Тэффи (4)

Ты глаза на небо ласково прищурь,
На пьянящую, звенящую лазурь!
Пьяным кубком голубиного вина
Напоит тебя свирельная весна!

Станем сердцем глуби неба голубей!
Вкусим трепет сокрыленья голубей!
Упоенные в весенне-синем сне!
Сопьяненные лазури и весне!

Меня любила ночь и на руке моей
Она сомкнула черное запястье...
Когда ж настал мой день — я изменила ей
И стала петь о солнце и о счастье.

Дорога дня пестра и широка —
Но не сорвать мне черное запястье!
Звенит и плачет звездная тоска
В моих словах о солнце и о счастье!

Иду по безводной пустыне
Ищу твой сияющий край.
Ты в рубище нищей рабыни
Мой царственный пурпур узнай!

Я близко от радостной цели...
Как ясен мой тихий закат!
Звенят полевые свирели,
Звенят колокольчики стад...

Ты гонишь овец к водопою —
Как ясен твой тихий закат!
Как сладко под легкой стопою
Цветы полевые шуршат!

Ты встанешь к стене водоема,
Моим ожиданьям близка,
Моею душою влекома
В далекие смотришь века...

Замучена зноем и пылью,
Тоскою безводных степей,
Так встречусь я с тихой Рахилью
Блаженною смертию моей...

Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый,
Болотце топкое меж чахнущих берез,
Где голову пригнув, смешной и некрасивый,
Застыл журавль под гнетом долгих грез.

Он грезит розовым, сверкающим Египтом,
Где раскаленный зной рубинность в небе льет,
Где к солнцу, высоко над пряным эвкалиптом
Стремят фламинго огнекрылый взлет...

Тоска моя, тоска! О будь благословенна!
В болотной темноте тоскующих темниц,
Осмеянная мной, ты грезишь вдохновенно
О крыльях пламенных солнцерожденных птиц!

Когда оно ушло и не вернулось днем,—
Великое, жестокое светило,
Не думая о нем, я в садике своем
Подсолнечник цветущий посадила.

«Свети, свети!— сказала я ему,—
Ты солнышко мое! Твоим лучом согрета,
Вновь зацветет во мне, ушедшая во тьму,
Душа свободного и гордого поэта!»

Мы нищие — для нас ли будет день!
Мы гордые — для нас ли упованья!
И если черная над нами встала тень —
Мы смехом заглушим свои стенанья!

В ночь скорбей три девы трех народов
До рассвета не смыкали вежды —
Для своих, для павших в ратном поле,
Шили девы белые одежды.

Первая со смехом ликовала:
«Та одежда пленным пригодится!
Шью ее отравленной иглою,
Чтобы их страданьем насладиться!»

А вторая дева говорила:
«Для тебя я шью, о мой любимый.
Пусть весь мир погибнет лютой смертью,
Только б ты был Господом хранимый!»

И шептала тихо третья дева:
«Шью для всех, будь друг он, или ворог.
Если кто, страдая умирает —
Не равно ль он близок нам и дорог!»

Усмехнулась в небе Матерь Божья,
Те слова пред Сыном повторила,
Третьей девы белую одежду
На Христовы раны положила:

«Радуйся, воистину Воскресший,
Скорбь твоих страданий утолится,
Ныне сшита кроткими руками
Чистая Христова плащаница».

Мои глаза,
Фирюза-бирюза,
 Цветок счастья
Взгляни. Пойми
Хочешь? Сними
 С ног запястья...

Кто знает толк,
Тот желтый шелк
 Свивает с синим
Ай, и мы вдвоем
Хочешь?— совьем
 И скинем.

Душна чадра!
У шатра до утра
 В мушкале росистой
Поцелуй твой ждала
Как мушкала,
 Ай, душистый...

Придет черед,
Вот солнце зайдет
 За Тах-горою,
Свои глаза
Фирюза-бирюза,
 Хочешь?— закрою...

 «...Адвокаты постановили не вступать
 в заграничные союзы, так как последние
 нарушают адвокатскую этику, рассылая
 списки своих членов с рекламными целями.»
 Из газет

Алчен век матерьялизма,—
По заветам дарвинизма
 Все борьбу ведут.
Говорят, что без рекламы
Даже в царстве далай-ламы
 Не продашь свой труд.

Врач свой адрес шлет в газеты,
И на выставку портреты —
 Молодой поэт.
Из писателей, кто прыткий,
Вместе с Горьким на открытке
 Сняться норовит.

И мечтает примадонна:
«Проиграть ли беспардонно
 Золото и медь,
Отравиться ли арбузом,
Или в плен попасть к хунхузам,
 Чтобы прогреметь?..»

Все такой мечтой объяты,
Чужды ей лишь адвокаты,
 Лишь они одни
Сторонятся общей свалки
И стыдливо, как фиалки,
 Прячутся в тени.

Манит титул бюрократа,
Манит чин меньшого брата,
 Почесть — старых бар...
Адвоката — только плата,
Только блеск и звон дуката,
 Только — гонорар!

Иностранные собратья
Их зовут в свои объятья,
 Славу им сулят.
«Слава — яркая заплата»...
Где ж на фраке адвоката
 Место для заплат?

Заграничные союзы
Причиняют всем конфузы,
 Кто к ним приобщен:
Списки членов рассылают —
Ядом гласности пятнают
 Девственность имен...

Не для нас такие нравы!
Хуже мерзостной отравы
 Гласность нам претит!
Отступитесь, иностранцы,
Чтоб стыдливости румянцы
 Нам не жгли ланит!

— Мисс Дункан! К чему босячить,
Раз придумано трико?
Голой пяткой озадачить
Нашу публику легко!

— Резкий тон вы не смягчите ль,
Коль скажу вам a mon tour:
Танцевальный мой учитель
Шопенгауэр был Артур.

— Мисс Дункан! За вас обидно!
Говорю вам не в укор —
Шопенгауэр очевидно
Был прескверный канканер.