Тексты песен Бориса Гребенщикова (2)

Тексты песен Бориса Гребенщикова

ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \ ФИЛОСОФ \ ПСИХОЛОГ \ ИСТОРИК \ СОЦИОЛОГ \
РОБЕРТ ГРЕЙВС \ НИЦШЕ \ ПУШКИН \ ЛОСЕВ \ СОЛОВЬЕВ \ ШЕКСПИР \ ГЕТЕ \
МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\ СОЦИОЛОГИЯ \
ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ \ 

Ты — мой свет
Ты — мой свет. 
Ты светлее всех, кто снится мне; 
Сон моих снов…

Ты — как сад, 
Где впервые я стал тем, кто я есть. 
Что будет с нами завтра?…

1976 год. 

 

Мост
Ты строишь мост ради всех, 
Кто строит стены, 
Чтобы мы не могли различать 
Где свет, где тени.

И когда твой мост 
Вознесётся в пустыню неба, 
Я увижу, как все, 
Кто вырос из стен, 
Взойдут на твой мост.

Ты строишь мост, и кладёшь, 
Как камни, сердце. 
Как светел твой мост, 
Знаю лишь я и те, 
Кто строит мосты.

1976 год. 

 

Во имя ночи
Снова я пел сегодня 
То, что должен был петь вчера. 
Как прекрасны слова! 
Они изменят весь мир, 
Но я опоздал, и это только игра.

То, что понятно ночью, 
Скрыто в потёмках днём. 
Что солнечный свет 
Мне, если я слеп, 
И стрела из цветов на луке моём?

Дай им, Господь, печали, 
Чтоб различать цвета, 
И людям дневным 
Дай ночную звезду, 
Чтоб эта звезда им разомкнула уста.

И если не виден клинок, 
То это не значит, 
Что сердца ему не достать. 
Пасынки Будней, 
Как вам не страшно спать?… 

 

Блюз свиньи в ушах
Когда я был живым, 
Я был похож на дым 
И дым шести снегов тогда был тоже молодым. 
У синих скал 
Я вверх упал, 
В то время как зелёный бог 
В мерцании веков себя искал.

Вернулся я домой, 
И труп любимый мой 
Спросил меня: Что делал ты, когда ты был живой? 
Я знал секрет: 
Мой брат скелет 
Признался мне однажды, 
Что давно уже его на свете нет.

Вы слушаете меня — 
В ушах у вас свинья; 
Вы не поймете, для чего пою вам это я. 
Но есть цветок, 
И есть песок, — 
А для чего цветок в песке, 
Вам не понять до гробовых досок.

Борис Гребенщиков, Анатолий Гуницкий (Джордж) 

 

Блюз НТР
Я инженер со стрессом в груди, 
Вершу НТР с девяти до пяти. 
Но Белый Дракон сказал мне, 
В дверь подсознанья войдя, 
Что граф Диффузор забил в стену гвоздь, 
А я — лишь отзвук гвоздя.

Сказал и ушёл, дверь затворив. 
Как хорошо, что дракон — это миф! 
Но тот, кто явился после, 
Был совсем ни на что не похож: 
Его биоритм не лез в алгоритм, 
Он съел мой кухонный нож.

Сказал я: Послушай, 
Мне завтра на службу, 
А ты мне мешаешь спать. 
А он мне ответил: 
Ты слышишь, как ветер 
Танцует с Роулдрпаа?

Такого мой стресс вынесть не мог, 
И дверь подсознанья решил я закрыть на замок. 
Но дверь закрываться не хочет; 
Я бьюсь и в конце концов 
Ломаю об угол добытое в муках 
Пластмассовое лицо.

Куда инженеру в век полимеров 
Идти с натуральным лицом? 

 

Незнакомка
Я упаду сквозь зеркала Ваших глаз. 
Я пропою для Вас слова, лишь для Вас, 
Лишь для Вас, лишь для Вас.

Коснуться песней Ваших глаз, 
Ваших губ, Ваших плеч, Ваших щёк… 
Я буду рад увидеть Вас ещё.

Искать Вас, различать на дорогах Ваш след, 
Любить Вас каждый день моих солнечных лет.

1975 год. 

 

Танец
Танцуем на склоне холма, 
И полдень поёт, как свирель. 
Тебя называют Зима, 
Меня называют Апрель.

Ах, как высоки небеса — 
Их даже рукой не достать. 
И хочется ветром писать 
Мелодию этого сна.

И нас никому не догнать, 
Затем, что, не зная пути, 
Хранили частицу огня, 
И верили: всё впереди.

1975 год. 

 

Песня
Любовь моя, 
Я светел оттого, 
Что ничего не знаю, — 
Только свет твоей любви.

И я пою: 
— О, ангел мой, не плачь! 
Смотри, как ночь 
Танцует за стеклом 
Твоей Любви…

1976 год. 

 

Дитя рассвета
Дитя рассвета, 
Не знавшее света дня, 
Смотри, это ветер — 
Он чем-то похож на меня.

Ветер проходит мимо, 
Коснувшись дыханьем век, 
Оставив тебе любимых, 
Оставив себе свой бег.

1975 год. 

 

Л.Ю.

Кто это моет стены рано утром, 
Устав читать стихи всю ночь подряд? 
Нам на двоих дана одна премудрость: 
Влюблёнными быть до наступленья дня.

1975 год.

 

Пески Петербурга

Ты — животное лучше любых других, 
Я — лишь дождь на твоём пути. 
Золотые драконы в лесах твоих, 
От которых мне не уйти.

И отмеченный знаком твоих зрачков 
Не сумеет замкнуть свой круг, 
Но пески Петербурга заносят нас 
И следы наших древних рук.

Ты могла бы быть луком — но кто стрелок, 
Если каждый не лучше всех? 
Здесь забыто искусство спускать курок 
И ложиться лицом на снег.

И порою твой взгляд нестерпим для глаз, 
А порою он — как зола… 
И пески Петербурга заносят нас 
Всех по эту сторону стекла.

Ты спросила: Кто? — я ответил: Я, — 
Не сочтя ещё это за честь. 
Ты спросила: Куда? — я сказал: С тобой, 
Если там ещё что-нибудь есть. 
Ты спросила: А если? — и я промолчал, 
Уповая на чей-нибудь дом. 
Ты сказала: Я лгу — я сказал: Пускай. 
Тем приятнее будет вдвоём.

И когда был разорван занавес дня, 
Наши кони пустились в пляс 
По заре, по воде и среди огня 
Окончательно бросив нас.

Потому что твой взгляд — как мои слова — 
Не надёжнее, чем вода. 
И спросили меня: Ну а жив ли ты? — 
Я сказал: Если с ней, то да. 

 

Король подсознанья
Ты — Король подсознанья, ты видишь то, чего нет. 
Но ты веришь лишь в то, что есть; всё прочее — бред. 
Но я склонен считать, что то, чего нет, — это весть. 
Ты не веришь в себя и даришь всем прочим свет. 

 

 

Моей звезде
Моей звезде не суждено 
Тепла, как нам, простым и смертным. 
Нам — сытый дом под лампой светлой, 
А ей — лишь горькое вино.

А ей — лишь горькая беда, 
Сгорать, где все бегут пожара. 
Один лишь мальчик скажет: Жалко! 
Смотрите, падает звезда.

Моей звезде не суждено 
Устать или искать покоя; 
Она не знает, что такое покой, 
Но это всё равно.

Ей будет сниться по ночам 
Тот дом, что обойдён бедою, 
А наяву — служить звездою. 
И горький дым, и горький чай…

1977 год. 

 

Почему не падает небо
Он слышал её имя, он ждал повторенья. 
Он бросил в огонь всё, чего было не жаль. 
Он смотрел на следы её, жаждал воды её, 
Шёл далеко в свете звезды её; 
В пальцах его снег превращался в сталь.

И он встал у реки, чтобы напиться молчанья, 
Смыть с себя всё и снова остаться живым. 
Чтобы голос найти её, в сумрак войти её, 
Странником стать в долгом пути её; 
В пальцах его вода превращалась в дым.

И когда его день кончился молча и странно 
И кони его впервые остались легки — 
То пламя свечей её, кольца ключей её, 
Нежный, как ночь, мрамор плечей её, 
Молча легли в камень его руки.

1978 год. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ты — мой свет
Ты — мой свет. 
Ты светлее всех, кто снится мне; 
Сон моих снов…

Ты — как сад, 
Где впервые я стал тем, кто я есть. 
Что будет с нами завтра?…

1976 год. 

 

Мост
Ты строишь мост ради всех, 
Кто строит стены, 
Чтобы мы не могли различать 
Где свет, где тени.

И когда твой мост 
Вознесётся в пустыню неба, 
Я увижу, как все, 
Кто вырос из стен, 
Взойдут на твой мост.

Ты строишь мост, и кладёшь, 
Как камни, сердце. 
Как светел твой мост, 
Знаю лишь я и те, 
Кто строит мосты.

1976 год. 

 

Во имя ночи
Снова я пел сегодня 
То, что должен был петь вчера. 
Как прекрасны слова! 
Они изменят весь мир, 
Но я опоздал, и это только игра.

То, что понятно ночью, 
Скрыто в потёмках днём. 
Что солнечный свет 
Мне, если я слеп, 
И стрела из цветов на луке моём?

Дай им, Господь, печали, 
Чтоб различать цвета, 
И людям дневным 
Дай ночную звезду, 
Чтоб эта звезда им разомкнула уста.

И если не виден клинок, 
То это не значит, 
Что сердца ему не достать. 
Пасынки Будней, 
Как вам не страшно спать?… 

 

Блюз свиньи в ушах
Когда я был живым, 
Я был похож на дым 
И дым шести снегов тогда был тоже молодым. 
У синих скал 
Я вверх упал, 
В то время как зелёный бог 
В мерцании веков себя искал.

Вернулся я домой, 
И труп любимый мой 
Спросил меня: Что делал ты, когда ты был живой? 
Я знал секрет: 
Мой брат скелет 
Признался мне однажды, 
Что давно уже его на свете нет.

Вы слушаете меня — 
В ушах у вас свинья; 
Вы не поймете, для чего пою вам это я. 
Но есть цветок, 
И есть песок, — 
А для чего цветок в песке, 
Вам не понять до гробовых досок.

Борис Гребенщиков, Анатолий Гуницкий (Джордж) 

 

Блюз НТР
Я инженер со стрессом в груди, 
Вершу НТР с девяти до пяти. 
Но Белый Дракон сказал мне, 
В дверь подсознанья войдя, 
Что граф Диффузор забил в стену гвоздь, 
А я — лишь отзвук гвоздя.

Сказал и ушёл, дверь затворив. 
Как хорошо, что дракон — это миф! 
Но тот, кто явился после, 
Был совсем ни на что не похож: 
Его биоритм не лез в алгоритм, 
Он съел мой кухонный нож.

Сказал я: Послушай, 
Мне завтра на службу, 
А ты мне мешаешь спать. 
А он мне ответил: 
Ты слышишь, как ветер 
Танцует с Роулдрпаа?

Такого мой стресс вынесть не мог, 
И дверь подсознанья решил я закрыть на замок. 
Но дверь закрываться не хочет; 
Я бьюсь и в конце концов 
Ломаю об угол добытое в муках 
Пластмассовое лицо.

Куда инженеру в век полимеров 
Идти с натуральным лицом? 

 

Незнакомка
Я упаду сквозь зеркала Ваших глаз. 
Я пропою для Вас слова, лишь для Вас, 
Лишь для Вас, лишь для Вас.

Коснуться песней Ваших глаз, 
Ваших губ, Ваших плеч, Ваших щёк… 
Я буду рад увидеть Вас ещё.

Искать Вас, различать на дорогах Ваш след, 
Любить Вас каждый день моих солнечных лет.

1975 год. 

 

Танец
Танцуем на склоне холма, 
И полдень поёт, как свирель. 
Тебя называют Зима, 
Меня называют Апрель.

Ах, как высоки небеса — 
Их даже рукой не достать. 
И хочется ветром писать 
Мелодию этого сна.

И нас никому не догнать, 
Затем, что, не зная пути, 
Хранили частицу огня, 
И верили: всё впереди.

1975 год. 

 

Песня
Любовь моя, 
Я светел оттого, 
Что ничего не знаю, — 
Только свет твоей любви.

И я пою: 
— О, ангел мой, не плачь! 
Смотри, как ночь 
Танцует за стеклом 
Твоей Любви…

1976 год. 

 

Дитя рассвета
Дитя рассвета, 
Не знавшее света дня, 
Смотри, это ветер — 
Он чем-то похож на меня.

Ветер проходит мимо, 
Коснувшись дыханьем век, 
Оставив тебе любимых, 
Оставив себе свой бег.

1975 год. 

 

Л.Ю.

Кто это моет стены рано утром, 
Устав читать стихи всю ночь подряд? 
Нам на двоих дана одна премудрость: 
Влюблёнными быть до наступленья дня.

1975 год.

 

Пески Петербурга

Ты — животное лучше любых других, 
Я — лишь дождь на твоём пути. 
Золотые драконы в лесах твоих, 
От которых мне не уйти.

И отмеченный знаком твоих зрачков 
Не сумеет замкнуть свой круг, 
Но пески Петербурга заносят нас 
И следы наших древних рук.

Ты могла бы быть луком — но кто стрелок, 
Если каждый не лучше всех? 
Здесь забыто искусство спускать курок 
И ложиться лицом на снег.

И порою твой взгляд нестерпим для глаз, 
А порою он — как зола… 
И пески Петербурга заносят нас 
Всех по эту сторону стекла.

Ты спросила: Кто? — я ответил: Я, — 
Не сочтя ещё это за честь. 
Ты спросила: Куда? — я сказал: С тобой, 
Если там ещё что-нибудь есть. 
Ты спросила: А если? — и я промолчал, 
Уповая на чей-нибудь дом. 
Ты сказала: Я лгу — я сказал: Пускай. 
Тем приятнее будет вдвоём.

И когда был разорван занавес дня, 
Наши кони пустились в пляс 
По заре, по воде и среди огня 
Окончательно бросив нас.

Потому что твой взгляд — как мои слова — 
Не надёжнее, чем вода. 
И спросили меня: Ну а жив ли ты? — 
Я сказал: Если с ней, то да. 

 

Король подсознанья
Ты — Король подсознанья, ты видишь то, чего нет. 
Но ты веришь лишь в то, что есть; всё прочее — бред. 
Но я склонен считать, что то, чего нет, — это весть. 
Ты не веришь в себя и даришь всем прочим свет. 

 

 

Моей звезде
Моей звезде не суждено 
Тепла, как нам, простым и смертным. 
Нам — сытый дом под лампой светлой, 
А ей — лишь горькое вино.

А ей — лишь горькая беда, 
Сгорать, где все бегут пожара. 
Один лишь мальчик скажет: Жалко! 
Смотрите, падает звезда.

Моей звезде не суждено 
Устать или искать покоя; 
Она не знает, что такое покой, 
Но это всё равно.

Ей будет сниться по ночам 
Тот дом, что обойдён бедою, 
А наяву — служить звездою. 
И горький дым, и горький чай…

1977 год. 

 

Почему не падает небо
Он слышал её имя, он ждал повторенья. 
Он бросил в огонь всё, чего было не жаль. 
Он смотрел на следы её, жаждал воды её, 
Шёл далеко в свете звезды её; 
В пальцах его снег превращался в сталь.

И он встал у реки, чтобы напиться молчанья, 
Смыть с себя всё и снова остаться живым. 
Чтобы голос найти её, в сумрак войти её, 
Странником стать в долгом пути её; 
В пальцах его вода превращалась в дым.

И когда его день кончился молча и странно 
И кони его впервые остались легки — 
То пламя свечей её, кольца ключей её, 
Нежный, как ночь, мрамор плечей её, 
Молча легли в камень его руки.

1978 год. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ты — мой свет
Ты — мой свет. 
Ты светлее всех, кто снится мне; 
Сон моих снов…

Ты — как сад, 
Где впервые я стал тем, кто я есть. 
Что будет с нами завтра?…

1976 год. 

 

Мост
Ты строишь мост ради всех, 
Кто строит стены, 
Чтобы мы не могли различать 
Где свет, где тени.

И когда твой мост 
Вознесётся в пустыню неба, 
Я увижу, как все, 
Кто вырос из стен, 
Взойдут на твой мост.

Ты строишь мост, и кладёшь, 
Как камни, сердце. 
Как светел твой мост, 
Знаю лишь я и те, 
Кто строит мосты.

1976 год. 

 

Во имя ночи
Снова я пел сегодня 
То, что должен был петь вчера. 
Как прекрасны слова! 
Они изменят весь мир, 
Но я опоздал, и это только игра.

То, что понятно ночью, 
Скрыто в потёмках днём. 
Что солнечный свет 
Мне, если я слеп, 
И стрела из цветов на луке моём?

Дай им, Господь, печали, 
Чтоб различать цвета, 
И людям дневным 
Дай ночную звезду, 
Чтоб эта звезда им разомкнула уста.

И если не виден клинок, 
То это не значит, 
Что сердца ему не достать. 
Пасынки Будней, 
Как вам не страшно спать?… 

 

Блюз свиньи в ушах
Когда я был живым, 
Я был похож на дым 
И дым шести снегов тогда был тоже молодым. 
У синих скал 
Я вверх упал, 
В то время как зелёный бог 
В мерцании веков себя искал.

Вернулся я домой, 
И труп любимый мой 
Спросил меня: Что делал ты, когда ты был живой? 
Я знал секрет: 
Мой брат скелет 
Признался мне однажды, 
Что давно уже его на свете нет.

Вы слушаете меня — 
В ушах у вас свинья; 
Вы не поймете, для чего пою вам это я. 
Но есть цветок, 
И есть песок, — 
А для чего цветок в песке, 
Вам не понять до гробовых досок.

Борис Гребенщиков, Анатолий Гуницкий (Джордж) 

 

Блюз НТР
Я инженер со стрессом в груди, 
Вершу НТР с девяти до пяти. 
Но Белый Дракон сказал мне, 
В дверь подсознанья войдя, 
Что граф Диффузор забил в стену гвоздь, 
А я — лишь отзвук гвоздя.

Сказал и ушёл, дверь затворив. 
Как хорошо, что дракон — это миф! 
Но тот, кто явился после, 
Был совсем ни на что не похож: 
Его биоритм не лез в алгоритм, 
Он съел мой кухонный нож.

Сказал я: Послушай, 
Мне завтра на службу, 
А ты мне мешаешь спать. 
А он мне ответил: 
Ты слышишь, как ветер 
Танцует с Роулдрпаа?

Такого мой стресс вынесть не мог, 
И дверь подсознанья решил я закрыть на замок. 
Но дверь закрываться не хочет; 
Я бьюсь и в конце концов 
Ломаю об угол добытое в муках 
Пластмассовое лицо.

Куда инженеру в век полимеров 
Идти с натуральным лицом? 

 

Незнакомка
Я упаду сквозь зеркала Ваших глаз. 
Я пропою для Вас слова, лишь для Вас, 
Лишь для Вас, лишь для Вас.

Коснуться песней Ваших глаз, 
Ваших губ, Ваших плеч, Ваших щёк… 
Я буду рад увидеть Вас ещё.

Искать Вас, различать на дорогах Ваш след, 
Любить Вас каждый день моих солнечных лет.

1975 год. 

 

Танец
Танцуем на склоне холма, 
И полдень поёт, как свирель. 
Тебя называют Зима, 
Меня называют Апрель.

Ах, как высоки небеса — 
Их даже рукой не достать. 
И хочется ветром писать 
Мелодию этого сна.

И нас никому не догнать, 
Затем, что, не зная пути, 
Хранили частицу огня, 
И верили: всё впереди.

1975 год. 

 

Песня
Любовь моя, 
Я светел оттого, 
Что ничего не знаю, — 
Только свет твоей любви.

И я пою: 
— О, ангел мой, не плачь! 
Смотри, как ночь 
Танцует за стеклом 
Твоей Любви…

1976 год. 

 

Дитя рассвета
Дитя рассвета, 
Не знавшее света дня, 
Смотри, это ветер — 
Он чем-то похож на меня.

Ветер проходит мимо, 
Коснувшись дыханьем век, 
Оставив тебе любимых, 
Оставив себе свой бег.

1975 год. 

 

Л.Ю.

Кто это моет стены рано утром, 
Устав читать стихи всю ночь подряд? 
Нам на двоих дана одна премудрость: 
Влюблёнными быть до наступленья дня.

1975 год.

 

Пески Петербурга

Ты — животное лучше любых других, 
Я — лишь дождь на твоём пути. 
Золотые драконы в лесах твоих, 
От которых мне не уйти.

И отмеченный знаком твоих зрачков 
Не сумеет замкнуть свой круг, 
Но пески Петербурга заносят нас 
И следы наших древних рук.

Ты могла бы быть луком — но кто стрелок, 
Если каждый не лучше всех? 
Здесь забыто искусство спускать курок 
И ложиться лицом на снег.

И порою твой взгляд нестерпим для глаз, 
А порою он — как зола… 
И пески Петербурга заносят нас 
Всех по эту сторону стекла.

Ты спросила: Кто? — я ответил: Я, — 
Не сочтя ещё это за честь. 
Ты спросила: Куда? — я сказал: С тобой, 
Если там ещё что-нибудь есть. 
Ты спросила: А если? — и я промолчал, 
Уповая на чей-нибудь дом. 
Ты сказала: Я лгу — я сказал: Пускай. 
Тем приятнее будет вдвоём.

И когда был разорван занавес дня, 
Наши кони пустились в пляс 
По заре, по воде и среди огня 
Окончательно бросив нас.

Потому что твой взгляд — как мои слова — 
Не надёжнее, чем вода. 
И спросили меня: Ну а жив ли ты? — 
Я сказал: Если с ней, то да. 

 

Король подсознанья
Ты — Король подсознанья, ты видишь то, чего нет. 
Но ты веришь лишь в то, что есть; всё прочее — бред. 
Но я склонен считать, что то, чего нет, — это весть. 
Ты не веришь в себя и даришь всем прочим свет. 

 

 

Моей звезде
Моей звезде не суждено 
Тепла, как нам, простым и смертным. 
Нам — сытый дом под лампой светлой, 
А ей — лишь горькое вино.

А ей — лишь горькая беда, 
Сгорать, где все бегут пожара. 
Один лишь мальчик скажет: Жалко! 
Смотрите, падает звезда.

Моей звезде не суждено 
Устать или искать покоя; 
Она не знает, что такое покой, 
Но это всё равно.

Ей будет сниться по ночам 
Тот дом, что обойдён бедою, 
А наяву — служить звездою. 
И горький дым, и горький чай…

1977 год. 

 

Почему не падает небо
Он слышал её имя, он ждал повторенья. 
Он бросил в огонь всё, чего было не жаль. 
Он смотрел на следы её, жаждал воды её, 
Шёл далеко в свете звезды её; 
В пальцах его снег превращался в сталь.

И он встал у реки, чтобы напиться молчанья, 
Смыть с себя всё и снова остаться живым. 
Чтобы голос найти её, в сумрак войти её, 
Странником стать в долгом пути её; 
В пальцах его вода превращалась в дым.

И когда его день кончился молча и странно 
И кони его впервые остались легки — 
То пламя свечей её, кольца ключей её, 
Нежный, как ночь, мрамор плечей её, 
Молча легли в камень его руки.

1978 год. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ты — мой свет
Ты — мой свет. 
Ты светлее всех, кто снится мне; 
Сон моих снов…

Ты — как сад, 
Где впервые я стал тем, кто я есть. 
Что будет с нами завтра?…

1976 год. 

 

Мост
Ты строишь мост ради всех, 
Кто строит стены, 
Чтобы мы не могли различать 
Где свет, где тени.

И когда твой мост 
Вознесётся в пустыню неба, 
Я увижу, как все, 
Кто вырос из стен, 
Взойдут на твой мост.

Ты строишь мост, и кладёшь, 
Как камни, сердце. 
Как светел твой мост, 
Знаю лишь я и те, 
Кто строит мосты.

1976 год. 

 

Во имя ночи
Снова я пел сегодня 
То, что должен был петь вчера. 
Как прекрасны слова! 
Они изменят весь мир, 
Но я опоздал, и это только игра.

То, что понятно ночью, 
Скрыто в потёмках днём. 
Что солнечный свет 
Мне, если я слеп, 
И стрела из цветов на луке моём?

Дай им, Господь, печали, 
Чтоб различать цвета, 
И людям дневным 
Дай ночную звезду, 
Чтоб эта звезда им разомкнула уста.

И если не виден клинок, 
То это не значит, 
Что сердца ему не достать. 
Пасынки Будней, 
Как вам не страшно спать?… 

 

Блюз свиньи в ушах
Когда я был живым, 
Я был похож на дым 
И дым шести снегов тогда был тоже молодым. 
У синих скал 
Я вверх упал, 
В то время как зелёный бог 
В мерцании веков себя искал.

Вернулся я домой, 
И труп любимый мой 
Спросил меня: Что делал ты, когда ты был живой? 
Я знал секрет: 
Мой брат скелет 
Признался мне однажды, 
Что давно уже его на свете нет.

Вы слушаете меня — 
В ушах у вас свинья; 
Вы не поймете, для чего пою вам это я. 
Но есть цветок, 
И есть песок, — 
А для чего цветок в песке, 
Вам не понять до гробовых досок.

Борис Гребенщиков, Анатолий Гуницкий (Джордж) 

 

Блюз НТР
Я инженер со стрессом в груди, 
Вершу НТР с девяти до пяти. 
Но Белый Дракон сказал мне, 
В дверь подсознанья войдя, 
Что граф Диффузор забил в стену гвоздь, 
А я — лишь отзвук гвоздя.

Сказал и ушёл, дверь затворив. 
Как хорошо, что дракон — это миф! 
Но тот, кто явился после, 
Был совсем ни на что не похож: 
Его биоритм не лез в алгоритм, 
Он съел мой кухонный нож.

Сказал я: Послушай, 
Мне завтра на службу, 
А ты мне мешаешь спать. 
А он мне ответил: 
Ты слышишь, как ветер 
Танцует с Роулдрпаа?

Такого мой стресс вынесть не мог, 
И дверь подсознанья решил я закрыть на замок. 
Но дверь закрываться не хочет; 
Я бьюсь и в конце концов 
Ломаю об угол добытое в муках 
Пластмассовое лицо.

Куда инженеру в век полимеров 
Идти с натуральным лицом? 

 

Незнакомка
Я упаду сквозь зеркала Ваших глаз. 
Я пропою для Вас слова, лишь для Вас, 
Лишь для Вас, лишь для Вас.

Коснуться песней Ваших глаз, 
Ваших губ, Ваших плеч, Ваших щёк… 
Я буду рад увидеть Вас ещё.

Искать Вас, различать на дорогах Ваш след, 
Любить Вас каждый день моих солнечных лет.

1975 год. 

 

Танец
Танцуем на склоне холма, 
И полдень поёт, как свирель. 
Тебя называют Зима, 
Меня называют Апрель.

Ах, как высоки небеса — 
Их даже рукой не достать. 
И хочется ветром писать 
Мелодию этого сна.

И нас никому не догнать, 
Затем, что, не зная пути, 
Хранили частицу огня, 
И верили: всё впереди.

1975 год. 

 

Песня
Любовь моя, 
Я светел оттого, 
Что ничего не знаю, — 
Только свет твоей любви.

И я пою: 
— О, ангел мой, не плачь! 
Смотри, как ночь 
Танцует за стеклом 
Твоей Любви…

1976 год. 

 

Дитя рассвета
Дитя рассвета, 
Не знавшее света дня, 
Смотри, это ветер — 
Он чем-то похож на меня.

Ветер проходит мимо, 
Коснувшись дыханьем век, 
Оставив тебе любимых, 
Оставив себе свой бег.

1975 год. 

 

Л.Ю.

Кто это моет стены рано утром, 
Устав читать стихи всю ночь подряд? 
Нам на двоих дана одна премудрость: 
Влюблёнными быть до наступленья дня.

1975 год.

 

Пески Петербурга

Ты — животное лучше любых других, 
Я — лишь дождь на твоём пути. 
Золотые драконы в лесах твоих, 
От которых мне не уйти.

И отмеченный знаком твоих зрачков 
Не сумеет замкнуть свой круг, 
Но пески Петербурга заносят нас 
И следы наших древних рук.

Ты могла бы быть луком — но кто стрелок, 
Если каждый не лучше всех? 
Здесь забыто искусство спускать курок 
И ложиться лицом на снег.

И порою твой взгляд нестерпим для глаз, 
А порою он — как зола… 
И пески Петербурга заносят нас 
Всех по эту сторону стекла.

Ты спросила: Кто? — я ответил: Я, — 
Не сочтя ещё это за честь. 
Ты спросила: Куда? — я сказал: С тобой, 
Если там ещё что-нибудь есть. 
Ты спросила: А если? — и я промолчал, 
Уповая на чей-нибудь дом. 
Ты сказала: Я лгу — я сказал: Пускай. 
Тем приятнее будет вдвоём.

И когда был разорван занавес дня, 
Наши кони пустились в пляс 
По заре, по воде и среди огня 
Окончательно бросив нас.

Потому что твой взгляд — как мои слова — 
Не надёжнее, чем вода. 
И спросили меня: Ну а жив ли ты? — 
Я сказал: Если с ней, то да. 

 

Король подсознанья
Ты — Король подсознанья, ты видишь то, чего нет. 
Но ты веришь лишь в то, что есть; всё прочее — бред. 
Но я склонен считать, что то, чего нет, — это весть. 
Ты не веришь в себя и даришь всем прочим свет. 

 

 

Моей звезде
Моей звезде не суждено 
Тепла, как нам, простым и смертным. 
Нам — сытый дом под лампой светлой, 
А ей — лишь горькое вино.

А ей — лишь горькая беда, 
Сгорать, где все бегут пожара. 
Один лишь мальчик скажет: Жалко! 
Смотрите, падает звезда.

Моей звезде не суждено 
Устать или искать покоя; 
Она не знает, что такое покой, 
Но это всё равно.

Ей будет сниться по ночам 
Тот дом, что обойдён бедою, 
А наяву — служить звездою. 
И горький дым, и горький чай…

1977 год. 

 

Почему не падает небо
Он слышал её имя, он ждал повторенья. 
Он бросил в огонь всё, чего было не жаль. 
Он смотрел на следы её, жаждал воды её, 
Шёл далеко в свете звезды её; 
В пальцах его снег превращался в сталь.

И он встал у реки, чтобы напиться молчанья, 
Смыть с себя всё и снова остаться живым. 
Чтобы голос найти её, в сумрак войти её, 
Странником стать в долгом пути её; 
В пальцах его вода превращалась в дым.

И когда его день кончился молча и странно 
И кони его впервые остались легки — 
То пламя свечей её, кольца ключей её, 
Нежный, как ночь, мрамор плечей её, 
Молча легли в камень его руки.

1978 год.