Шекспир. Антоний и Клеопатра (42)

 Цезарь

 О, доблестная слабость!
 Но если б яд был принят ими внутрь,
 Распухли б их тела. А Клеопатра
 Как будто спит, и красотой ее
 Второй Антоний мог бы опьяниться.

 Долабелла

 Смотрите - ранка на ее груди,
 Припухшая. А на руке - вторая.

 Первый солдат

 Укус змеи.
 (Заглядывает в корзину.)

 Смотрите - слизь на листьях.
 Такую слизь на почве оставляют
 В пещерах нильских аспиды.

 Цезарь

 Итак,
 Причина смерти, вероятно, в этом.
 Мне врач ее признался, что она
 Все у него выпытывала средства
 Без боли умереть. - Несите ложе.
 Прислужниц вслед за госпожой несите.
 Бог о бок мы царицу погребем
 С ее Антонием. Земля не знала
 Могил с такой великою четой.
 События трагические эти
 Волнуют даже тех, кто в них виновен,
 И будет состраданье к побежденным
 Жить столь же долго в памяти потомков,
 Как слава победителя. - Войскам
 Повелеваем, чтоб они к могиле
 Усопших с почестями проводили. -
 (Долабелле )
 Все это мы тебе препоручим. -
 И после похорон - обратно в Рим.

 Уходят.




"АНТОНИЙ И КЛЕОПАТРА"

 Хотя пьеса была зарегистрирована в книгоиздательских списках в 1608 г.,
издание это не было осуществлено и пьеса была впервые напечатана лишь в
фолио 1623 г., дающем очень хороший ее текст.
 Свою пьесу об Антонии и Клеопатре, написанную в 1594 г., английский
драматург Деньел переиздал в 1607 г., внеся в текст некоторые подробности,
по-видимому, заимствованные из трагедии Шекспира. Равным образом намек на
последнюю содержится в пьесе Барнеса "Грамота дьяволах, поставленной в том
же 1607 г. С другой стороны, метрика "Антония и Клеопатры" указывает на то,
что пьеса эта возникла позднее "Короля Лира" и "Макбета". Скорее всего
шекспировская трагедия была написана в 1607 г.
 О ранних постановках ее сведений до нас не дошло.
 История роковой любви великого римского полководца Антония и сказочной
восточной красавицы Клеопатры и трагического самоубийства обоих была почти
столь же популярна в западноевропейской литературе XVI и XVII вв., как и
история величия и падения Юлия Цезаря. Кроме уже упомянутой "Клеопатры"
Девьела существовали еще по меньшей мере две английские пьесы того же
времени на тот же сюжет: "Антоний" леди Пембрук (1592) - перевод французской
пьесы Гарньеи "Добродетельная Октавия" Брендона (1598). Однако, если Шекспир
и знал эти пьесы, он, по-видимому, не почерпнул из них никакого материала
для своей пьесы, для которой главным (если не единственным) источником
послужили те же "Жизнеописания" Плутарха, что и для "Юлия Цезаря" и
"Кориолана", да еще - для некоторых мелких подробностей - "Гражданская
война" Аппиана.
 Как и в "Юлии Цезаре", Шекспир и здесь весьма точно воспроизводит
рассказ Плутарха. Но. почти ничего не меняя в сюжете, он внес много нового в
характеристики главных персонажей и в осмысление основного действия и судьбы
своих героев. Его Антоний является дальнейшим развитием образа, намеченного
в "Юлии Цезаре". Черты авантюризма и беспечного эпикурейства, а вместе с тем
- смелости и великодушия, взаимно уравновешены в этом образе. Характер
Клеопатры с ее капризностью, непостоянством, страстностью и обаятельностью
считается многими критиками одним из лучших созданий Шекспира.
 Сопоставляя шекспировское творение ("драматическую поэму", как хотелось
бы его назвать) с плутарховским рассказом, удивляешься тому, как близко
английский поэт следовал за своим древнегреческим образцом, которым он
пользовался, правда, не в греческом подлиннике, а в английском переводе
Норта, сделанном с достаточно точного и весьма выразительного французского
перевода XVI в. Амио (1-е англ. изд., 1578; 2-е изд., 1595). Число эпизодов,
их порядок и взаимозависимость, подробности древнеримской и восточной жизни,
черты характера главных, а иногда даже второстепенных персонажей, детали
придворной обстановки, мелкие анекдоты ее, до нас сохранившиеся, - все это
воспроизведено Шекспиром с удивительной точностью по Плутарху, согласно
версии Амио-Норта. Пожалуй, здесь Шекспир еще ближе к своему античному
источнику, чем в других аналогичных случаях ("Юлий Цезарь", "Кориолан",
"Тимон Афинский"), - по крайней мере более старателен в следовании ему. И
тем не менее у многих новейших критиков - и критиков, тонко чувствующих, -
встает вопрос: были ли Шекспир и его современники достаточно вооружены,
чтобы ощутить всю сложность и изощренность событий и отношений, изображаемых
Плутархом; весь сладостный аромат египетской неги, потянувшей Антония ко дну
и в конце концов его утопившей. И на вопрос этот некоторые критики - и
критики весьма тонкие (Вальцель, Адлер) - отвечают отрицательно. Шекспир, по
их мнению, был способен воспроизвести канву событий, обрисованных Плутархом.
но не их "архитектонику" - не скрытые силы, определившие глубокий смысл
событий и их роковой исход. Чтобы быть способным на это. Шекспир был слишком
здоровой, непосредственно чувствующей натурой, был слишком "варваром".
 Чтобы возразить должным образом этим критикам, мы располагаем одним
ценным свидетельством, подводящим пас вплотную к шекспировской концепции
этой трагедии - к пониманию особенного характера чувства, овладевшего
Антонием и определившего его роковую судьбу, так же как и особое место,
занимаемое Клеопатрой в сердце Антония, в их окружении, во всем мироздании.
Энобарб, свидетель первой встречи Антония с Клеопатрой на реке Кидне (в
Малой Азии), рассказывает о ней у Плутарха (приводим дословный перевод,
выделяя курсивом слова, добавленные Шекспиром (II, 2) и, следовательно,
имеющиеся также в переводе, публикуемом нами здесь, равно как они содержатся
и в наиболее точных из прежних русских переводов): "Корабль, на котором она
находилась, подобно л_у_ч_е_з_а_р_н_о_м_у престолу, пылал на воде: корма его
была из к_о_в_а_н_о_г_о золота, а паруса - из пурпура и н_а_п_о_е_н_ы
т_а_к_и_м б_л_а_г_о_у_х_а_н_ь_е_м, что ветры, м_л_е_я о_т л_ю_б_в_и,
приникали к ним. Весла были серебряные, и они ударяли по воде под звуки
флейт, заставляя этим ее, с_л_о_в_н_о в_л_ю_б_л_е_н_н_у_ю в э_т_и
п_р_и_к_о_с_н_о_в_е_н_и_я, струиться быстрее".
 Это удивительное описание, составляющее одно из центральных мест всей
трагедии, имеет не только декоративное, но и глубоко смысловое значение.
Уберите образы, самовольно внесенные Шекспиром в картину, нарисованную
Плутархом, - что тогда останется? Красивое, пожалуй, волнующее описание, но
целиком укладывающееся в рамки обыденного мышления и правдоподобия, тогда
как полный шекспировский текст переносит нас в атмосферу чудесной сказки,
волшебства, трансформирующего природу.
 Шекспир ставит здесь вопрос, к которому он еще вернется в поздней своей
пьесе "Зимняя сказка", - вопрос об отношении искусства к природе, о
взаимодействии между ними. В сцене IV, 3, на сельском празднике, между
Утратой и королем Богемии Поликсеном, который, переодевшись, пришел тоже
туда, происходит следующий разговор. Король спрашивает ее, отчего среди
цветов, которые она разводит, нет левкоев. Она отвечает:

 "Я слышала, что их наряд махровый
 Дала им не природа, по искусство.

 Поликсен

 И что же? Ведь природу улучшают
 Тем, что самой природою дано.
 Искусство также детище природы.
 Когда мы к ветви дикой прививаем
 Початок нежный, чтобы род улучшить,
 Над естеством наш разум торжествует,
 Но с помощью того же естества".

 И Утрата вынуждена сознаться: "Да, спору нет". Но когда вслед за этим
Поликсен делает логический вывод: "Так посади левкои, и незаконным цвет их
не зови", - она тотчас же берет свои слова назад, упрямо заявляя:

 "Хотя румянец правится мужчинам,
 Я на лице румян не выношу
 И точно так же не люблю левкоев..."

 Итак, спор здесь остался незаконченным, и Утрата в своей простодушной
наивности говорит "нет!" притязаниям искусства на право "изменять" и
"улучшать" природу. Но в рассказе Энобарба искусство победоносно утверждает
свои права, вовлекая самое природу в орбиту своего суверенитета. Это триумф
египетской царицы, заражающей и ветры и воды источаемой ею негой и
сладострастием. "Счастливец же Антоний!" - восклицает Агриппа, еще не
дослушав до конца рассказ Энобарба. И это далеко не единственный пример
воздействия Клеопатры на окружающую ее обстановку, на всех близких к ней
людей, в первую очередь на ее прислужниц. Нега, сладкая истома пропитывает
все речи и жесты Хармианы и Ирады. Возьмите их разговор с Алексасом:
"Сиятельнейший Алексас, сладчайший Алексас, наипревосходнейший Алексас!.."
(1, 2). Но еще очевиднее завораживающее действие, оказываемое ею на своего
избранника и жертву - на самого Антония, - расслабляющее и обессиливающее
действие, против которого он пытается восстать, бороться, протягивая руки к
Октавию, к его сестре, к колыбели древней римской доблести - к героическому
Риму, но безуспешно, бессильно.
 Образы юношеской поэзии Шекспира, образы "Венеры и Адониса" обступают
пас в этой трагедии заката, полной неистовой страсти и безысходной печали.
Но это как раз нельзя считать знаком отклонения от Плутарха, еще менее -
плохого понимания его. Весь рассказ Плутарха полон ощущения упадка, увядания
раннего императорского Рима, отцветающего, распадающегося при первых
цезарях. И в этом отношении Шекспир не только не упрощает или огрубляет
трактовку плутарховской темы, но еще заостряет и утончает ее путем внесения
дополнительных оттенков, идущих по той же линии, но с использованием иных,
специфических художественных средств. Одно из таких средств-то, что
некоторые черты рисуемой Шекспиром картины имеют не только
декоративно-выразительное, но и прямое смысловое значение. Вернемся еще раз
к образу "воды, влюбленной в удары серебряных весел". Не так же ли и Антоний
влюблен в удары, наносимые ему Клеопатрой? И насмешки, шутки, поддразнивания
- не усиливают ли еще более его любовь, действуя совершенно так же, как
действуют наряды, притирания и ароматы, то есть присоединяя к природным
средствам еще средства искусства, чтобы окончательно заворожить, опьянить,
довести до экстаза уже влюбленного или начавшего влюбляться? <По
свидетельству заслуживающих доверия современников, Клеопатра отнюдь не
отличалась той ослепительной, ошеломляющей красотой, какою ее наделила
легенда позднейших веков, но она обладала той пленительностью обхождения,
которая давала ей особую власть над окружающими, в первую очередь над
мужчинами, чьи сердца ей удалось затронуть. По-видимому, здесь играла
большую роль живость характера, капризность и остроумие всяких выдумок, как
это видно из многочисленных анекдотов, нашедших отражение в повести
Плутарха, а через него - и в пьесе Шекспира.> И не так же ли действуют на
Антония любовные прикрасы и ухищрения Клеопатры, как, в описании Энобарба,
на ветер действуют пурпур и благоухание парусов?
 Свою переработку шекспировской трагедии, выдержанную в духе