- 889 Просмотров
- Обсудить
Нет, не своим... Но чутким, зорким взглядом, Зорчайшим взглядом матери своей, Вгляжусь в тот год. И он возникнет рядом, Живей живого, нового новей. Застыл в сугробах городок уездный, И чудится, что он со всех сторон Холодной, вьюжной, непроглядной бездной От остального мира отделен. Но в закоулке свет желтит сквозь ставни. И злой махоркой старый дом пропах. К нам на постой солдаты нынче встали, Все, как с плаката,— в звездах и ремнях. Ни дать ни взять как во всемирном штабе, Сидят они за кухонным столом И спорят только в мировом масштабе, Мирятся тоже только в мировом. Доспорили. И, отодвинув кружку, Тот, с глоткой что оркестровая медь, Огромный, протолкнулся в боковушку, Стараясь сапогами не греметь. Ведом ему лишь ведомою целью, Сажень косая — грозен и смешон, Над детской наклонился колыбелью И загудел торжественным шмелем; — Ну, будет жизнь! Глядеть не наглядеться, И — все тебе... Для тела и души! — Чего ты агитируешь младенца, Цигарку лучше, дьявол, притуши... Он вышел. И как будто перед строем, Но — шепотом!— товарищам своим Сказал:— Мы наш, мы новый мир построим И этому мальцу передадим! Глядят они, смеючись, друг на друга, Хмельным-хмельны без браги и вина, Стихает утомившаяся вьюга, Идет к концу гражданская война!
Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1972.
(XV век) Пускай живет по-бесерменски, Кто хочет в ад попасть живьем... В латинском городе Флоренске На свой обычай мы живем. Соблазн чужого своевольства Не ввергнет нас в постыдный грех. Стоит Великое посольство На том, что мы превыше всех. Что в древней вере мы не шатки, Что все как было будет впредь... В двух шубах и в горлатной шапке В июльский полдень буду преть. Осипну в споре с толмачами, Сличая с нашим ихний слог, Чтоб нужных строк не умолчали, Не переврали б важных строк. Нет, это дело не простое, Терпя жару и маету, Заставить Дука слушать стоя, Пока я грамоту дочту. В ней речь о том, что к пущей славе, К приумножению красы Нужны искусники Державе, Нужны умельцы на Руси, Зане мы в них имеем нужду, То за ценой не постоим. Пускай Москве сослужат службу, Москва да будет третий Рим. Во славу нашу бесермены Помогут грешною рукой Воздвигнуть башни, церкви, стены, Твердыню над Москвой-рекой. Тут не нужна, избави боже, Ума лукавая игра,— Нам мастера нужны построже, Нужны потверже мастера. А то и в немцах и в латинах Одни разврат и баловство. Везде на расписных холстинах Нагое видишь естество. В цветах диковинных поляны, А вкруг полян, смущая взгляд, Русалки, ведьмы и полканы Бесстыжим мармором блестят. Но сколь прелестна эта скверна! Я сам поддался сатане, И баба голая Венерка Мне стала чудится во сне. Вконец намучусь и намычусь, Но все ж до проку доберусь. Лаврентий прозвищем «Медичис» Пошлет искусников на Русь. Наказ исполню государев И успокоюсь без затей Подальше от заморских марев В тишайшей вотчине своей.
Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1972.
(Разговор в далеком веке) — На землю возвращается с Омеги Людьми полузабытый звездолет. Преодолев последние помехи, Знакомым курсом следует пилот. На дальнюю планетную систему Землян послали давние века За призраком, за маревом, за тенью, Позвавшей из глухого далека. С людьми сыграли звезды шутку злую, Ведь в тех непостижимых временах К ним люди шли почти напропалую, Вслепую, наугад и вполутьмах. И финиш нерасчетливого бега Встает без романтических прикрас. Ты знаешь: в стороне лежит Омега От наших главных и неглавных трасс. Не нам с тобой — ребенку видно сразу: Таких планет хватает за глаза. Ее как перевалочную базу И то никак использовать нельзя. Конечно, тут другие были виды: Мол, жизнь на ней, как на земле, течет. Нас на Омеге встретят гоминиды,— Таков был непродуманный расчет, А оказалось, что она пустынна, Простая глыба вздыбленных камней. Ну, хоть бы протоплазма... Хоть бы тина Первичной жизни зыбилась на ней, Все это, к сожалению, рисует Застывшее от века бытие. Но не Омега нас интересует, А те, кто возвращается с нее. Здесь шли века, а там тянулись годы, И древний экипаж еще не стар. Окончит зрелым звездные походы, Кто юным выходил на звездный старт. И мы сейчас вверяемся надежде, Забрезжившей в рассветной полумгле: Ведь звездолет ушел к Омеге прежде Великой катастрофы на земле. Когда земля прошла сквозь хвост кометы Почти тысячелетие назад, У вышедшей из пламени планеты Неисчислим был перечень утрат. Кометы не страшились механизмы, Она была машинам не страшна, Но летопись духовной нашей жизни Была огнем холодным сожжена. Зеленый газ повсюду съел бумагу, С магнитных лент слова и звуки стер, Века спустя мы видим, что ко благу, В известной мере, был такой разор. Исчезла память злобных заблуждений, Исчезло бремя мертвых дней и лет; Наветов, наговоров, наваждений, Обид и ссор пропал остывший след. Но вместе с этой ветошью исчезли, Ушли с земных порогов и дорог Печальные и праздничные песни, Слова любви, исканий и тревог. Освобожден от тяжкого наследства, Но и от светлых мук освобожден, Наш род живет, как человек без детства, А юность понаслышке знает он. Давно мы вышли в звездные пространства, И к чуждым солнцам вышли мы давно, Но нам вдогонку Муза дальних странствий Не поднимает пряное вино. Нам век бы с ней не расторгать союза, Но как связать оборванную нить? Ведь кто и что такое эта Муза, Я лишь с трудом сумею объяснить. Однажды мне она явилась зримо, Я след ее в потемках отыскал, На древнюю наткнувшись субмарину, Застрявшую среди подводных скал. И там, на темном дне полярной бухты, В глухой тысячелетней тишине, Сказали мне расплывшиеся буквы О странствиях, о Музе, о вине. И вздрогнул я от странного прозренья, И понял я непонятый просчет. О, Муза беспокойного горенья, Как нам ее сейчас недостает! Отбросив все, что зыбко и случайно, Сменили мы легенду на рассказ, И потерялся терпкий привкус тайны В открытьях неоткрытого для нас. Нам приключенья — в тягость и обузу, Постыли — необжитые края. Как не позвать на помощь эту Музу, Как не восстать ей из небытия! Пускай она, расчеты наши спутав И дав с дорог проторенных уйти, Нас повернет с рассчитанных маршрутов На самые случайные пути. Быть может, там, где точные решенья Смолчат перед неточностью мечты, Нас ждут совсем нежданные свершенья И брошенные в будущность мосты. Живое пламя мертвого пространства, Для вечных споров в вечность рождена, Вся неустройство и непостоянство,— Такой мне представляется она. Какая же она на самом деле, Нам не узнать, наверно, нипочем... По счастью, мы к разгадке завладели Надежным, хоть обломанным, ключом. На той же — подчеркну — подводной лодке Был найден нами скомканный листок, И оказалось, нет цены находке — Одиннадцати полустертых строк. Двенадцатая грубо обрывалась На двух соединительных словах. Казалось бы, незначащая малость, Но без нее блуждаем мы впотьмах. Как ни смешно, мы вспомнили порядки Наивных споров канувших времен, И для решенья вековой загадки Всеобщий конкурс был провозглашен. Но строй мышленья древнего поэта В дали веков такая скрыла мгла, Что многомиллиардная планета Одну строку домыслить не смогла. Тогда кибернетическим машинам На старый текст вручили мы права, Но даже и они не помогли нам Восстановить исчезшие слова. А если бы их все же воскресили, А если бы уверовали в них, А если бы опять в красе и силе Над миром воссиял бессмертный стих, Тогда, быть может, прежнего союза Сомкнулось бы разбитое кольцо И нами неразгаданная Муза Открыла нам забытое лицо. Притихла в ожидании планета. Сегодня все решается... И пусть На звездолете нет стихов поэта, А вдруг их кто-то помнит наизусть?! Седой рассвет встает над космодромом, Разгадка брезжит нам издалека. Смысл бытия откроется в искомом, Мы ждем тебя, последняя строка!
Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1972.
Аминь, рассыпьтесь, горести и грусть! Гляжу на женщин, кланяюсь знакомым, От ветра щурюсь, в облака смотрюсь И верю непридуманным законам. Земля встает в извечной новизне, На черных ветках лопаются почки, Являя людям, птицам и весне Прославленные клейкие листочки. А на бульваре — легковейный дым, Адамы те же и все те же Евы. Со всех сторон к избранникам своим Спешат навстречу ласковые девы. Тверда земля и тверд небесный кров, Прозрачно небо и прозрачны души, Но не уйти от неких странных слов, Вгнездились в память, натрудили уши. Нейтрон, протон, нейтрино, позитрон... С усмешкой вспомнишь неделимый атом!— Не зная верха, низа и сторон, Метут метелью в веществе разъятом. Доверясь новонайденным словам, Дробясь на бесконечные частицы, Мой глупый мир вовсю трещит по швам И цельность сохранить уже не тщится. С былых понятий сорвана узда, И кажется, все в мире стало дробно, А надо мной вечерняя звезда Сияет целомудренно и скромно. К звезде опять стремятся сотни глаз, И что им позитроны и нейтрино, Раз на Тверском бульваре в этот час Все неделимо, цельно и едино. Так пусть все встанет на свои места, Как прежде, воздух станет просто — воздух, Простой листвой останется листва, Простое небо будет просто в звездах.
Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1972.
Трубка подпрыгивает, звеня, И снова я повторяю: — Придется вам обойтись без меня, Завтра я умираю. Да, так сказать, покидаю свет. Идут последние сборы. У меня, понимаете, времени нет На лишние разговоры, Я б ради вас игнорировал смерть, Раз ей подвержены все мы, Но мне до завтра надо успеть Окончить две-три поэмы. Книжку стихов отправить в печать И, постаравшись на совесть, В прозе успеть еще написать Средних размеров повесть. В них до завтрашнего числа Надо красиво и просто Решить проблему добра и зла И смежные с ней вопросы. И снова стихи, стихи, стихи, Книжка. Сборник. Тетрадка. На эти праздные пустяки Вся жизнь ушла без остатка. А прежде чем в дверь толкнуться плечом И неизбежное встретить, Себя напоследок спрошу кой о чем, И вряд ли смогу ответить. Меня с порога потом не вернут, А до того порога Осталась какая-то тыща минут, А это не очень много. Пожалуй, в дорогу с собой возьму, Все остальное брошу, Свои зачем, отчего, почему — Единственно ценную ношу. Трубка подпрыгивает, звеня, И снова я повторяю: — Придется вам обойтись без меня, Завтра я умираю. И снова всем говорю в ответ: — Идут последние сборы. У меня, понимаете, времени нет На лишние разговоры,
Сергей Наровчатов. Избранные произведения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1972.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.