Шекспир. Генрих VIII (39)

Возрождения: лиса и лев одновременно. Сначала мы видим лису: Генрих VIII
балансирует между Екатериной и Вулси. Когда она упрекает кардинала за
введенный им новый налог, король, якобы ничего не знавший, приказывает его
отменить. Этим дано удовлетворение Екатерине. Но Вулси он компенсирует: он
выдает ему с головой его врага Бекингема, которого казнят по лживому доносу.
Удивительно тонко показано Шекспиром, как Генрих VIII прислушивается к
наветам Вудси против Бекингема. Он просто наслаждается подробностями мнимого
заговора. Ему и в голову не приходит проверять обвинения. Верит ли он им?
Хочет верить.- вот самый точный ответ, ибо деспоту нужна атмосфера заговоров
и интриг для того, чтобы всегда иметь повод расправиться с неугодными
лицами. Лучше всего мы поймем мнимую доверчивость Генриха VIII, когда он
будет жаждать доказательств "измены" его жены, от которой он хочет
избавиться. Вот тут-то такой помощник, как Вулси, может ему очень
пригодиться. Но до поры до времени. Вулси поможет Генриху сбить одну из двух
сковывающих его цепей - цепь брака. А вслед за тем король сам избавится еще
от одной - от цепи, которой его опутал всемогущий министр, кардинал Вулси.
Самая большая хитрость Генриха состоит в том, что он заставляет Вулси самого
подрубить тот сук, на котором тот сидит. Ведь помогая королю расторгать брак
с Екатериной, Вулси сам наносит удар по той политической силе, на которую он
опирается. Католицизм в Англии держался авторитетом римской церкви и
военно-политической силой Испании. Расторжение брака с Екатериной подрывает
основы политического могущества католицизма в Англии. Это открывает Генриху
возможность нанести затем завершающий удар и отставить Вулси от кормила
власти.
 Вот что таится за "романической" историей увлечения Генриха VIII Анной
Буллен. Так оно было в действительности, и именно так увидел этот эпизод
английской истории Шекспир. То, что у драматурга-романтика превратилось бы в
дворцовую адюльтерную драму, Шекспиром изображено как сложное политическое
событие, где переплелись личные мотивы и политические интересы, от которых
зависели судьбы не только страны, но в какой-то мере и всей Европы.
 "Генрих VIII", таким образом, - социально-политическая драма такого же
типа, как и другие шекспировские хроники. Тем, кто ищет в пьесе "руку"
Флетчера на основании версификационных и грамматических тонкостей, следовало
бы обратить внимание на то, что драма от начала до конца пронизана деталями
социально-экономического и политического характера, которых мы не найдем у
Флетчера, всегда увлекавшегося именно романической стороной истории, но
которые типичны для Шекспира. Никакая королева, принцесса и даже
обыкновенная женщина не станут в пьесах Флетчера заниматься вопросом о
налогах так, как это делает королева Екатерина в "Генрихе VIII" (1, 2). А
все политические разговоры между вельможами, кажущиеся "нешексппровскими"
потому, что в них нет никакой романтики, но есть расчеты политических
интриганов, привыкших маневрировать в хитросплетениях дворцовой политики?
Это ли не тот самый доподлинный Шекспир, с которым мы встречались в "Ричарде
III", "Короле Иоанне", "Ричарде II" и "Генрихе IV"? Если уж говорить о
"почерке", то только слепота и глухота к содержанию хроник Шекспира может
привести к тем концепциям, о которых говорилось выше.
 Нельзя не узнать "руку" Шекспира и в обрисовке Вулси, который как две
капли воды похож на некоторых вельмож в других шекспировских хрониках. Он,
правда, не родовитый дворянин, а человек, поднявшийся из самых низов. Умом и
ловкими расчетами он добился власти, но, чем больше она, тем больше растет
его аппетит. Ему всего мало, и нет предела его безграничному властолюбию,
которое он удовлетворяет чисто макиавеллистскими методами, как и его король.
Вулси возносился все выше, пока его властолюбие не столкнулось с
властолюбием Генриха VIII. Он не вынес своего поражения и опалы. Лишение
власти для него равносильно утрате смысла жизни. Падение становится причиной
глубокого внутреннего надлома, который и приводит Вулси к скоропостижной
смерти. Он умирает "по-шекспировски", покидая сцену и весь этот мир со
знаменитым монологом на устах - монологом о тщете честолюбивых стремлений
(III, 2). Это только на первый взгляд кажется психологически неоправданным.
Шекспир уже не раз заставлял своих героев находить оценку собственным
заблуждениям и страстям. Ближе всего эта последняя речь Вулси к речам
Ричарда II после его падения с трона. Этот шекспировский штрих еще раз
заставляет нас разойтись с мнением тех, кто не находит в "Генрихе VIII"
"почерка" Шекспира.
 Наконец, образ королевы Екатерины. Все в нем изобличает родство с
характерами верных и честных женщин, непонятых или оклеветанных, с
достоинством несущих бремя несправедливости, которое не ожесточает их
сердца, а делает их еще более милосердными. Таковы Дездемона, Корделия и
Гермиона. С последней из названных героинь королева имеет особенно много
общего. Сама собой напрашивается параллель между судом над Гермионой в
"Зимней сказке" и процессом Екатерины в "Генрихе VIII", что, кстати сказать,
лишний раз дает возможность убедиться в авторстве Шекспира.
 Судьба Гермионы, как известно, складывается иначе. Ее спасают от
смерти, и в конце концов король, осудивший ее, раскаивается. Екатерина
Арагонская до конца проходит свой крестный путь мучений и умирает
страдалицей, до последнего дыхания сохраняющей душевную стойкость,
благородство и милосердие.
 Различие в судьбе героинь соответствует разнице между сказкой и
реалистической драмой. Характер Екатерины поднимается до высот подлинного
трагизма. В великих трагедиях образы невинных страдалиц всегда оставались на
втором плане. Офелия, Дездемпна, Корделия затенены образами Гамлета, Отелло,
Лира. В "Генрихе VIII" Екатерина выдвинута па первый план и в эпилоге
подчеркнуто, что именно пример ее добродетели заслуживает особого внимания
зрителей. В энергии и мужестве только Корделия может сравниться с ней. Как и
дочь Лира, она не пассивна. С первого ее появления на сцене мы видим
деятельную, волевую натуру Екатерины, в характере которой есть и гордость и
сознание своего достоинства, женского и королевского.
 Падение Екатерины не является единственным в драме. Вся ее композиция
представляет собой историю трех падений: Бекингема, Вулси и королевы. Это
придает пьесе особый характер. Она становится драмой судьбы, но не
таинственного мистического рока, а судьбы, творимой самими людьми, в первую
очередь королем. Пожалуй, ни в одной из драм Шекспира не было так наглядно
показано, что "судьба" есть результат человеческой воли, как мы это видим в
"Генрихе VIII". При этом Шекспир не остается в рамках чисто этической
трактовки темы, а раскрывает ее нам в плане государственно-политическом.
 Люди гибнут в борьбе, которая ведется за власть, за преобладание над
другими. Ум, нравственная чистота, добродетель не имеют никакого значения
перед лицом неумолимой силы власти. Ее воплощениям является Генрих VIII. Он
казнит и милует по своей прихоти и произволу. Точно так же, как он позволяет
отправить на эшафот Бекингема, подвергает опале Вулси и лишает королевского
сана Екатерину, по прихоти возвышает он и Кранмера. Однако и в данном
случае, как тогда, когда он маневрировал между Вулси и Екатериной, Генрих
ведет себя отнюдь не как взбалмошный самодур. Возвышая Кранмера, он
преследует определенную цель. Для вельмож Кранмер - еретик, и они уже готовы
осудить его, но король останавливает их приговор. Как раньше ему для его
целей нужен был Вулси, так теперь он рассчитывает использовать Кранмера.
Королю нужен этот епископ-еретик, ибо монарх сам собирается стать на путь
окончательного разрыва с Римом.
 Пьеса завершается объявлением о крещении новорожденной принцессы
Елизаветы, дочери второй жены Генриха VIII, Анны Буллен. По этому поводу
Кранмер произносит речь, содержащую предсказание будущего величия Елизаветы
и тех благ, которые ее царствование принесет стране. Это место пьесы подало
повод для теории, будто "Генрих VIII" был написан еще до смерти Елизаветы,
как завершение цикла хроник. Однако как стилевые особенности драмы, так и
внешние данные, привлекаемые для определения хронологии творчества Шекспира,
исключают такую возможность. "Генрих VIII" был написан тогда, когда страной
правил уже Иаков I, и Шекспир не преминул тут же после прославления
Елизаветы вставить строки, восхваляющие ее преемника.
 Льстивые слова по адресу монархов, звучащие как апофеоз всей драмы, не
вяжутся с тем идеальным образом гордого поэта, каким нередко представляют
себе Шекспира его почитатели. Последнюю большую речь Кранмера,
действительно, было бы "естественно" приписать авторству Флетчера, который в
своих пьесах неизменно проводил идею божественности королевской власти. Но
такие соображения не могут заставить вас пересмотреть вопрос об авторстве
"Генриха VIII". Шекспир не раз заканчивал свои политические драмы
патетическими речами самого благонадежного характера. Правда, нигде он не
доходил до такого раболепства, как в финале "Генриха VIII". Но надо
представить себе политическую обстановку, сложившуюся тогда, когда Иаков I
стал проводить линию укрепления абсолютизма и утверждать обветшавший принцип
божественности королевской власти. Таким финалом пьесы Шекспир расписался в
своей политической благонадежности, а зрителям он дал возможность увидеть
закулисную сторону двора и показал в образе Генриха VIII всю ложность
представления о короле как священной личности. Подобно прежним хроникам,
"Генрих VIII" дает неприглядную картину того мирка, где решаются судьбы
народа и государства. Здесь царит произвол, отсутствует законность и в
основе всего, что творится, лежат эгоистические личные интересы тех, кто
держит власть в своих руках.
 Как знать, может быть, среди причин, побудивших Шекспира прекратить
деятельность в театре, было и отвращение к той политической реакции, которая
все более ощущалась в общественной атмосфере страны в те годы. И разве не
вероятно то, что ему опостылела необходимость маскировать свой реализм
лестью по отношению к сильным мира сего? Может быть, поэтому он и уехал в
маленький Стретфорд. чтобы закончить свои дни в кругу частных интересов,
вдали от сутолоки и грязи большого политического мира.
 Как бы там ни было, "Генрих VIII" - последнее драматическое