Шекспир. Венера и Адонис (1)

 По месту мокрому в глазах зари
 С надутых солнца щек ударил луч.
 Адонис вскачь. Вон там, верхом - смотри,
 Как краснощек! Борзые лают с круч,
 Сама Венера мальчику смешна,
 Как нищенка, визжит сквозь песий лай она!

 "Самой себя мне ты милей трикрат!
 Царь-цветик полевой, мой несравненно сладкий!
 По мненью нимф, всех краше ты подряд
 Краснее да белее голубка у розы в грядке.
 Тебя природа в муках родила,
 Боясь, как бы с тобой не умерла.

 Эй, прелесть, не сошел бы ты с коня,
 Да к ветке повод бы не подвязал,
 Седло оставив! Спрыгни, вся твоя
 Здесь сладких тайн Венерина казна!
 Сюда садись, где нет шипенья змей,
 И жарким поцелуем кровь согрей!

 Не вороти пресыщенного рта,
 Но полный меда, раскрывай для меда!
 То бледна, то кровава ласк черта,
 Сто чмоков мигом и взасос, как в воду!
 День лета красного умчится часом,
 Мы вкусно сгубим сутки первым классом!"

 И хвать ладонь, и жадно лижет пот,
 Мча рядом с поводом, и запах крепыша,
 Дрожа, сквозь ноздри тянет, точно пьет,
 Хрипя: "Мне сладко!" Екнула душа
 У Зевса аж. Придал он дочке сил.
 Пал отрок в прах, чтоб возвенчать злой пыл.

 Одной рукой смиряя скакуна,
 Касается до цветика другой.
 Он ал, он бел, свинец, как с бодуна,
 Пульсирует под потною шлеей,
 Она красней угля и жарче плит.
 Он - лед, лишь на щеках сверкает стыд.

 Нашедши ветку для узды кривую,
 Мастачит привязь - расторопна страсть.
 "С конем порядок. Дай-ка обмозгую,
 Как спутать всадника". Мгновенно - шасть!
 Толк парня навзничь, как бы вся в испуге.
 Скок на него! да в чреслах нет натуги...

 Хотя его в паденье догнала,
 Оперся он о локоть, и она
 Да сбоку по щеке! Он: "Как могла?!"
 Лишь рот открыл - уж там ее слюна.
 И речь ее, сквозь трудное дыханье:
 "Чур - не ругаться - придушу губами!"

 Позорно красен он. Она же плачет...
 Моля, слезами тушит жар щеки,
 Ветр с губ летит, златая грива машет,
 Мокрит юнца, трет локоном сухим -
 "Оставьте эту гадость, госпожа!" -
 Но давит на язык язык, дрожа.

 Так клюв трясется у орлицы жрущей,
 Рвя яро жир, из плоти кость тряся,
 С рывками страшных крыл, в прах, в пух, все, вся!
 Дотла, или до сытости гнетущей,
 Так лоб, ланиты, бороду сосет,
 И как покончит - сызнова начнет.

 Притиснутый, он терпит не любя.
 Вспотел, и выдыхает ей в лицо.
 Она ж впивает этот дух в себя,
 Брызг слюнь, соль пота мнится ей росой.
 "Ах, пусть бы щеки заросли цветами,
 Такими орошаемы струями!.."

 Ну прям как пташка в путах сетевых,
 Расхристан отрок в бешеных руках.
 Отпор, позор и стыд в глазах сухих,
 И лаком гнев ей в яростных очах!
 Так вешний ливень, реку оросив,
 Из берегов крутых родит разлив.

 Мольба из нежных уст ее, мольба!
 Приникнуть ушком к звону волшебства,
 Но он угрюм и зол. "При чем слова?"
 Как стыд, багров, и бледен, как судьба,
 Как ей румянец нравится лихой,
 Да и когда он бледненький такой!

 Есть выбор у него, не у нее,
 Бессмертная ручается, стеная,
 Не слезть с него, покуда... В том дает
 Любую клятву, все припоминая,
 Что погасить пыланье слезных струй,
 Что выпутаться даст лишь поцелуй.

 На обещанье клюнув подбородком,
 Как на крючок, как из волны в лучи,
 Как рыба, как нырок, напуган, кроток,
 Явил он рот, мол, плату получи,
 Но лишь коснулся женский рот залога.
 Отдернул вбок закуску недотрога.

 Росинки в засуху не жаждет путник,
 Как женщина, чтоб он вернул ей рот,
 И плюх бы в грязь! Ан чист, ан не распутник...
 Горят глаза, дымятся... Зуб неймет.
 "Да что же ты за каменный юнец?
 Ну дай хоть поцелуйчик, наконец!

 Прошу о том, зачем ко мне вживую
 Буйнолюбивый бегал Битвобог,
 Не гнувший сроду жилистую выю;
 Тьмы вражьи попирал его сапог,
 Но стал моим рабом, мне подчинялся,
 Возьми ж то, для чего он унижался!

 Он положил свой дрот на мой алтарь,
 Ужасный щит и оперенный шлем,
 И в честь мою пажом явился царь,
 Все антраша сплясал, был мягок, что твой крем,
 Альков мой выбрал полевым шатром,
 За крови гром в висках отдал и кровь, и гром.

 Я посадила гордого царя
 На цепь из миллиарда алых роз,
 Сталь сжав рукой, плевком огонь смиря,
 Рекла: "Нет, не люблю я Вас, герой-с",
 Так не кичился б властью ты, салага,
 Над сердцем, презиравшем аж варяга {*}.
 {* Вариант: Так не кичился б властью ты, ей-богу,
 Над сердцем, презиравшем аж Сварога!}

 Ну же, тронь губы мне, рот неземной,
 Куда не кинь, мой тоже рот хорош,
 Ведь общий поцелуй-то, мой, но твой.
 Что в землю ткнулся, что в земле найдешь?
 В мои глаза взгляни-ка, милый фетиш,
 Что ж губ не слить, уж раз в глазах так светишь?

 Стесняешься? Зажмурься, дорогой,
 И я зажмурюсь. Хочешь в ночь сыграть?
 Друг, в теле жить нельзя душе одной,
 Побалуйся, никто не будет знать,
 Фиалки не расскажут лепестками,
 Что нашими раздавлены боками!

 Пусть нет усов покуда над губой,
 Один апрель! А все же, дай на пробу,
 Давай их пустим в ход, и Зевс с тобой,
 Сидеть в себе, как жить под крышкой гроба,
 Когда цветка волшебного не снять
 Скорей с куста, он может ведь увять!

 Будь в чирьях я, или кругом в морщинах,
 Горбатой, дряхлой, лысой и больной,
 Корявой и фригидной дурачиной,
 Визжала б вся в соплях, так фиг со мной!
 Сказал бы ты: "Мне эта дрянь не пара!"
 Но выгляжу я ладно и не старо!

 Что ж дуться? Лоб покуда без морщин,
 Сер яркий глаз и весело стреляет,
 И возраст бесконечных именин,
 Мне сносу нет, плоть с каждым днем свежает,
 Возьми хоть руку, и в твоей, влажна,
 Утопнет и расплавится она!

 Вели, я слух твой пеньем очарую.
 Иль быстры ножки в воздух оторву,
 И в злате влас, не всколыхнув траву,
 Промчусь, следа в песках не прорисую!
 Любовь есть дух, из пламени отлитый,
 Следов не оставляют афродиты!

 В шиповником заросший склон речной
 Вдруг прыгну и на лепестках прилягу,
 Два вяхиря возносят образ мой -
 Так легко то, что на тебя, беднягу,
 Так давит; пляска игр моих быстра,
 Как миг границы ночи и утра!

 Что ж любишь ты? Не самое себя ли?
 Что ж, друг, любите самого себя.
 Всю жизнь десницу шуйцей теребя!
 В безумии, свободе и печали.
 Знай, к отраженью губы все тянул "
 Нарцисс, да чмокнул пруд, и потонул...

 Наденься, бриллиант, сверкай, свеча,
 Лекарство - пейся! И ласкай, краса!
 И дух в ноздрю, и шубу на плеча,
 А сам с усам быть вещь в себе нельзя!
 Краса родит красу, трава - траву,
 Рожденный должен мне! И я зову!