Шекспир. Тимон Афинский (34)

называют себя и других животными. Однако человек - самый жестокий из зверей.
Уходя в лес, Тимон говорит: "Там лютый зверь добрее человека". В этом ряду
стоят и те образные выражения, которые прямо или косвенно утверждают, что
люди пожирают людей. Льстецы и прихлебатели не только объедали Тимона, они
поедали его самого. Как метко замечает Апемант:

 "Какая тьма людей Тимона жрет,
 А он не видит их! Орава эта
 Не яства поглощает - кровь Тимона..." (I, 2).

 Впоследствии Тимой тоже пришел к пониманию того, что люди пожирают друг
друга. Когда в лесу на него нападают разбойники, он им советует питаться
щедрыми дарами природы, но первый разбойник отвечает за всех, что они не
могут питаться травой, плодами и водой, "как птица, звери, рыба". На это
Тимон с горькой иронией замечает, что им недостаточно даже есть самих
зверей, и птиц, и рыб: "Я знаю - должны вы есть людей" (IV, 3).
 Может показаться, что Тимон, пережив разочарование в людях, пришел к
тому же взгляду на природу человека, что и Апемант. Этот последний, узнав о
том, что Тимон из ненависти к людям удалился в лес, ищет его, думая, что
теперь-то они могут встретиться как единомышленники. Но в том-то и дело, что
есть огромное различие между человеконенавистничеством Апеманта и Тимона.
Апемант презирает людей, ибо убежден, что низменность составляет их природу,
поэтому оп не впадает в бурное отчаяние, как это случилось с Тимоном. Он
смотрит на людей с циническим спокойствием и безразличием. Апемант никогда
не видел в жизни ничего хорошего и не испытал к себе хорошего отношения
людей. В отличие от него Тимон начал жизнь в богатстве и довольстве,
окруженный всеобщим поклонением. Так он говорит о себе: "Для меня вселенная
кондитерской являлась" (IV, 3). Разными они остались и в нищете.
 Будучи богатым, Тимон отнюдь не отличался благоразумием или
прозорливостью. Он слепо воспринимал лесть окружавших его прихлебателей и
наивно верил им. Апемант прав, что он сам накликал на себя свою беду. С
точки зрения практического житейского взгляда на вещи Тимон был просто
безрассуден. Но его безрассудство в чем-то было родственно безрассудству
Лира, когда он был всемогущ. Тимон хотел быть хорошим человеком - не в
несчастье, как Лир, а именно тогда, когда у него был "избыток", он готов был
поделиться им с людьми, тогда как Лир, как мы помним, пришел к этому, лишь
пройдя через нужду и страдания. Когда люди превозносили Тимона, ему и в
самом деле казалось, что они ценят его доброту. Но они это делали только для
того, чтобы побуждать его к еще большей расточительности.
 По-своему Тимон переживает трагедию доверия. Будучи человеком склонным
к крайностям (Апемант метко определяет его характер, говоря: "Ты в жизни
никогда не знал золотой середины, тебе ведомы лишь крайности"; IV, 3),
прозрев, он теперь становится врагом людей. Переворот, происходящий в его
сознании, противоположен тому, который пережил Лир. Тот вначале был
безразличен к людям и жил только сознанием величия своей личности. Тимон
видел свое величие в том, чтобы оказывать благодеяния другим. Прозревший Лир
проникается самозабвенной любовью к страждущему человечеству. Прозревший
Тимон обуреваем ненавистью по отношению к всеобщей порочности людей. Лир
считал, что "нет в мире виноватых". Он понял чудовищные противоречия
общества, основанного на неравенстве, где неправедный судит невинного. Тимон
не захотел в этом разбираться. Он осудил всех людей без исключения, считая
каждого человека морально ответственным за то, что он не сопротивлялся злу.
 Тимон ненавидит человечество, ибо оно изменило своей человеческой
природе, и в этом его отличие от Апеманта, считающего, что люди верны своей
природе, ведя себя как звери и пожирая друг друга.
 Мизантропию Тимона критика иногда отождествляет с позицией самого
Шекспира. Великий драматург в результате горестных наблюдений над ужасами
жизни пришел будто бы к такому же человеконенавистничеству, как и его герой.
Действительно, как и тогда, когда мы читаем "Гамлета", трагедия "Тимон
Афинский" вызывает у нас ощущение того, что гневные речи Тимона так же
близки духу Шекспира, как и раздумья датского принца, но в обеих трагедиях
Шекспир никогда не сливается полностью со своим героем. Несомненно, что все
сказанное Тимоном о пороках общества, одержимого стремлением к выгоде,
выражает взгляд самого Шекспира. Но это не означает, что великий гуманист
отказался от своей веры в человека. Шекспира отделяет от Тимона то, что он
видит и людей, не поддавшихся всеобщему растлению. В этом смысле полна
глубочайшей значительности фигура дворецкого Флавия. В то время как все
другие приходили в лес к Тимону в надежде поживиться найденным им
сокровищем, Флавий пришел к Тимону из любви к нему. Его привело сюда
бескорыстное, чистое, человеческое чувство. Мы не можем не обратить внимания
также и на то, что единственный персонаж трагедии, проявивший подлинную
человечность, - это простой слуга, человек из народа. Вспомнить об этом не
лишне в связи с тем, что "Тимону Афинскому" предшествовала трагедия
"Кориолан", давшая повод утверждать, будто Шекспир с презрением и
враждебностью относился к народу.
 С другой стороны, мы не станем отрицать того, что отношение Флавия к
Тимону - последний остаток прежних патриархальных отношений между
"естественным повелителем" и слугой. Но реально Флавий также живет в мире,
где эти патриархальные отношения вконец разрушены. Он тоже отдельная,
обособленная от других личность. И все же он не поддался всеобщей
нравственной порче.
 Искренность и бескорыстие Флавия глубоко трогают Тимона. Он молит богов
простить ему поспешность, с которой он "осудил весь мир без исключения":

 "Есть честный человек, я признаю,
 Но лишь один - не ошибитесь, боги, -
 Единственный! И тот всего - слуга" (IV, 3).

 И все же даже Флавий не примиряет Тимона с человечеством. Он гонит его
от себя. Почему? Потому что непреклонен в своей ненависти к злу и не хочет,
чтобы добрые люди, существующие как исключение, мешали ему видеть, что зло
сильнее их и царит над большинством человечества.
 Тимон умирает непримиренным, завещая людям лишь проклятие, и этим
трагедия не завершается.
 В идейном замысле "Тимона Афинского" немалую роль играет вторая линия
действия, связанная с Алкивиадом, Он тоже пострадал от несправедливости.
Прежние заслуги не спасли его от изгнания. Ненависть к обидчикам овладела
им, но она не приняла форму вражды ко всему человечеству.
 Тимон сродни философствующим героям Шекспира - Бруту, Гамлету, Лиру.
Алкивиад - человек действия. Он в этой пьесе выполняет функцию Фортинбраса
("Гамлет"). Его фигура, однако, более выразительна, чем образ норвежского
принца, который остается лишь бледной тенью, тогда как характер Алкивиада
представлен весьма рельефно.
 Он отнюдь не рыцарь без упрека, но, не будучи идеальным, он живой
человек, в котором лучшие начала сильнее дурных. Если его конфликт с
Афинским государством начался с личной обиды, то, вступив в борьбу из жажды
мести, Алкивиад под конец становится тем человеком, который посредством силы
восстанавливает хотя бы относительное равновесие добра и зла в обществе. Он
воплощает мужественный и воинственный гуманизм, не боящийся прибегнуть к
насилию для восстановления справедливости.
 Победившему Алкивиаду, заставившему покорно склониться сенаторов,
сообщают весть о смерти Тимона и эпитафию, которую тот сам начертал на своей
могиле. В ней говорится о ненависти Тимона к миру и людям, но Алкивиад
единственный, кто понимает, что мизантропия Тимона имела своим источником
высокое представление о том, каким человек должен быть, и вместе с тем мы
слышим из уст Алкивиада мысль о том, что война всех против всех, царящая в
обществе, должна смениться миром и социальной гармонией. Если это может быть
достигнуто только насилием над людьми, изменившими своей природе, пусть хоть
это средство поможет благородным целям:

 "Пускай война рождает мир, а мир,
 Войну смирив, отныне будет свят" (V, 4).

 Эти заключительные слова старинной трагедии неожиданным образом
протягивают прямую нить от Шекспира к нашему времени, отвечая мыслям и
стремлениям большей и лучшей части современного человечества, стремящейся к
тому, чтобы изгнать из жизни все то, что делало людей врагами друг Другу, и,
уничтожив все звериное, сделать жизнь достойной человека, а человека
достойным своего благородного звания.