Тексты песен Бориса Гребенщикова (15)

Тексты песен Бориса Гребенщикова

ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \ ФИЛОСОФ \ ПСИХОЛОГ \ ИСТОРИК \ СОЦИОЛОГ \
РОБЕРТ ГРЕЙВС \ НИЦШЕ \ ПУШКИН \ ЛОСЕВ \ СОЛОВЬЕВ \ ШЕКСПИР \ ГЕТЕ \
МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\ СОЦИОЛОГИЯ \
ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ \ 

Шары из хрусталя
Чем ты был занят? Я лился, как вода. 
Что ты принёс, что исчезнет без следа? 
Песни без цели, песни без стыда, 
Спетые, чтобы унять твою печаль.

Что нам подвластно? Гранитные поля, 
Птицы из пепла, шары из хрусталя. 
Там, где мы шли, — там лишь небо да земля, 
Но ветер придёт, и нас уже не жаль. 

 

Яблочные дни
Они говорили всю ночь, 
Я говорил, как все. 
Но, честно сказать, я не знаю, 
О чём шла речь. 
Я был занят одним — 
Тем, насколько ты близко ко мне.

Я могу сказать тебе то, 
Что ты знала во сне, 
И я прилагаю тебя 
Работать вместе со мной, 
Приближая наступление Яблочных Дней.

Я мог бы купить тебе дом 
По эту сторону дня, 
Но, чтобы идти сквозь стекло, 
Нужно владеть собой — 
А это — одно из тех качеств, 
Которых нет у меня.

Но кто-то играет, 
И я должен петь, 
И с каждым днем все сильней. 
Мое ощущение, что это просто мой метод любви, 
И я ожидаю наступления Яблочных Дней.

У этой науки нет книг — 
Но кто пишет книги весной? 
И если, закрыв глаза, 
Смотреть на солнечный свет — 
То можно увидеть тех, 
Кто работает вместе со мной.

И деревья, растущие здесь, 
Растут из древних корней. 
Ты спросишь меня: 
Зачем капитаны стоят на башнях? 
Они ожидают наступления Яблочных Дней.

1985 год. 

 

Иван-чай
Пока цветёт иван-чай, 
Пока цветёт иван-чай, 
Мне не нужно других книг, кроме тебя, 
Мне не нужно, мне не нужно.

Возьми снежно-белый холст, 
Тронь его зелёным и жёлтым, 
Ослепительно синим; 
Cделай деревья — и они тебе скажут, 
Как всё, что я хочу, становится ветром, 
И ветер целует ветви. 
И я говорю: Спасибо за эту радость! 
И я говорю: Спасибо за эту радость!

Пока цветёт иван-чай, 
Пока цветёт иван-чай, 
Мне не нужно других книг, кроме тебя, 
Мне не нужно, мне не нужно.

Ветер говорит с ними — 
Это совершенный метод, 
Жалко, что нам не хватает терпенья. 
Но это — совершенный метод, 
Рано или поздно, мы опять будем вместе, 
И то, что было боль, станет как пламя, 
И пламя сожжёт мне сердце; 
И я повторю: «Спасибо за эту радость !» 
И я повторяю: «Спасибо за эту радость !»

Пока цветёт иван-чай, 
Пока цветёт иван-чай, 
Мне не нужно других книг, кроме тебя, 
Мне не нужно, мне не нужно. 
Благослови нас.

1987 год. 

 

Поколение дворников и сторожей
Поколение дворников и сторожей потеряло друг друга 
В просторах бесконечной земли. 
Все разошлись по домам. 
В наше время, когда каждый третий — герой, 
Они не пишут статей, они не ждут телеграмм.

Они стоят как ступени, 
Когда горящая нефть хлещет с этажа на этаж, 
И откуда-то им слышится пенье, 
И кто я такой, чтобы говорить им, что это мираж?

Мы молчали, как цуцики, пока шла торговля всем, 
Что только можно продать, 
Включая наших детей. 
И отравленный дождь падает в гниющий залив, 
И мы ещё смотрим в экран, мы ещё ждём новостей.

И наши отцы никогда не солгут нам, 
Они не умеют лгать — 
Как волк не умеет есть мясо, 
Как птица не умеет летать.

Скажи мне, что я сделал тебе, за что эта боль? 
Но это без объяснений. 
Это, видимо, что-то в крови. 
Но я сам разжёг огонь, который выжег меня изнутри; 
Я ушёл от закона, но так не дошёл до любви.

Но молись за нас, молись за нас, если ты можешь. 
У нас нет надежды, но этот путь наш. 
И голоса звучат всё ближе и строже, 
И будь я проклят, если это мираж.

1987 год. 

 

Великий дворник
Они догонят нас только, если мы будем бежать, 
Они найдут нас только, если мы спрячемся в тень. 
Они не властны над тем, что по праву твоё. 
Они не тронут тебя, они не тронут тебя…

Великий дворник, 
Великий дворник в полях бесконечной росы, 
Великий дворник, великий…

Вечные сумерки времени с одной стороны, 
Великое утро — с другой. 
Никто не тронет нас в этих полях, 
Никто не тронет тебя, никто не тронет тебя.

Великий дворник, 
Великий дворник в полях бесконечной росы, 
Великий дворник, великий дворник…

1987 год. 

 

Наблюдатель
Здесь, между двух рек, 
Ночь на древних холмах. 
Лёжа в холодном песке, ждёт наблюдатель — 
Он знает, что прав.

Он неподвижен и прям. 
Скрыт в кустах его силуэт. 
Ветер качает над ним ветви, хотя 
Ветра сегодня нет.

Ночь кружится в такт плеску волн, 
Блеску звезды. 
И наблюдатель уснул, 
Убаюканный плеском воды.

Ночь пахнет костром. 
Там, за холмом, — отблеск огня… 
Четверо смотрят на пламя. 
Неужели один из них — я?

Может быть, это был сон, 
Может быть, — нет, 
Не нам это знать. 
Где-нибудь ближе к утру 
Наблюдатель проснётся 
Чтобы отправиться спать.

1986 год. 

 

Иннокентий едет в трамвае
Цикл «Иннокентиада» написан совместно с Арменом Айрапетяном, вокал — Ольга Першина (Протасова).

Иннокентий садится в последний трамвай, 
Где кондуктора нет и в помине. 
Семь голодных мужчин там едят каравай, 
Увязая зубами в мякине.

Иннокентий рассеянно смотрит вокруг, 
В рукаве его теплится свечка. 
Семь раздетых мужчин примеряют сюртук, 
На лице у седьмого — уздечка.

Пожилая ткачиха желает сойти, 
Гневно машет большими руками. 
Семь бегущих мужчин на трамвайном пути 
Затевают дуэль с ездоками.

Иннокентий стреляет в пустое окно, 
Прижимаясь к прикладу предплечьем. 
Одному из мужчин прострелили сукно, 
Шесть отделались легким увечьем.

Пожилая ткачиха без чувств лежит. 
Иннокентий задумчиво дремлет. 
Над трамвайным путём чёрный ворон кружит 
И искре электрической внемлет. 

 

Полтораки наносит Иннокентию визит
Полтораки — повеса, мошенник и плут — 
К Иннокентию в двери стучится. 
В сей парадной соседи давно не живут, 
Но порою приходят мочиться.

Иннокентий задумчиво пьёт молоко 
Таракана узревши на стенке во мраке. 
На душе его мирно, светло и легко, 
Он не хочет впускать Полтораки.

Даже если он дверь и откроет ему, 
То, наверное, кинет поленом, 
Или если полена не будет в дому, 
Между ног ему двинет коленом.

Полтораки же злобно царапает дверь 
И в замочную скважину свищет, 
На пожарную лестницу лезет, как зверь, — 
Он свиданья с хозяином ищет.

Иннокентий ложится в пустую кровать, 
На стене таракан копошится, 
За окном Полтораки ползёт умирать, 
И над ним чёрный ворон кружится. 

 

Иннокентий в горах
Иннокентий вращает коленчатый вал, 
Шестерня под рукою скрежещет. 
Покачнулся автобус и в пропасть упал, 
Вместе с ним — Иннокентьевы вещи.

Пассажиры безумные в пропасть глядят, 
Над паденьем ехидно смеются. 
Пять ученых мужей прах горстями едят 
И о камень сединами бьются.

Иннокентий сдувает пылинку с манжет, 
Упираясь в гору альпенштоком. 
На конце альпенштока — портрет Беранже 
И Горация томик — под боком.

Он уже на вершине, он снял сапоги, 
Над строкою Горация плачет. 
Между тем уже полночь, не видно ни зги, 
Иннокентий Горация прячет.

Вот и «скорая помощь» стоит под скалой, 
Пассажиры дерутся с врачами. 
Чёрный ворон летает над их головой, 
Поводя ледяными очами. 

 

Иннокентий на заводе
Иннокентий глядит на токарный станок, 
Восхищённый вращеньем детали. 
Искромётная стружка летит между ног, 
Раздаётся визжание стали.

Одинокие токари ходят гурьбой, 
Аромат источая мазута; 
Иннокентия видят они пред собой, 
Назревает кровавая смута.

Иннокентий, от них отбиваясь сверлом, 
За переднею прячется бабкой. 
Он под самую крышу влезает орлом 
И кидает в них норковой шапкой.

Отродясь не видали такого в цеху — 
Токарь шапкою наземь повержен. 
Иннокентий, как птица, парит наверху, 
Вероломством рабочих рассержен.

Там, где пели станки, — все в руинах лежит. 
Иннокентий безмерно страдает. 
Он то волосы рвёт, то куда-то бежит. 
На плече его ворон рыдает. 

 

Иннокентий спускается под землю
Иннокентий спускается в мрачный подвал, 
Подземелье наполнено смрадом. 
Он решает устроить большой карнавал, 
Предварённый военным парадом.

Иннокентий в раздумье обходит углы, 
Шевеля стеариновой свечкой: 
Здесь прекрасные дамы, стройны и смуглы, 
Будут в карты играть перед печкой…

Кирасиры, своим сапогом топоча, 
Их на вальс пригласят неуклюже… 
Зашипела и вовсе погасла свеча. 
Иннокентий шагает по луже.

Он рукой скребет по осклизлой стене, 
Он зовет громогласно и внятно: 
О прекрасный Панкрат, поспеши же ко мне 
И открой мне дорогу обратно!

Старый дворник Панкрат сильно пьяный лежит 
И призыву из мрака не внемлет. 
Высоко в небесах чёрный ворон кружит, 
Ревматичные крылья подъемлет. 

 

Иннокентий созерцает светила
Иннокентий привычно садится на стул, 
Поглощённый светил созерцаньем. 
Вот уж утренний ветер над крышей подул, 
Отвечают светила мерцаньем.

Иннокентий не сводит задумчивых глаз 
С возникающих в небе явлений. 
Небосвод озарился, мелькнул и погас, 
Иннокентий исполнен сомнений.

Существует ли всё, что горит в небесах, 
Или это — всего лишь картина? 
Скоро полночь пробьет на кремлёвских часах, 
На лице у него — паутина.

Кто другой бы сидел — Иннокентий встаёт 
И решительно ходит по крыше. 
Под ногами его рубероид поёт, 
Иннокентий взволнованно дышит.

Он спускается с крыши — он понял, в чём суть… 
Дева в бочке подштанники плещет. 
Он хватает ту деву за нежную грудь… 
Средь небес чёрный ворон трепещет. 

 

Иннокентий спасает одну или двух дев
Иннокентий стоит на своей голове, 
Презирая закон тяготенья. 
Мимо юная дева, а может быть, две, 
Проходя, вызывают смятенье.

Иннокентий гордится своим либидо, 
Юным девам он делает знаки, 
Но внезапно, въезжая в красивом ландо, 
Появляется скот Полтораки.

Эту деву иль двух он желает увлечь, 
Перед ними он кобелем пляшет. 
Иннокентий, чтоб дев чистоту уберечь, 
Полтораки отчаянно машет.

Полтораки отходит на десять шагов, 
Чтобы в челюсть ему не попало. 
Изумлённая дева при виде врагов 
Покачнулась и в шахту упала.

Полтараки, поверженный, мрачный лежит. 
Иннокентий спускается в шахту. 
Чёрный ворон бессмысленно в небе кружит, 
Совершая бессменную вахту. 

 

То, что я должен сказать
Я не знаю зачем и кому это нужно, 
Кто послал их на смерть не дрожащей рукой. 
Только так бесполезно, так зло и ненужно 
Опускали* их в Вечный Покой.

Равнодушные зрители молча кутались в шубы, 
И какая-то женщина с искажённым лицом 
Целовала покойника в посиневшие губы 
И швырнула в священника обручальным кольцом.

Забросали* их ёлками, закидали* их грязью 
И пошли по домам — под шумок толковать, 
Что пора положить уже конец безобразию, 
Что и так уже скоро мы все* начнём голодать.

И никто не додумался просто встать на колени, 
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране 
Даже светлые подвиги — это только ступени 
В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!

Я не знаю зачем и кому это нужно, 
Кто послал их на смерть недрожащей рукой. 
Только так бесполезно, так зло и ненужно 
Опустили их в Вечный Покой…

А.Н. Вертинский, 1917.

* — в авторский текст внесены изменения.

P.S. Финское телевидение к клипу с этой песней «Аквариума» добавляло в титрах: «Афган»…