Сергей Калугин

Когда пронзит пылающий вопрос, 
И разум прянет к темному пределу, 
Когда больной душевный перекос 
Жгутом рыданья перехватит тело,

Я знаю путь, который не во вред, 
Я знаю средство поборать сомненья, 
Я прохожу за поволоку лет 
В четвертый год от моего рожденья,

Здесь травы клонятся под тяжестью стрекоз, 
И смолы внемлют времени и лени, 
И блики дня сквозь кружево берез 
Чуть наискось ложатся на колени. 
Здесь мхи укрыли тайну корневищ, 
Чей мир белес, чьи спутаны истоки. 
Здесь шмель упорно силится достичь 
Глубин цветка, где каплевидны соки.

И златоглазка призрачна как сон, 
И хрупко тело легкое сирфиды, 
И черный уж свивается кольцом 
У основанья дремлющей ракиты.

Отсюда путь ложится наугад 
По склону земляничного оврага, 
Нога скользит, и ветви шелестят 
О тайнике, где обитает влага.

В густой тени, в прохладной тишине 
Я, к роднику приникнув по -старинке, 
Ищу ответ в прозрачной глубине, 
Где пляшут вместе точки и песчинки...

* * *

Господь! Сколь безнадежны все попытки 
Сквозь немоту приблизиться к Тебе. 
Средь многих прав, лишь право на ошибку 
Моей судьбой оправдано вполне. 
Как мотылек, что прянул, опаленный, 
Из пламени в сгустившуюся тьму — 
Так я бежал когда-то, ослепленный, 
От следования Слову Твоему. 
И мир померк, и духу стало тесно, 
И Бездна отворилась предо мной, 
Но верил я, что и для падших в Бездну 
Ты, недвижим, пребудешь за спиной. 
Когда же Страж на дверь обрушил молот, 
Закрыв мне отступ к Свету бытия, 
Я оглянулся, сердцем чуя холод, 
И вот, мой Бог, здесь не было Тебя. 
Так смерть опережает Смерть Вторая 
И делает бессмысленной канву. 
С тех пор я слышу — и не постигаю, 
С тех пор живу — как будто не живу. 
Лишь память, ненадежная обитель, 
Хранит залог надежды неземной. 
Я жду — разбивши ковы, Искупитель 
От Крестной Жертвы явится за мной. 

1998

* * *

Посмотри, это осень. И ветки дрожат, 
Ветром сполохи клена вдоль улиц бросает. 
Это было тому лет пятнадцать назад - 
Может, больше - я трудно теперь вспоминаю.

Посмотри, это я. Вон - иду через мост, 
Перегнулся, смотрю. Закурил сигарету. 
И какой меня мучил в тот вечер вопрос? 
Уж теперь не узнать. Да и нужно ли это?

Если б ведал тогда, не летел наугад 
По кровавым ухабам непонятой жизни... 
Почему я не вижу свой собственный взгляд, 
Что сквозь ветви и годы глядит с укоризной?

* * * 
Луна была без облаков, 
Ока мерцала, 
И влага пойменных лугов 
К реке стекала. 
Земля вздыхала в глубине, 
Поила травы. 
Все было подлинным во мне — 
Так странно право. 
Я был счастливо одинок, 
Я брел без цели, 
Костра далекий огонек 
Светился еле. 
Лежали в сумке хлеб ржаной 
И томик Фроста. 
Кружилось небо надо мной, 
И плыли звезды. 
1990 

Венок Сонетов

Мой голос тих. Я отыскал слова 
В пустых зрачках полночного покоя. 
Божественно пуста моя глава, 
И вне меня безмолвие пустое.

Cкажи, я прав, ведь эта пустота 
И есть начало верного служенья, 
И будет свет, и будет наполненье, 
И вспыхнет Роза на груди Креста?

...Но нет ответа. Тянется покой, 
И кажется - следит за мной Другой, 
Внимательно и строго ожиданье,

И я уже на грани естества, 
И с губ моих срываются слова, 
Равновеликие холодному молчанью...

* * *

Равновеликие холодному молчанью 
Струились реки посреди равнин. 
Я плыл по рекам, но не дал названья 
Ни берегу, ни камню средь стремнин.

Я проходил, я рекам был свидетель, 
Я знал совет - не выносить суда, 
И я не осквернил вопросом рта 
И ничего сужденьем не отметил.

Лишь дельты вид мне отомкнул уста, 
Я закричал, и гулко пустота, 
Слова мои разбив об острова,

Откликнулась бездонным тяжким эхом... 
Я слышал крик и понимал со смехом - 
Слова мертвы. Моя душа мертва.

* * *

Слова мертвы. Моя душа мертва. 
Я сон, я брег арктического моря. 
И тело, смертно жаждущее рва, 
Скрутило в узел судорогой горя.

Но там, на дне, у ключевых глубин, 
Я ощущаю слабое биенье, 
Сквозь сон мне тускло грезится рожденье 
Иных, пока неведомых вершин.

Я жду сквозь боль, так исступленно жду, 
Когда рассвет предел положит льду, 
Когда мой дух вернется из скитанья...

До тканей сердца мглою поражен - 
Я полон исполнением времен, 
Я не ищу пред Небом оправданья.

* * *

Я не ищу пред Небом оправданья, 
Я начинаю призрачный разбег, 
В священной эпилепсии камланья 
Нетопырем кружусь над гладью рек.

Я проницаю горы и лощины, 
Я различаю сущности стихий, 
Схлестнувшиеся в танце теургий 
И каждый миг являющие Сына...

Се, время правды. Суть обнажена, 
И льется в полночь полная Луна, 
И плоть моя не властна надо мной,

И пламя звезд, сквозь призму вечных вод 
Пронзает ночь и дарит мне полет 
Над опьяненной ливнями Землей...

* * *

Над опьяненной ливнями землей 
Царят седые призраки тумана, 
И вечер тих настолько, что порой 
Я слышу плач далекой флейты Пана.

Бреду рекой, по горло в тростниках, 
Сам плачу от покоя и бессилья, 
А лунный свет лежит епитрахилью 
В крестах поденок на моих плечах.

И ветви ив касаются волны, 
И каждое мгновенье тишины 
Стремительно, как тень бегущей лани.

И, преломлен речною глубиной, 
По темным водам шествует за мной 
Агат Луны - томительно туманен...

* * *

Агат Луны, томительно-туманен 
Скользит по перьям черного орла, 
Что распростер, от грани и до грани 
Над миром исполинские крыла.

И отражает аспидная влага 
Ночных озер, плывущих подомной, 
Свет облаков, пронизанных Луной, 
И Млечный Путь в кристаллах Зодиака.

За мглою гор, за лезвием хребта 
Легла реки хрустальная черта, 
Чуть видимы огни в далеком стане.

И луч звезды, подобный нити льда, 
Влачит меня неведомо куда 
На тонком и мерцающем аркане...

* * *

На тонком и мерцающем аркане 
Мой дух печально следует за мной. 
Мне не коснуться прободенной длани 
Цветком стигмата вспыхнувшей рукой.

Мне не подняться в огненном потоке 
К пределам света, к сердцу бытия, 
Мой путь бесплоден, словно лития 
В устах давно забывшего о Боге.

Я тот, кто умирает на пороге, 
Мне не принять в сияющем чертоге 
Одежды, что струятся белизной.

Вдали порог, стремящийся к вершине, 
Меня по сердца выжженной пустыне 
Полночный ветер водит за собой...

* * *

Полночный ветер водит за собой 
Скитающихся пленников забвенья, 
Чей горний взлет преодолен Луной 
И преломлен в потоках сновиденья.

Мой Бог! Ужель и мне предрешено 
Носить в веках подобием надкрылий 
Камзол в узорах бражников и лилий 
И пить больное лунное вино?..

...Мерцает край магического круга, 
Я созерцаю черный ветер Юга, 
Проколотый Полярною Звездой.

И, растворяясь в ливнях Лейванаха (*), 
На грани озарения и страха 
Я как дитя играю пустотой...

* * *

Я как дитя играю пустотой, 
Взметнувшейся к пределам осознанья, 
Моя душа жемчужною волной 
Скользит над океаном мирозданья.

И в этот миг, до корневых глубин 
Я постигаю сущность соответствий, 
Зависимость причины от последствий 
И торжество последствий вне причин.

Я посвящен. Я принял взгляд извне. 
Так зеркало, уснувшее на дне, 
В себя приемлет отблеск ледяной 

Склонившейся над бездною печальной 
Планеты снов, чей лик пронизан тайной, 
Струящейся за каждою чертой...

* * *

Струящейся за каждою чертой 
Cферических взaимоотражений, 
Совокупившей бездну с высотой, 
Триумф побед с позором поражений,

Единой, Верной, Внутривременной, 
Предмирной, Сильной, Славной, Милосердной, 
Немыслимой, Возлюбленной, Безмерной, 
Предельной, Полной, Явственной, Пустой -

Греми, моя хвалебная мольба! 
Ты есть премудрость корня и плода, 
Премудрость сердцевины и убранства,

Я прозреваю Tвой священный лик 
За каждым стеблем, что к земле приник, 
За каждой гранью зримого пространства!..

* * *

За каждой гранью зримого пространства 
Проявлен полдень. Властвует покой, 
Лишь кружево стремительного танца 
Стрекозы расплетают над рекой,

Да в дебрях стрелолиста и осоки 
Запутался безвольный ветерок... 
Приостановлен времени поток, 
Безмолвствуют Начала и Итоги.

Я нежусь на прогретом мелководье, 
Отпущены стремления поводья, 
И я - лишь часть полуденной поры.

И нет во мне ни памяти, ни речи, 
Я вырвал корень всех противоречий. 
Я отворил в себе исток игры.

* * *

Я отворил в себе исток игры. 
Мне ведомо Акации цветенье. 
Моя ладонь слепящие дары 
Приемлет в знак повторного рожденья.

Я - император муравьиных львов, 
Я прорекаю облакам и птицам, 
Ликует звоном на моих ключицах 
Цепь времени со звеньями веков.

Гремят литавры, бубны и тимпаны, 
К моим стопам склоняются тюльпаны, 
Сплетаясь в бесконечные ковры.

Я - кесарь Солнца, трав и междуречий, 
Я произнес Глагол Семи Наречий, 
Я властен жечь и созидать миры...

* * *

Я властен жечь и созидать миры, 
Бессилен отказаться от творенья. 
Я предпочел безмолвию - порыв, 
Безумство сна - святые пробужденья.

Я был в приделе, я стоял у Врат, 
Но, ослеплен последним предстояньем, 
Низринулся тропою предстоянья 
И воплотил в себе кромешный ад.

Я слышал речи выше темноты, 
Я наблюдал как падают цветы, 
Но утерял ключи добропризнанства.

И се, опять гряду юдолью мук 
И не стремлюсь покинуть этот круг. 
Я различил в движенье постоянство.

* * *

Я различил в движенье постоянство: 
Так в древний путь вливаются следы, 
Так странствуют взыскующие Царства 
Дорогами священной простоты.

Теперь я вижу только то, что вижу, 
И знаю только то, что знал всегда - 
Реки не остановят невода, 
Утерян смысл понятий "дальше", "ближе"...

Я повторяю, говорят иное, 
Я двигаюсь как остаюсь в покое, 
Забыта цель и потому права.

Я тот, кто отвечает на вопросы, 
Моя рука спокойно держит посох, 
Мой голос тих - я отыскал слова.

КЛЮЧ

Мой голос тих, я отыскал слова, 
Равновеликие Холодному молчанью. 
Слова мертвы. Моя душа мертва. 
Я не ищу пред небом оправданья.

Над опьяненной ливнями Землей 
Агат Луны, томительно туманен, 
На тонком и мерцающем аркане 
Полночный ветер водит за собой...

Я, как дитя, играю пустотой, 
Струящейся за каждою чертой, 
За каждой гранью зримого пространства.

Я отворил в себе исток игры. 
Я властен жечь и созидать миры. 
Я различил в движенье постоянство.

* Лейванах - Ангел Лунного Света

С. Калугин