тайга расступается.
Ярость рек -
На поводу, и вокруг
Над степью и топью дозоры вех
И полымя вольтовых дуг.

Есть власть у песни и у огня:
Их не преградить рубежу,
И девушка,
В бой взнуздав коня,
Сбрасывает паранджу.

И первую букву,
Сжав карандаш,
Из мглы выводит рука...
И это - поход,
Это - Сиваш,
И пуля - в сердце врага.
1930

Сергей Обрадович. Стихи.
Библиотека советской поэзии.
Москва: Художественная литература, 1970.


КОСТРЫ

 1

В дверь постучали.
Вечер был. Как птица загнанная,
За окном метель,
Неистово крича, теряя перья,
Взлетала, падала и вновь взлетала,
Не в силах сбросить тяготу земли.

В дверь постучали.
И, вьюгу закрутив у ног,
Вошел сосед - сердечный зубоскал,
Отчаянный гуляка и литейщик.

Заиндевелый сбросил полушубок,
С усов сорвал смешные леденцы,
Пожал мою протянутую руку,
Присел к печурке и цигарку
Стал свертывать - все так же молча, тихо...
Тугие, обмороженные пальцы,
Махорку рассыпая и дрожа,
К огню задумчиво тянулись...

Он необычен был,
Он темен был и хмур...

Мы вместе с ним гоняли голубей,
Играли в бабки, бились в кровь и в доску,
У вала городского, как цыплят,
Румяную гоняя знать.

Ровесники, в пятнадцать лет
На баррикады Пресни и Плющихи,
Через картечь и ночь,
Под гром багровый,
Отцам носили кашу и патроны
И вместе стали у станка.

И даже смерч войны,
 над этой дружбой взвыв,
Не разметал ее, как перекати-поле,
Не задушил, не смял:
В снегах Карпат,
В топях Полесья, в бурях Эрзерума,
Песками Туркестана - рядом шли
Мечтатель-песенник и этот балагур.

Он необычен был,
Он темен был и хмур...

Мы голодали, мерзли; смерть встречая,
За каждую соломинку,
За каждый выступ жизни
Цеплялись холодеющей рукой,-

И вновь и вновь
Сопутствовала песня мне,
А на губах у друга
Кипела шуточка и брызгал смех.

Но поступь ли не в лад?
Иль тупиком дорога?
Иль выцвели глаза его?.. - на мир
По-разному взглянули мы однажды.

С тех пор
Не в дружбу дружба: гарь, чертополох;
Насвистывая "яблочко", порой
Над песнею моею зубоскалил;
Какую-то обиду затаив,
Не верил он в литье свое, не верил
В краснознаменный цех литейный,
Соратников угрюмо сторонясь.

Как птица загнанная,
За окном метель,
Неистово крича, теряя перья,
Взлетала, падала и вновь взлетала,
Не в силах сбросить тяготу земли.

Он необычен был...
И вот в чаду махорки,
Откашливаясь хрипло, нудно, тяжко,
Он вымолвил одно, одно лишь слово
О том,
Что мраком кроет солнце, косит цвет,
Что валит с ног зверье, бьет птицу на лету.
Что леденит поток, сметает города,
Что нас роднит с землей -
И прошептал второе слово -
Ленин...

И в тишине заплакала беззвучно,
Твердя иное, маленькое имя,
Склоняясь над шитьем, жена:
Пять лет,
Пять долгих лет
Не позабыть ей сына,
Чье тельце хрупкое не вынесло похода
Истории
И затерялось
На кладбище на городском.

И в тишине печурка, пламенея,
Рыча, как зверь на привязи, рвалась
И скалила клыки (огонь
Мелькал в железном поддувале).

Как птица пойманная,
За окном метель,
Неистово крича, теряя перья,
Металась по дорогам, билась в стены
В тревожных поисках простора и покоя.

 2

Костры на площади дымились. Головней
Дымящейся скатилось с крыши солнце,
И тихая, над сутолокой этажей,
Как на трибуну темную, бледнея,
Взошла луна.

Дыханье комкая, мороз,
Как льдина, в горле вяз, вползал
Гадюкою в прорехи и хрустел
Стеклом рассыпчатым под сапогом.

За рядом ряд:
Литейщик, я, жена,

Шахтер Донбасса, металлист Урала,
Текстильщица, строитель, бородач,
Крестьянин и в строю профессий -
С героями своих поэм - поэт.

Порою, тяжко содрогаясь,
Земля вздыхала (мерзлый грунт взрывая,
Могилу рыли у Кремля).

С балкона магний вспыхивал;
 тогда
Из мглы вдруг выступали толпы,
Конь прочь шарахался, качались стены,
И в облаках испарины и дыма
Казалось все таким необычайным.

Мы шли...
И вот в настороженной тишине,
Костром огромным полыхая и звуча,
Затрепетал вдруг замкнутый простор,
Вокруг вздымались, тлея,
Обугленные колонны. И оркестр
У изголовья бился (никли
Флейт руки тонкие). Но тих
Был гроб вождя.

Вождь неподвижен был,
Как будто слушал рапорт стран,
Как будто диктовал приказ.
Был неподвижен
Почетный караул большевиков.

Тогда, на костылях шатаясь, инвалид
Снял ордена и положил у гроба.
Быть может, в этот миг пред ним
Прошли походы, штурмы, мятежи,
Где дымным ртом в упор прицелу и штыку
Кричал: "Да здравствует..." - и где шутя
Он панибратствовал со смертью,- здесь
Ломало судорогой губы и дрожала
Рука краснознаменца.

И слепец
Вдруг вышел из толпы. Он голову склонил,
Он слушал тишину, дыханье затаив;
И, мучаясь, всю тяжесть слепоты
Впервые в этот час познав,
Он раздирал рубцы сожженных газом глаз,
Чтоб увидать того,
Кто миру взор открыл.

И мать над гробом подняла ребенка:
"Запомни!.." И дитя
Навек запоминало это ложе,
Безмолвие вождя, и полчище у гроба,
И траура простертое крыло,
И пламя негасимое знамен...

И в этот миг вдруг жаркая рука
В моей руке, как встарь, затрепетала.

 3

В молчании суровом
Мы шли предместьем. Над заводом
Сталелитейным извивался дым.

Мороз крепчал. И звезды осыпались,
Лохматые, как иней с темных веток.
Мы шли в молчанье. Но во мне
Звучало, не стихая, слово клятвы.

Клялись: в труде, в бою хранить
 единство,
Под знаменем Советов до конца
Свершить заветы Ленина
И свой
И новый мир построить на земле...

Мороз крепчал. А в небе над Москвой
Пылало зарево: костры не угасали...

И в этот вечер, над шитьем склоняясь,
Жена не вспомнила о сыне,
Об одиночестве и о могиле,
Что затерялась в тесноте печальной
На кладбище на городском.

Глаза ее сияли. Полночь
Уже была. Но мир передо мной светлел,
Я различал шаги,
Я песню слышал вновь,
Я чувствовал пожатье
Рук дружбы и любви.
1930

Сергей Обрадович. Стихи.
Библиотека советской поэзии.
Москва: Художественная литература, 1970.


О ДВАДЦАТИ ШЕСТИ КОМИССАРАХ

Как черное стадо гигантов,
У моря сойдясь к водопою,
Вздымаются черные вышки
Вечернего Биби-Эйбата.

За башней Девичьей ветер
Улегся в родное гнездовье.
Качает, баюкает звезды,
Бессонницей мучаясь, Каспий.

Впиваясь, над щедрой землею
Чуть всхлипывают насосы,
Как жадные губы ребенка
Над материнскою грудью.

И силою тысячелетий
Волнуется нефть, извергаясь.
И песню поет бурильщик
О двадцати шести комиссарах:

О том, как сошлись по-шакальи
Предатели и убийцы,
Как без пристанища бился
Над морем седым буревестник;

Как лязгал засовом тюремщик
Во славу империи знатной
И песней орлиной на нарах
Томился в бреду Джапаридзе;

Как, спотыкаясь о шпалы,
Дымясь, отставая, ветер
Скакал за глухим эшелоном
Над полночью комиссаров;

Как вышли на смертное поле
И сами копали могилу,
Как солнце взошло молодое
Над падающим Шаумяном...

...Где Ахча-Куйма - до заката
Ветер бродил одинокий,-
Так бродит, землю взрывая,
Конь, всадника потерявший...

Качая, баюкает звезды,
Бессонницей мучаясь, Каспий,
И песню поет бурильщик
О мужестве и отчизне.
1930

Сергей Обрадович. Стихи.
Библиотека советской поэзии.
Москва: Художественная литература, 1970.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar