Шекспир. Троил и Крессида (10)

 Кассандра
 (внутри дворца)

 Плачь, Троя, плачь!

 Приам

 Кто это голосит?

 Троил

 О, это вопль сестры моей безумной.

 Кассандра
 (внутри дворца)

 Плачь, Троя, плачь!

 Гектор

 Кассандра это!

 Входит Кассандра с растрепанными волосами, в исступлении.

 Кассандра

 Плачь, Троя, плачь! Десятки тысяч глаз
 Наполню я пророчества слезами!

 Гектор

 Не сетуй так, сестра моя! Не сетуй!

 Кассандра

 О девы, юноши, мужи и старцы,
 Младенцы, все встречающие криком
 Беспомощным, рыдайте все со мною!
 Мы выплачем и выплатим судьбе
 Хотя бы долю стонов предстоящих.
 Плачь, Троя, плачь! Пускай глаза твои
 Слезами изойдут! Погибнет Троя!
 Как головня, сожжет ее Парис!
 Я вижу: пламя пожирает стены!
 Плачь, Троя, плачь! Иль пусть уйдет Елена!
 (Уходит.)

 Гектор

 Ужели эти страшные рыданья
 И прорицания сестры твоей
 Тебя, Троил, не трогают? Ужели
 Так кровь твоя безумьем зажжена,
 Что ни простые доводи рассудка,
 Ни мысль о злом исходе злого дела
 Тебя не охлаждают?

 Троил

 Брат мой Гектор!
 Не должно нам судить о правоте
 Любого начинанья по исходу.
 Не должно храбрости лишаться нам,
 Страшась безумных выкриков Кассандры.
 Неистовство души ее больной
 Не может нам внушить сомненье в смысле
 Войны, в которой наша честь была
 Залогом правоты. Я сам, признаться,
 Не более затронут этой распрей,
 Чем прочие Приама сыновья;
 Но я скажу: Юпитер, сохрани
 Нас от того, чего бы стало стыдно
 И жалким трусам.

 Парис

 Целый свет тогда бы
 Мои поступки и советы ваши
 Презренным легкомыслием признал.
 Но боги все свидетели тому,
 Что вы мою затею вдохновляли;
 Советами вы отгоняли страх,
 Моим опасным замыслом рожденный.
 Ведь что я мог бы совершить один?
 Способна ль доблесть одного героя
 Противиться напору той вражды,
 Которую война воспламенила?
 Но, если б мне случилось одному
 Все трудности принять, - скажу вам прямо:
 Будь мощь моя, как воля, велика,
 Парис не отступился б от того,
 Что он задумал!

 Приам

 Ты, Парис, болтаешь,
 Как те, кто наслажденьем ослеплен.
 Нас умудряет желчь, вас - мед дурманит.
 За храбрость вас никто хвалить не станет!

 Парис

 Отец! Не для себя я дорожу
 Ее неизреченной красотою!
 Прекрасную вину свою хочу
 Я искупить, чтоб доблестью своею
 Свои права навек завоевать.
 Но посрамленьем славы нашей будет
 Измена обесчещенной царице -
 Согласие отдать ее назад
 По требованью грубого насилья!
 Могла ли мысль презренная такая
 Возникнуть в столь возвышенных умах?
 Я думаю, что самый малодушный
 Отважным станет и поднимет меч,
 Чтоб защитить Елену. Самый смелый
 Не постыдится жизнью заплатить
 За жизнь Елены. Честь повелевает
 Сражаться за нее: ведь знают все,
 Что в мире равной нет ее красе!

 Гектор

 Ты прав, Парис; ты тоже прав, Троил;
 Красно вы говорите, но коснулись
 Поверхностно глубокого вопроса,
 Как те юнцы, которых Аристотель
 Считает неспособными постичь
 Моральной философии значенье.
 Все ваши доводы порождены
 Кипеньем страсти или пылкой крови,
 А не желаньем точно разобраться,
 В чем правота. И месть и наслажденье
 Всегда к разумному сужденью глухи.
 Меж тем природа требует от нас,
 Чтоб соблюдались право и законы
 Извечные. А чье же право крепче,
 Чем право брачных уз? Когда нарушит
 Природный сей закон слепая страсть
 И ей притом окажут снисхожденье
 Высокие умы, - сама природа
 Упрямо воспротивится сему!
 Есть у народа каждого законы,
 Смиряющие бурные порывы
 Мятежных, необузданных страстей.
 Когда известно всем нам, что Елена
 Жена царю спартанскому, закон
 Природы и народов побуждает
 Ее вернуть. Упорствуя напрасно,
 Мы только увеличиваем зло,
 Его усугубляя. Так считаю
 Я, брат ваш Гектор. Но не стану я
 Препятствовать решеньям вашим пылким
 Прекрасную Елену удержать.
 Мы все уже немало сил своих
 И доблести на это положили.

 Троил

 Да-да, мой брат, вот в этом-то и суть.
 Когда бы дело не касалось чести,
 А только нашей прихоти пустой,
 Не проливал бы я троянской крови,
 Елену защищая. Славный Гектор!
 Пойми, что в ней - и честь и слава наша,
 Она и поощренье славных дел
 И всех врагов упорных посрамленье,
 Она и наша будущая гордость.
 Ведь сам ты, храбрый Гектор, никому
 Грядущей громкой славы не упустишь,
 Которая нас всех улыбкой манит,
 Зовя вперед, к победам.

 Гектор

 Я с тобой,
 Бесстрашный отпрыск славного Приама!
 Я сам уже послал надменный вызов
 Кичливым грекам, сонным и тупым:
 Уж он-то их разбудит непременно.
 Их вождь, мне говорили, мирно дремлет,
 Не замечая, что раздор прокрался
 В его войска.
 Теперь проснется он!

 Уходят.


СЦЕНА 3

 Греческий лагерь. Перед шатром Ахилла.
 Входит Терсит.

 Терсит

 Ну что, Терсит? Как! Заблудился в лабиринте собственной ярости? Неужто
же этот слон Аякс довел тебя до такого состояния? Когда он бьет меня, я
смеюсь, и это меня утешает. Конечно, лучше бы, чтобы я его бил, а он надо
мной смеялся. Ах, черт возьми! Да я научусь ворожить и вызывать чертей,
чтобы только найти выход из такого омерзительного унижения! А тут еще Ахилл
навязался! Тоже мне штучка! Если падение Трои зависит от этой парочки, то
стены ее простоят до того дня, пока сами собой не рушатся. О ты, великий
громовержец Олимпа! Забудь, пожалуйста, что ты Юпитер, царь богов! И ты,
Меркурий, да потеряет твой кадуцей свою змеиную силу, если только вы не
отнимете у этих молодчиков той самой капелюсенькой капли разума, какая у них
есть. Их близорукое невежество настолько скудоумно, что не способно
освободить муху из лап паука, не размахнувшись мечом для того, чтобы
разрезать паутину. Да падет месть богов на весь этот лагерь, или, еще лучше,
да заберет всех их та самая болезнь, которая именуется из скромности
неаполитанской... Ну, я все сказал! Взываю к бесу зависти, чтобы он
произнес: "аминь". О Ахилл, мой повелитель!