Сергей Митрофанович Городецкий (4)

ПОТОМКАМ

Из наших книг поймете вы,
 Что было в этот час,
Когда над миром мрак завыл,
 На солнце ополчась,

Когда от боли жизнь кричит
 Под топором орды,
Когда народов палачи
 Убийствами горды.

Пред сгустком мрака всех времен
 Мы не сомкнули век.
И нами был оборонен
 От смерти человек.

Тот человек, который в вас
 Так радостно возрос,
Когда заря над ним зажглась
 Из-под кровавых гроз.

Мы не жалели сил своих,
 Струили кровь в снега,
Чтоб в этот все решивший миг
 Остановить врага.

Мы с Волги и с Кавказских гор
 По всем своим фронтам
Давали извергам отпор,
 Грозившим нам и вам.

И гневно ринулись на них,
 И стали гнать их вон,
Когда народных сил родник
 Разлился морем волн.

Гнались за ними по следам,
 Неслись на их плечах,
Врываясь в наши города,
 Повеженные в прах.

Нас кровь встречала, и зола,
 И виселиц ряды,
Детей истерзанных тела
 И женщин молодых.

И разгромили мы врагов
 В победе мировой
Для счастья будущих веков,
 Для счастья своего.

Вы дали мрамор, сталь и медь
 Художникам своим,
Чтоб подвиг наш запечатлеть
 И славные бои.

Вы словом, новым и живым,
 Воспели наши дни,
Но пламя то храните ль вы,
 Что мы в себе храним?

Иль в тихом тлеете быту,
 Уютом опьянясь,
И в вас огонь борьбы потух,
 Горящий солнцем в нас?

Нет, нет, потомки! Наша кровь
 И ваше сердце жжет!
Я вижу, вы готовы вновь
 Лететь на штурм высот.

Вы завоюете пути
 Неведомых наук,
Красою новой заблестит
 У вас и цвет, и звук.

Ваш гений вспыхнет, как весна,
 И не умрет вовек,
Сверкнет им каждая страна
 И каждый человек!

Сергей Городецкий. Северное сиянье. 
Моска: Советский писатель, 1968.


ГОЛОС МОСКВЫ

Лунного облика
 отблеск медлительный
 близко-далек.

Снег ослепляющий
 белым безмолвием
 горы облек.

Сад не шелохнется.
 Стройные тополи
 храм возвели.

Ласково стелется
 звуком неслышимым
 шепот земли.

Там, за пустынями,
 за перевалами,
 за тишиной,

Даль беспредельная,
 Русь необъятная,
 город родной!

Вдруг зовом горлинки
 капли звенящие
 канули в тишь.

Слушаю, слушаю!
 Это, любимая,
 ты говоришь!

С точным хронометром
 в мигах и вечности
 я властелин.

В лунном сиянии
 стрелка торопится:
 Двадцать один!

Но по московскому
 счету державному
 дышит земля.

Час восемнадцатый
 к нам приближается
 с башни Кремля.

Весть долгожданная,
 победоносная
 в мир понеслась:

Сила враждебная
 нашему воинству
 снова сдалась!

Вновь сокол-колокол
 девять раз вылетит —
 грянет Москва!

Залпов торжественных
 вспыхнет могучая
 миру молва.

Где же, пустыни, вы,
 дали бескрайние?
 Сжались вы вдруг!

С Красною площадью
 вплавлен я в праздничный
 дружеский круг.

Небо колышется.
 Света полотнища
 ловит зенит.

Солнца знаменами
 тьму побежденную
 слава казнит.

Где б ни скитался ты,
 сердце московское
 рдеет в тебе.

Весь ты бросаешься
 к новому подвигу,
 к новой борьбе.

В хоре торжественном
 залпы сливаются
 с сердцем твоим.

С Красною Армией
 ты, самый маленький,
 непобедим!

В хоре с народами
 ты, полон радости,
 слово берешь.

Песню о родине,
 песню о партии
 громко поешь.

Сергей Городецкий. Северное сиянье. 
Моска: Советский писатель, 1968.


ТАДЖИКСКАЯ ЛЕГЕНДА

Золотое осеннее солнце пронзало сады,
Янтарем и кораллом горели на ветках плоды.

Словно кто-то рассыпал, чтоб радовать сердце и взор,
Драгоценные камни по склонам сверкающих гор.

А в долине, где кровью еще отливала река,
От решительной битвы с врагом отдыхали войска.

У парчовой кибитки, где вождь на ковре почивал,
Полководец враждебного войска покорно стоял.

Думал он: «Я вчера еще был властелином земли,
Перед кем же войска мои прахом безмолвным легли?

Сколько стран я прошел, превращая их в пепел и дым,
Почему ж изнемог перед этим народом простым?

На челе от венца золотого болезненный след —
Вот и все, что осталось от славы моей и побед!»

Так он думал, взирая на склоны сверкающих гор,
Вдруг зажегся испугом его умирающий взор.

По тропинкам ручьями спускался в долину народ,
Словно солнца лучи разливались с небесных высот.

Много женщин, детей, и старух, и седых стариков
В разноцветных одеждах, красивей весенних цветов.

В каждом шаге их трепет горящих восторгом сердец,
И на каждом из них из камней драгоценных венец.

Много видел венцов побежденный в бою властелин,
Но таких, как у них, не видал властелин ни один.

Он вскричал: — Что я вижу? Не нового ль солнца восход?
Победитель мой, вот он идет, венценосный народ!

И на землю лицом он в испуге великом поник,
И земля услыхала, как шепчет он слово «таджик»1!

Он не видел, как люди спешили к стоянкам бойцов,
Как снимали корзины с плодами с кудрявых голов.

Тяжелы были эти венцы, но памирский народ
С давних дней до сих пор по горам в них спокойно идет.

Ярких яблок рубин, винограда лучистый янтарь
Как сверкают в корзинах теперь, так сверкали и встарь.

Сладкий сок услаждал пехлеванов усталых уста.
Радость взоров народов сияла, светла и чиста.

Вышел вождь-победитель, и вождь побежденный вскричал:
— Твой народ — венценосец! Таджик он!..— и мертвым упал.

— Меч неправ твой несчастный! Но правду сказал твой язык:
Кто увенчан любовью к отчизне, тот вправду таджик!

Кто отвагой увенчан, кто страха не знает в боях,
Тот поистине может таджиком назваться в веках!

Так сказал победитель и вышел к народу на пир,
А счастливое имя таджиков запомнил весь мир.

Примечания
1. Слово «таджик» в буквальном переводе значит: носящий венец.

Сергей Городецкий. Северное сиянье. 
Моска: Советский писатель, 1968.


БЕЛЫЙ ПУСТЫННИК

Зачем ты нем? Скажи хоть что-нибудь!
Пустынник белый беспредельных вод,
Куда ты держишь своей безумный путь?
— Маяк отчаянья меня зовет.

Но вод его боятся корабли,
Под ним — громады черного кремня.
Ты разобьешься, не узнав земли...
— Я разобьюсь. Земля не для меня.

Зачем же ты уходишь в океан?
Зачем гневишь высокую звезду?
Зачем ты в белый облачен туман?
— Я с неба безнадежности иду.

Иль разлучиться небу жаль с тобой,
Или тебе блаженства в мире нет,—
О чем же небо в грусти голубой?
— О том, что близок на земле рассвет.

Сергей Городецкий. Северное сиянье. 
Моска: Советский писатель, 1968.


ГОРОД НА ЗАРЕ

Молчат огромные дома
О том, что этот мир — тюрьма.

И вывески кричат о том,
Что этот мир — публичный дом,

Где продается каждый сон,
А кто не продан, тот смешон.

Железных фабрик силуэт
Кричит о том, что воли нет.

Что эти кубы из камней
Сдавили бешенство огней.

Заре запели петухи.
Порозовели стен верхи.

Не отрываясь от земли,
Качнулись в море корабли.

Вспорхнул и замер легкий шквал.
Седой газетчик пробежал,

Вонзая в сонный мозг людей
Пустые вести площадей.

Валы согбенные сплотив,
Грохочет утренний прилив.

В ущелья улиц, под дома
Бежит испуганная тьма.

И, как бушующий народ,
Из алых волн встает восход.

Мильоны огненных знамен
Вздымает в зыбь ночную он.

И, как трибун перед толпой,
С последней речью боевой,

С могучим лозунгом: «Живи!»
Выходит солнце, все в крови.

Сергей Городецкий. Северное сиянье. 
Моска: Советский писатель, 1968.


ЗЫХ

Приземисты, мрачны, стоят корпуса.
Я в эти жилища вошел, словно в сон,
Ужаснее Дантова ада был он.
Все попрано: правда, и жизнь, и краса!

Сырой коридор. С облупившихся стен
Холодные, грязные капли текут.
За что же рабочие замкнуты тут,
В бессовестный этот, безвыходный плен?

За низкими, злыми дверьми, как в тюрьме,
Угрюмые камеры. Каменный пол.
И ползают дети. А воздух тяжел.
И окна не к солнцу, а к стенам и тьме.

В лохмотьях сидит исхудалая мать.
В мангале картофель закопан в золу.
И жадный мышонок ютится в углу:
Голодным голодных не стать понимать!

Среди неподвижной, глухой тишины
Лишь с фабрики слышен машины напев,
Как будто там стонет закованный лев.
Я стал у порога. И хлынули сны.

Раздвинулись стены. Раскинулся сад.
Просторные, светлые встали дома.
Как будто решила природа сама
Построить в мгновенье невиданный град.

И кто-то подходит:— Смотри, как живем!
Вот зал. Вот читальня. Здесь школа. Здесь врач.
Котельщик и слесарь, тартальщик и ткач —
Здесь каждый обласкан народным теплом.

Вдруг сторож толкает:— Проснись, господин!
— И вправду, товарищ, я словно уснул...
Но слышишь ты фабрики радостный гул?
Мы скоро проснемся. И все как один!

Примечания
Зых — нефтяной район.