Тексты песен Бориса Гребенщикова (17)

Тексты песен Бориса Гребенщикова

ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \ ФИЛОСОФ \ ПСИХОЛОГ \ ИСТОРИК \ СОЦИОЛОГ \
РОБЕРТ ГРЕЙВС \ НИЦШЕ \ ПУШКИН \ ЛОСЕВ \ СОЛОВЬЕВ \ ШЕКСПИР \ ГЕТЕ \
МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\ СОЦИОЛОГИЯ \
ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ \ 

Иерофант
С мерцающей звезды нисходит благодать, 
И в полночь возвращается обратно. 
Закрытых глаз таинственное братство 
Зовёт нас в игры странные играть.

Плывёт матрос в надзвёздной тишине 
И гасит золотящиеся свечи. 
Какой влечёт его удел, 
И чем так сладок чистотел 
На дн?… 
И почему он так беспечен?

 

Царь сна
Скучно в доме, если в доме ни креста, ни ножа. 
Хотел уйти, но в доме спит моя госпожа. 
У нее крутой нрав, — Рамзес IV был прав. 
То ли ангелы поют, то ли мои сторожа…

Царица Шеба прекрасна, но она ни при чём. 
Пернатый змей — тень в небе со своим ключом. 
Новая страна на простынях из синего льна, — 
Нерушимая стена. 
Леший за моим плечом.

Цвет яблони под юбкой- ледяная броня. 
Царь сна крестным ходом на стального коня. 
В лебединый день лепо ли хотеть голубя? 
Но я хотел, и этот голубь взлетел, 
И голубь был похож на тебя…

Знак сторожа над мёртвой водой — твой пост. 
Сигнал из центра недвусмысленно прост. 
Тирн Рам, Тирн Хлад . 
Свирепый лён, балтийский палисад. 
Мне всё равно, чем кончится ваш 
Отход на Север.

Скучно в доме, если в доме ни креста, ни ножа. 
Хотел уйти, но в доме спит моя госпожа. 
А у неё крутой нрав, — Рамзес IV был прав. 
То ли ангелы поют, то ли…

 

Отец яблок
Отец яблок пристально смотрит в цветущий сад. 
Странный взгляд. 
Отцу яблок слышно движенье корней во сне. 
Зимы к весне. 
Его любви здесь нет. 
Его любви минус пятнадцать лет. 
Она ждёт за ветхим крылом, 
За тёмным стеклом 
И ей бесконечно странно.

Отец яблок явственно слышит родную речь. 
Все здесь. 
Отец яблок просит присяжных занять места 
И скромно сесть. 
Моя любовь проста. 
Мою любовь видит один из ста — 
Она ждёт за долгой зимой 
Рядом со мной, — 
И нам бесконечно странно.

 

Отблеск тебя
Смотри, как детский хор поёт, 
Дивно и светло. 
И там, где шёл алмазный дождь, 
Теперь лежит стекло.

Но стекла суть — хрусталь сна. 
И ворон вьётся зря — 
На свете нет алмазней и светлей, 
Чем отблеск Тебя.

Ещё одно движенье век, 
Двадцать дюжин дней. 
Из Калимпонга в Дарджилинг, 
Где бьёт ключом Earl Grey.

Пешком идти печально, 
Плоть неймёт огня. 
Но нет колес прекрасней и прочней, 
Чем отблеск Тебя.

Пусть Дарья вносит дордже, 
Пускай трещит броня — 
Меня хранит Великий Черный Плащ 
И отблеск Тебя.

 

Как нам вернуться домой
Взгляд влево был бы признаком страха, 
Взгляд вправо был бы признаком сна. 
И мы знали, что деревья молчат — 
Но мы боялись, что взойдёт Луна.

И не было грани между сердцем и Солнцем, 
И не было сил отделять огонь от воды. 
И мы знали, что для нас поёт свет, 
Но мы искали след Полынной звезды.

Я хотел бы, чтобы я умел верить, 
Но как верить в такие бездарные дни — 
Нам, потерянным между сердцем и полночью, 
Нам, брошенным там, где погасли огни?

Как нам вернуться домой, 
Когда мы одни? 
Как нам вернуться домой?

 

Королевское утро
Им не нужен свой дом, 
День здесь и потом — прочь. 
Им достаточно быть вдвоём, 
Вдвоём всю ночь.

Колесницы летят им вслед, 
Только — что для них наш хлеб? 
Королевское утро всегда здесь. 
Вот оно — разве ты слеп?

Им не нужно других книг, 
Шёлк рук и язык глаз… 
Мы помолимся за них, 
Пусть они за нас.

Им не нужен свой дом…

1987 год.

 

Ангел
Я связан с ней цепью, 
Цепью неизвестной длины. 
Мы спим в одной постели 
По разные стороны стены. 
И всё замечательно ясно — 
Но что в том небесам? 
И каждый умрёт той смертью, 
Которую придумает сам.

У неё свои демоны, 
И свои соловьи за спиной. 
И каждый из них был причиной, 
По которой она не со мной. 
Но под медленным взглядом икон, 
В сердце, сыром от дождя, 
Я понял, что я не виновен, 
А значит, что я не судья.

Так сделай мне ангела, 
И я покажу тебе твердь. 
Покажи мне счастливых людей, 
И я покажу тебе смерть. 
Поведай мне чудо 
Побега из этой тюрьмы, 
И я скажу, что того, что есть у нас, 
Хватило бы для больших, чем мы.

Я связан с ней цепью, 
Цепью неизвестной длины. 
Я связан с ней церковью, 
Церковью любви и войны. 
А небо становится ближе, 
Так близко, что больно глазам. 
Но каждый умрёт только той смертью, 
Которую придумает сам.

1988-89 год. 

 

Иван и Данило
Иван и Данило. 
Вот идут Иван и Данило. 
Мне скажут — как это мило, 
Я скажу — Иван и Данило.

Иван и Данило. 
Вот идут Иван и Данило. 
Мне скажут — всё это было, 
Но я скажу — Иван и Данило.

Мой лирический герой сидит в Михайловском саду, 
Он курит папиросы у всех на виду. 
Из кустов появляются Иван и Данило, 
Он глядит на них глазами.

Он считал их персонажами собственных книг, 
Он думает — не стал ли он жертвой интриг, 
Он думает — не пил ли он чего-нибудь такого, 
Дык, не пил, елы-палы, нет…

Иван и Данило. 
Вот идут Иван и Данило. 
Мне скажут — как это было», 
А я скажу — Иван и Данило.

За ними белая кобыла, 
Вот идут Иван и Данило.

На заборе сидит заяц в алюминиевых клешах, 
Он сам себе начальник и сам падишах, 
Он поставил им мат, и он поставил им шах, 
И он глядит на них глазами.

В исполкоме мне скажут: «Это чушь и это бред!», 
Но я видел исполкомы, которых здесь нет, 
Они сам себе сельпо и сам Центральный Комитет, 
Он глядит на них глазами —

Туда идут Иван и Данило… 
Вот идут Иван и Данило. 
Меняя шило на мыло, 
Вот идут Иван и Данило.

Иван и Данило. 
Вот идут Иван и Данило. 
За ними белая кобыла, 
Вот идут Иван и Данило.

Вот идёт Тиглаф Палисар. 
Вот идёт Тиглаф Палисар, 
Раньше был начальник, а теперь стал цар. 
Тиглат Палисар…

Вслед идёт Орфей Пифагор. 
Вслед идёт Орфей Пифагор. 
Безо всякой визы из-за леса, из-за гор… 
Вот идёт Орфей Пифагор.

Вслед идёт сирень, да не та… 
Вслед идёт сирень, да не та… 
Эй, лихие люди, отворяйте ворота: 
Вот идёт сирень, да не та.

А вслед идут Иван и Данило. 
Вот идут Иван и Данило. 
За ними белая кобыла. 
Вот идут Иван и Данило…

 

Святой князь Герман
Святой князь Герман 
Сейчас румян, а ранее — как мел. 
Герман был сломан, 
Но, божьим промыслом, опять цел. 
И всякая божия тварь 
Поёт ему и радует взгляд. 
Святой Герман.

Кто-то сказал: «Welcome» 
А он ответил «The pleasure is mine, please». 
Герман был свинчен, 
Посажен в бочку и взят далеко вниз. 
А ветер смеялся с небес. 
И хор из заоблачных сфер пел: 
«Ах, сэр Герман…»

Потом он вернулся, но странно: 
Ему с Небес на голову лил свет. 
Как будто босой в тундре, 
Как будто с иконой, которой ещё нет. 
Он шёл по жизни, как скирд ламан скин 
Лам скин будрах ламетан. 
И все пели: «Святой Герман!»*

Святой Герман пришел к Святому Петру, 
Сели в сторожку и начали пить смесь. 
Отсюда прямой путь в святцы, 
Но, как ни странно, Герман опять здесь. 
Утешенье коням в пальто, 
Причина всем диким цветам. Петь: 
«А наш Герман был там».

Святой князь Герман 
Сейчас румян, а ранее — как мел. 
Хром, глух и сломан, 
Но божьим промыслом опять цел. 
И всякая божия тварь 
Поёт ему и радует взгляд. 
Святой Герман.

* — входит в вариант исполнения. 

 

Поезд в огне
Полковник Васин приехал на фронт 
Со своей молодой женой. 
Полковник Васин собрал свой полк 
И сказал им: Пойдём домой. 
Мы ведём войну уже семьдесят лет. 
Мы считали, что жизнь — это бой. 
Но по новым данным разведки 
Мы воевали сами с собой.

Я видел генералов; 
Они пьют и едят нашу смерть. 
Их дети сходят с ума 
Оттого, что им нечего больше хотеть. 
А земля лежит в ржавчине, 
Церкви смешались с золой; 
И если мы хотим, чтобы было куда вернуться — 
То время вернуться домой.

Этот поезд в огне, 
И нам не на что больше жать. 
Этот поезд в огне, 
И нам некуда больше бежать. 
Эта земля была нашей, 
Пока мы не увязли в борьбе. 
Она умрёт, если будет ничьей… 
Пора вернуть эту землю себе.

А кругом горят факелы, 
Идёт сбор всех погибших частей. 
И люди, стрелявшие в наших отцов, 
Строят планы на наших детей. 
Нас рожали под звуки маршей, 
Нас пугали тюрьмой… 
Но хватит ползать на брюхе, — 
Мы уже возвратились домой.

1988 год. 

 

Сельские леди и джентльмены
Пограничный Господь стучится мне в дверь, 
Звеня бороды своей льдом. 
Он пьёт мой портвейн и смеётся — 
Так сделал бы я. 
А потом, словно дьявол с серебряным ртом, 
Он диктует строку за строкой, 
И когда мне становится страшно писать, 
Говорит, что строка моя.

Он похож на меня, как две капли воды, 
Нас путают, глядя в лицо. 
Разве только на мне есть кольцо — 
Он без колец. 
Обо мне говорят: Он ни то и ни сё, 
Но порой я кажусь святым, 
А он выглядит чертом, хотя он Господь… 
Но нас ждёт один конец…

Так как есть две земли, 
И у них никогда не бывает общих границ, 
И узнавший путь кому-то обязан молчать. 
Так что в лучших книгах всегда нет имён, 
А в лучших картинах — лиц: 
Чтобы сельские леди и джентльмены 
Продолжали свой утренний чай.

Та, кого я считаю своей женой, — 
Дай ей, Господи, лучших дней, — 
Для неё он страшнее чумы — таков уж наш брак. 
Но её сестра за зеркальным стеклом 
С него не спускает глаз. 
И я знаю, что если бы я был не здесь, 
Дело было б совсем не так. 
Ах, я знаю, что было бы, будь он, как я; 
Но я человек, у меня есть семья, 
А он Господь, он глядит сквозь неё, 
И он глядит сквозь меня.

Так как есть две земли, 
И у них никогда не бывает общих границ, 
И узнавший путь кому-то обязан молчать. 
Так что в лучших книгах всегда нет имён, 
А в лучших картинах — лиц: 
Чтобы сельские леди и джентльмены 
Продолжали свой утренний чай.

1979 год. 

 

Древняя кровь
У неё такая древняя кровь 
Что те кто казались, стали как есть, — 
Как будто бы их здесь нет. 
И они лезли из кожи вон, 
Чтобы оставить на ней свой след, 
Не зная, что это нельзя купить. 
И они вились вокруг её ног — 
Как мотыльки — на свет.

А он пил спирт где-то в углу, 
Глядя на них как в огонь. 
И он сказал, как будто ей вслед: 
Если падают звезды, подставишь ли ты им ладонь?

От него ждали больших проблем, 
Как будто бы он — учебник неврозов 
С ответами в самом конце. 
И он был продан и отдан в плен, 
И каждый был волен, не вытерев ног, 
Собрав семью и накрыв на стол, 
Смотреть кино о запретных плодах 
На белом, как снег, лице.

Я кричал: Ну как вы могли?! 
Не подходи! Не тронь! 
Но он сказал мне: Здесь нет козырей. 
Просто падают звёзды — подставит ли кто-то ладонь?

И когда этот фильм будет кончен и снят, 
И когда отзвучит последний звонок, 
И затихнет прощальный вальс, 
Мы останемся, как будто после грозы… 
Да, когда я проснулся, я слышал гром, 
Я видел свет и я слышал удар. 
Слава Богу, гроза прошла стороной, 
Не задев ни меня, ни вас.

Но почему-то на стуле в углу — 
Несколько роз, как сон. как кровь 
И я не помню, кто это сказал: 
Если падают звёзды, подставишь ли ты ладонь? 

 

Мы никогда не станем старше
Я не знал, что всё так просто, 
Я даже стал теперь другого роста, 
Но в этих реках такая вода, 
Что я пью, не дождавшись тоста.

Наши секреты стали шрифтом по стенам, 
Наши подарки подвержены ценам, 
И я кричу тебе через барьер, 
Пока актёры не сошли со сцены.

Мы никогда не станем старше, 
Мы никогда не станем старше 
Мы пили воду, мы пили эту чистую воду, 
И мы никогда не станем старше.

У нас был сад, но мы не знали входа. 
У нас был путь, но мы боялись лезть в воду. 
Теперь я вижу чистое небо, 
И мне не нужен прогноз погоды.

И мы никогда не станем старше, 
Мы никогда не станем старше. 
Мы пили воду, мы пили эту чистую воду, 
И мы никогда не станем старше.

Что они сделали с этой землёй? 
Что они сделали с нашей прекрасной сестрой? 
Где тот дом, в котором я жил? 
Где те окна, небо в которых было всегда голубым? 
(Там, где была вода, там пыль; 
Там, где была земля, — пыль…)*

Странные звери приходят ко мне по утрам. 
Все по местам! 
Мы будем строить новый храм. 
Я буду верить вашим рукам. 
Я буду верить вашим рукам. 
Я буду верить только вашим рукам. 
Кто там? Я спрашиваю: «Кто там?» 
Любовь или смерть — ваши лица плывут, как туман, 
Но мы шли по этим холмам, 
Мы шли по зелёным холмам, 
Мы шли по зелёным холмам, 
И мы пили эту чистую воду. 
Мы пили эту чистую воду, 
И мы никогда не станем старше… 
Мы пили эту чистую воду, 
Мы пили эту чистую воду, 
Чистую, чистую, чистую, чистую воду. 
Мы пили эту чистую воду 
И мы не станем старше.

* — вариант исполнения.

1982 год.