Шекспир. Король Лир (7)

 Мы видим, таким образом, что ситуации трагедии и сопровождающие их
комментарии персонажей содержат не только резкое противопоставление мира
богатства и власти, с одной стороны, и мира народной нужды, с другой:
центральные эпизоды трагедии, ее кульминационные пункты, те, в которых
страдания несправедливо обиженных достигают высшей силы, содержат и
безоговорочно резкое осуждение хозяев жизни. Яснее всего это сказывается в
том, что никто из пострадавших не желает вернуться в тот мир обеспеченности,
из которого его изгнали. Это опять-таки выражает Эдгар: "Отверженным быть
лучше, чем блистать..." (IV, 1).
 Трагическая ирония Шекспира неисчерпаема. Именно тогда, когда Эдгар,
как ему кажется, нашел утешение даже в своей горестной судьбе, жизнь готовит
ему новое испытание: он встречает своего ослепленного отца. Глостер - еще
один персонаж трагедии, испытавший падение с больших социальных высот. Он
тоже проходит крестный путь познания жизни через страдания.
 Вначале мы видим его еще не утратившим памяти о наслаждениях молодости.
Он с легкомысленной шутливостью рассказывает Кенту, что ему и его жене
доставило "большое удовольствие" "изготовлять" Эдгара (I, 1). Погрешил он и
легковерием, когда послушался навета Эдмонда против Эдгара. Несчастье Лира
было первым ударом, заставившим его по-новому взглянуть на происходящее
вокруг. Он предупредил приближенных Лира о том, что обезумевшего короля надо
отправить в Дувр. За это он поплатился. Собственный сын предал его, тот,
кого он больше всего любил и ради которого изгнал другого сына. Корнуэл и
Регана, которым он верно служил после отречения Лира, вкололи ему глаза и
вытолкнули слепым на большую дорогу.
 Прекрасно сказал Гегель: Лир в своем безумии стал все понимать, а
слепой Глостер - прозрел. Да, теперь и он прозрел. Но как разно реагируют на
мир после своего прозрения Лир, Эдгар и Глостер! Лир судит тех, кто был
несправедлив, хочет идти на них войной. Эдгар - на время, только на время! -
превратился в озлобленного и меланхолического "философа" счастливой
бедности. Глостер проникся отчаянием и утратил веру в смысл жизни. Люди
кажутся ему жалкими червями. Глостеру же принадлежит и самое
эпиграмматически острое суждение о своем времени. Когда он, слепой,
встречает Эдгара, который продолжает выдавать себя за сумасшедшего нищего,
Глостер берет его себе поводырем. Он сам указывает на символический смысл
этого: "В наш век слепцам безумцы вожаки" (IV, 1).
 Глостер, так же как и Лир, изведав страдание, проникается сочувствием к
беднякам. Он тоже говорит о том "избытке", которым богатые должны поделиться
с нуждающимися (IV, 1).
 Глубоко знаменательно то, что страдания приводят Лира и Глостера к
одинаковому выводу о необходимости милосердия по отношению к обездоленным.

5

 В то время как одни возвышаются, другие падают и все участники драмы
живут полным накалом страстей и мук, один из свидетелей развертывающейся
трагедии смеется. Так ему положено, ибо он шут и все происходящее дает ему
повод для острот, прибауток и песенок. Мы встречали много шутов у Шекспира,
но такого видим в первый раз. Все другие были безразличны к тому, что
происходило вокруг. Их господам приходилось иной раз туго, а они и в ус не
дули, и их шутки сглаживали мрачные стороны происходящего, внося равновесие
в общую в картину и напоминали о том, что жизнь состоит не только из печали,
но также имеет и свои радости.
 Шут короля Лира самый щедрый из всех шекспировских шутов. Он
превосходит остальных обилием своих шуток. В первой половине трагедии они
сопутствуют всему, что происходит с королем. Шут играет роль комического
хора в трагедии. Точнее - хора язвительно-насмешливого и саркастического.
 У шутов была давняя привилегия: они имели право говорить истину в лицо
самым могущественным владыкам. Именно эту роль и выполняет шут в трагедии.
Еще до того, как Лир осознал, что он совершил ошибку, шут говорит ему об
этом (I, 4).
 Одним из следствий уродливого развития личности Лира было то, что он
перестал сознавать истинное положение вещей. Лесть и всеобщее поклонение
привели к тому, что Лир признавал за истину лишь то, что ему было приятно.
Таково одно из извращений природы, жертвой которого стал Лир, когда еще был
всесилен. Преувеличенное представление о своем всемогуществе заставляло его
принимать желаемое за действительное. В этом состоянии он и принял свое
роковое решение, которое проистекало не из каприза, а из ложных
представлений о жизни и утраты понятий о тех реальных силах, которые в ней
определяют судьбу человека.
 Среди тех, кто пытался образумить Лира, шуту принадлежит особенно
значительная роль. Правда, мы не слышим его голоса тогда, когда происходит
испытание любви дочерей и раздел королевства. Но с того момента, когда Лир
перестал быть королем и вместе с тем еще не понимает, что его положение
радикально изменилось, шут первый, кто стремится заставить его понять это.
 Высокие понятия, выходящие за круг обыденных практических представлений
о жизни, шуту недоступны. Но зато правду действительности во всей ее
суровости шут знает, как никто. В этом смысле его понятия и представления о
жизни находятся в соответствии с тем, как ее воспринимают люди, которым
жизнь всегда предстает прежде всего в ее неприятных сторонах. Сознание шута
- сознание человека, за спиной которого стоит многовековой опыт простого
народа, его самых необеспеченных слоев, тех, кто горбом своим познал истину,
составляющую сущность господствующего миропорядка. Кто-кто, а простые люди
первыми познали то, что потом обобщили философы и социальные мыслители.
Задолго до них они постигли несколько простых истин, и первой из них было
то, что место человека в жизни определяется обладанием собственностью.
Они-то знали, какую власть дает людям богатство. Лир этого не знал. Он
наивно полагал, что место человека в жизни определяется его личными
достоинствами.
 Шут все время твердит Лиру одно и то же: он нарушил существующий в мире
порядок вещей и захотел жить не так, как все живут - отказался от реальной
власти, но продолжал повелевать, раздал имущество, но хотел жить, как
богатый.
 Его шутки злы не потому, что он зол, а потому, что злой является жизнь.
Беспощадность се законов он и выражает, говоря Лиру суровую правду в лицо.
Шут обладает добрым сердцем - добрым по отношению к тем, кто страдает. Он
любит Лира и, может быть, не осознает, но инстинктивно чувствует
благородство духа, присущее королю. И в том, что шут следует за Лиром, когда
тот лишился всего, проявляется благородство человека из народа, чье
отношение к людям определяется не их общественным положением, а
человеческими качествами.
 Шут сам принадлежит к наиболее обездоленной и бесправной части
общества. Единственное его богатство - ум. Но и его он отдает на службу
другим. Он живет не для себя, но видит и отлично понимает, как живут другие.
Его шутки выражают мысль народа, умудренного горьким опытом вековой
социальной несправедливости. Лир захотел на старости лет жить по другим
законам, но шут знает, что это невозможно.
 Смысл сатирического "пророчества", которое он изрекает в степи, состоит
в том, что отношения, основанные на человечности, невозможны в обществе, где
господствуют обман, стяжательство и угнетение ("Когда попов пахать
заставят..." и т. д.; III, 2).
 Порядок вещей, существующий в мире, извращен. Однако это1'
противоестественный строй жизни всеми принят как нормальный. Шут понимает
это задолго до того, как Лир пришел к познанию истины. Можно сказать, что
шут родился с таким пониманием жизни. Лиру нужно было второй раз родиться,
чтобы понять то же самое.
 Роль шута в трагедии заключается в том, что он своими горькими шутками
как бичом подхлестывает сознание Лира. Он ускоряет прозрение старого короля,
а потом вдруг навсегда исчезает (III, 6).
 Таинственное исчезновение шута из числа действующих лиц принадлежит к
числу тех неразрешимых загадок, которые имеются в произведениях Шекспира.
Что с ним стало после того, как он помог перенести Лира на ферму около замка
Глостера, где старый король заснул, мы не знаем. Бесполезно гадать и искать
внешние сюжетные обоснования для исчезновения шута. Его судьба определяется
не закономерностями обыденной действительности, а законами поэзии. Он пришел
в трагедию (I, 4), когда был нужен для того, чтобы Лир, отдавший
королевство, поскорее понял трагические последствия своего рокового
поступка. Он уходит из нее (III, 6), когда Лир этого понимания достиг. Все,
что он мог сказать, теперь знает и Лир. При этом Лир понимает все еще глубже
шута, потому что, хотя горестные заметы последнего есть результат
многовековой привычки, у Лира восприятие пороков жизни обострено той
страшной трагедией падения, через которую он прошел. Противоречия жизни
являются для шута неизбежными и неотвратимыми. Его сознание поэтому не
поднимается выше горьких с сарказмов. Для Лира эти же противоречия
обнажаются как величайшая трагедия жизни. Его видение зла является более
глубоким и более сильным. Если шут в судьбе Лира увидел лишь еще одно
подтверждение своего скептического взгляда на жизнь, то в Лире пережитое
счастье вызвало возмущение трагическим несовершенством бытия.

6

 Мы оставили Лира в состоянии необыкновенного безумия, которое вопреки
обычному течению вещей, проявилось не в помрачении, а в прояснении разума.
Но Лир все же безумен. Его мозг затуманен скорбью, как небо тучами. Только
изредка в этом мраке безумия сверкают молнии разума и жгучие мысли озаряют
своими вспышками поле жизненных бедствий. В свете их мы видим страшный лик
истины. и перед нами со всей нестерпимостью раскрывается несправедливость,
царящая в мире. Гнев и страдания Лира выражают не только его боль, но и боль
всего страждущего человечества. Он заблуждался, когда думал, что все благие
силы жизни воплощены в величии его личности. Его истинное величие проявилось
в том, что он смог подняться над собственным горем и испытать в своей душе
горе всех несправедливо обиженных. Этот Лир поистине велик. Оп обнаруживает
качества, которых у него было, когда он находился на вершине могущества.
После трагедии, пережитой им, как пишет Добролюбов, "раскрываются все лучшие
стороны его души; тут-то мы видим, что он доступен и великодушию, и
нежности, и состраданию о несчастных, и самой гуманной справедливости. Сила
его характера выражается не только в проклятиях дочерям, но и в сознании
своей вины пред Корделиею, и в сожалении о своем крутом нраве, и в
раскаянии, что он так мало думал о несчастных бедняках, так мало любил
истинную честность... Смотря на него, мы сначала чувствуем ненависть к этому
беспутному деспоту; но, следя за развитием драмы, все более примиряемся с
ним как с человеком и оканчиваем тем, что исполняемся негодованием и жгучею
злобой уже н_е к н_е_м_у, а з_а н_е_г_о и за целый мир - к тому дикому,
нечеловеческому положению, которое может доводить до такого беспутства даже
люде подобных Лиру" <Н. А. Добролюбов, Собр. соч. в трех томах, т. 2, М.,
стр. 198.>.
 Лир, который вначале был крайним воплощением деспотизма, превратился
затем в жертву деспотизма. Видя его нечеловеческие страдания, мы проникаемся
ненавистью к строю жизни, обрекающему людей на такие бедствия. Мы хотим,
чтобы нашлась в мире сила, которая положила бы конец мукам Лира и всех, кто
страдает, как он. Такая сила есть - это Корделия.
 Не помня обиды, движимая одним лишь желанием спасти отца и восстановить
его в правах, спешит Корделия из Франции. Она является во главе войска.
Перед нами уже не одинокая беззащитная девушка. Теперь мы видим
Корделию-воительиицу.
 Корделия - один из самых прекрасных образов, созданных Шекспиром. В ней
сочетаются женственность, красота, душевная сила и стойкость, непреклонная
воля и способность бороться за то, во что она верит. Как и другие
женщины-героини Шекспира, Корделия - свободная личность. В ней нет ни грана
тупой и бессловесной покорности. Она живое воплощение гуманистического
идеала человечности. Она не поступилась истиной даже тогда, когда ее
собственное благополучие зависело от того, насколько она сумеет
подольститься к отцу, дошедшему до крайнего неразумия в своем самообожании.
Как светлый образ чистой человечности предстает она перед нами в начале
трагедии, затем Корделия надолго исчезает из действия. Она первая жертва не-
справедливости, деспотизма, предстающая перед нами в трагедии. В
несправедливости, которую совершил по отношению к ней Лир, символически
воплощается сущность всей несправедливости вообще. Она символ страдания за
истину. И Лир знает, что его самая великая вина - вина перед Корделией.
 И вот Корделия является, чтобы спасти отца, пострадавшего от
несправедливости. То, что она выше личных обид, делает ее облик еще более
прекрасным. Врач Корделии берется излечить Лира. Он погружает его в глубокий
сон. Пока Лир спит, играет музыка, которая своей гармонией восстанавливает
расстроенную гармонию его духа. Когда Лир пробуждается, его безумие прошло.
Но с ним произошла новая перемена. Он уже опять не голое двуногое существо,
не бесприютный, который мечется без крова по степи. На нем богатые
королевские одежды, его окружает множество людей, и опять, как некогда, все
они ловят его взгляды, чтобы угадать его желания и тотчас же выполнить их.
Он не может понять - то ли это сон, то ли он попал в рай, ибо не в состоянии
больше поверить, что может быть светлое в жизни без мук и страданий: "Не
надо вынимать меня из гроба..." (IV, 7).
 Из всего, что он видит вокруг себя, больше всего поражает его Корделия,
которую он принимает за "райский дух". Ему кажется невозможным, чтобы она
простила его и вернулась к нему. Но это так! И тогда гордый Лир, тот Лир,
которому казалось, что весь мир должен распластаться у его ног, опускается
на колени перед дочерью. Он сознает свою вину перед ней и не может понять,
почему она плачет.
 Корделия, простившая отца и пришедшая ему на помощь, выражает дорогой
для гуманиста Шекспира принцип милосердия. Но это не христианское
милосердие, как уверяют некоторые из новейших толкователей трагедии, ибо
Корделия не из тех, кто отвечает на зло безропотной покорностью. Она
явилась, чтобы с оружием в руках восстановить справедливость, попранную ее
старшими сестрами. Не христианская покорность злу, а воинствующий гуманизм
воплощен в Корделии.
 Однако - и в этом один из самых трагических мотивов пьесы - Корделии не
суждено победить. Ее войско оказывается разбитым. Но мужество не покидает
ее. Когда Лира и ее берут в плен, она со стоическим мужеством говорит отцу:

 "Нет, мы не первые в людском роду,
 Кто жаждал блага и попал в беду.
 Из-за тебя, отец, я духом пала,
 Сама бы я снесла удар, пожалуй" (V, 3),