Шекспир. Зимняя сказка (29)

 Леонт

 Все, что ты в силах, сделай, Паулина!
 Сойти велишь ей - буду я смотреть.
 Велишь ей говорить - я буду слушать.
 О, ты ведь можешь! Пусть сойдет на землю,
 Пусть говорит!

 Паулина

 Согласна, государь.
 Но вы должны всем сердцем верить чуду.
 Не шевелитесь. Тот, кто хочет видеть
 Здесь колдовство, пускай уйдет.

 Леонт

 Мы верим
 И жаждем чуда.

 Паулина

 Музыка, играй!

 Музыка.

 Пора, проснись! Не будь отныне камнем!
 Покинь свой склеп для радостного солнца!
 Приди в объятья дружбы и любви!
 Приди, мы ждем! Лишь мертвые недвижны,
 Но движется и дышит тот, кто жив.

 Гермиона сходит с пьедестала.

 Она сошла. Подходит. Не пугайтесь.
 Как темным чарам замысел мой чужд,
 Так все с живой природой в ней согласно.
 Теперь до гроба с ней не разлучайтесь,
 Иль королеву вы убьете вновь.
 Мой государь, прошу вас, дайте руку.
 Когда-то вы ее руки просили,
 Теперь супруга вашей ждет руки.

 Леонт
 (обнимает ее)

 О, теплая! Пусть это волшебство.
 Ему я верю, как самой природе.

 Поликсен

 Она его целует!

 Камилло

 Обнимает!
 Она жива! Так что ж она молчит?

 Поликсен

 Пусть нам расскажет, где она таилась
 И как была похищена у смерти.

 Паулина

 Ведь вы лжецом назвали бы любого,
 Кто вам сказал бы, что она жива.
 Но видите: жива, хотя молчит.
 Так потерпите! - Милая принцесса,
 Склонитесь перед матерью своей,
 Просите у нее благословенья. -
 Вот ваша дочь!

 Утрата падает на колени перед Гермионой.

 Гермиона

 О, посмотрите, боги!
 Пролейте благодать на дочь мою!
 Кто спас тебя, дитя мое, скажи мне!
 Где ты жила? Как ты нашла отца?
 От верной Паулины я узнала,
 Что Аполлон предрек тебе спасенье,
 И для тебя я сохранила жизнь.

 Паулина

 Она вам все расскажет, будет время!
 Не омрачайте этот светлый миг
 Минувшим горем. Милые счастливцы,
 Идите во дворец. Пусть вашу радость
 Разделит весь народ. А я останусь,
 Чтоб, как голубка на засохшей ветке,
 Оплакивать покойного супруга,
 С которым встречусь только в лучшем мире.

 Леонт

 Нет, Паулина, победи печаль!
 Жену мне выбрать я тебе позволил,
 Позволь мне выбрать мужа для тебя.
 Где ты нашла жену мою - не знаю
 И не могу понять, ведь каждый день,
 Молясь, я плакал на ее могиле.
 Но мужа мне искать недалеко,
 Тебя он ждет. - Ну, подойди, Камилло.
 Дай руку той, чей ум и добродетель
 Прославила молва и подтверждают
 Два короля. Идемте во дворец. -
 Что? Гермиона! Ты на брата смотришь?
 Простите же меня. Вы оба чисты,
 А я безумец. Вот твой юный зять,
 Сын короля. Он волею богов
 Помолвлен с нашей дочерью. - Идемте. -
 Веди нас, дорогая Паулина,
 Туда, где мы за дружеским столом
 Расспросим и расскажем по порядку,
 Где каждый был, как жил он эти годы. -
 Не правда ли, пора за пир, друзья!

 Уходят.



"ЗИМНЯЯ СКАЗКА"



 Пьесу видел в "Глобусе" 15 мая 1611 года Саймон Форман, о чем имеется
запись в его дневнике. На основании стилевых, версификационных и
композиционных признаков пьеса датируется 1610/11 годом (Э.-К. Чемберс).
 Текст, впервые напечатанный в фолио 1623 года, не является сценическим
вариантом, а, по-видимому, сделан по авторской рукописи.
 Источником сюжета послужил прозаический роман Роберта Грина "Пандосто,
или Торжество Времени" (1588). Книга была переиздана в 1607 году под
названием "Дораст и Фавния". Гриновский Пандосто - это Леонт у Шекспира, а
Дораст и Фавния - Флоризель и Утрата. Авто- лик, Паулина, Антигон - образы,
не имеющие параллели у Грина.
 Мы признаем многогранность Шекспира, но нередко впадаем в
односторонность, подходя ко всем его произведениям с одними и теми же
мерками. Над нами довлеет представление о Шекспире как авторе великих и
глубоких по мыслям трагедий, и мы равняем под их уровень и остальные его
драмы. Так, в частности, обстоит с "Зимней сказкой".
 Эта пьеса не выдержит проверки критериями реалистического искусства,
Все в ней невероятно: и неожиданно вспыхнувшая ревность Леонта, и мнимая
смерть Гермионы, скрывавшейся шестнадцать лет от своего ревнивого мужа, и
чудесное спасение их дочери Утраты, и пасторальная любовь Утраты и
Флоризеля. Напрасно стали бы мы искать здесь жизненного правдоподобия. Если
бы Л. Толстой применил свой метод анализа творчества Шекспира к "Зимней
сказке", он легко убедил бы нас, что это произведение абсурдно от начала и
до конца. И самый неверный путь, который можно избрать при разборе этого
произведения, - это пытаться доказать, что действие его поддается
мотивированному объяснению.
 Мы привыкли игнорировать значение названий пьес Шекспира. Он сам
приучил нас к этому своими уклончивыми "Как вам это понравится" и "Что
угодно". Но в данном случае название является ключом к пьесе: это - сказка.
Почему "зимняя" - нам объяснит самый юный ее персонаж, принц Мамиллий, и
устами младенца нам глаголет истина: "Зиме подходит грустная" (II, 1).
 Долго живя в народе, сказка вбирает много необыкновенного и всяких
чудес. Кто богат на выдумку, рассказывая ее, добавит что-нибудь и от себя.
Если вам приходилось когда-нибудь рассказывать детям сказки, вы согласитесь
с этим. Нисколько не заботясь о правдоподобии, вы вставите в свое
повествование самые странные подробности, извлекая из запасов памяти
разнообразные эпизоды.
 Так складывал эту "Зимнюю сказку" и Шекспир. Все равно, как будет
называться страна, где происходит действие. Пусть это будет Сицилия, а
другая страна пусть называется Богемией. Шекспировский зритель знает, что
такие страны где-то существуют, но никакого представления о них не имеет, и
это тем лучше для сказки. Для этой истории понадобилось кораблекрушение, и
оно происходит у берегов Богемии (нынешняя Чехия). Какое значение имеет то,
что около Богемии нет моря? Для рассказа оно нужно, и оно появляется так же
легко, как и медведь, который тут же на морском берегу загрызает Антигона. К
Сицилии надо добавить Дельфы, куда отправляют послов к оракулу, и для вящей
красочности Дельфы оказываются расположенными на острове. Рядом с
дельфийским оракулом соседствует пуританин, поющий псалмы под звуки волынки
(IV, 2). А героиня, Гермиона, пусть будет дочерью русского царя. Когда же
понадобится сказать о том, что скульптор изваял ее статую, то этим
скульптором будет итальянец Джулио Романо. Так нужно тоже для большей
красочности рассказа.
 Какая смесь имен, названий и понятий! Нет, это, конечно, не может быть
реальным миром! Это мир сказки, и было бы смешно искать в ней
правдоподобия. Рассказчика не надо пытать придирчивыми расспросами. Слушайте
и удивляйтесь! Ведь когда вам рассказывают сказку, вы хотите услышать про
удивительное, и сказочник вам его дает.
 Но, мы знаем, -
 "Сказка - ложь, да в ней намек,
 Добрым молодцам урок!"

 Так и в "Зимней сказке" Шекспира. Сквозь фантастику и вымысел нам
светит правда жизни, в которой есть и дурное, и печальное, и радостное.
Только правда эта возникает перед нами не в картине, последовательно
изображающей причины и следствия, а в сумбурном стечении неожиданностей и
случайностей. От этого она не становится меньшей правдой, потому что, слушая
сказку, мы ведь не забываем о настоящей жизни и среди чудесных сказочных
происшествий мы узнаем то, что бывает на самом деле. И мы знаем - на самом
деле бывают ревнивые мужья, отвергнутые жены, брошенные дети, как бывают и
добрые кормилицы, верные слуги, честные советники.
 Мы сказали, что эту пьесу не следует равнять с драмами большого
социально-философского значения, ибо автор здесь не доискивается тайных
пружин событий и человеческих судеб, но и эта пьеса является социальной и
философской. В ней даже обнаженнее, чем в великих трагедиях, предстают
философские категории добра и зла. Как в сказке, все здесь аллегорично и
символично. Леонт - зло, Гермиона - его жертва, Паулина - верность, Утрата -
невинная юность. И каждый персонаж пьесы, как это полагается в сказке, сразу
обнаруживает - хороший он или плохой.
 Перед нами рассказ о невероятном, но все в нем вероятно. В сказочных
происшествиях пьесы можно разглядеть ту же борьбу добра и зла в жизни, какую
мы видим и в великих трагедиях Шекспира. Поэтому "Зимняя сказка" тоже
философская пьеса. Это пьеса о зле, овладевшем душою человека, который
разбил свое счастье и счастье тех, кого он больше всего любил.
 Давно уже было замечено, что одна из центральных тем пьесы - ревность -
повторяет одну из тем трагедии "Отелло". Но Леонт - не Отелло, ему
несвойственна великая доверчивость венецианского мавра, и не понадобилось
страшного коварства Яго, чтобы разрушить его доверие к любимой женщине.
Леонт носит натуру Яго в душе своей, ибо он истинный ревнивец, человек,
полный подозрительности, не верящий никому и ничему, кроме голоса своей
темной страсти. Даже когда сам оракул вещает, что Гермиона невинна, он
остается при своем слепом убеждении в ее неверности. Страшное чудовище
ревности заставляет его желать смерти Гермионе и ее ребенку, последствию ее
греха, как думает Леонт.
 Мы видели, что и Отелло творил суд над Дездемоной, когда поверил в ее
вину. Но мавр был введен в заблуждение, и некому было открыть Отелло глаза.
Леонт не торопился так, как Отелло. Он судил Гермиону не в душе своей, как
мавр, а открытым судом перед всеми, но и он был слеп, хотя не великие
побуждения гуманности, не жажда нравственной чистоты, а только ложное