Тексты песен Бориса Гребенщикова (21)

Тексты песен Бориса Гребенщикова

ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \ ФИЛОСОФ \ ПСИХОЛОГ \ ИСТОРИК \ СОЦИОЛОГ \
РОБЕРТ ГРЕЙВС \ НИЦШЕ \ ПУШКИН \ ЛОСЕВ \ СОЛОВЬЕВ \ ШЕКСПИР \ ГЕТЕ \
МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\ СОЦИОЛОГИЯ \
ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ \ 

Talk with me
Talk with me. 
Don't stare me down 
The pages of your rosary, 
Illustrious and fair. 
Talk with me. 
The windy beach, the night is near. 
Deliver me 
From brimstone and shadow.

I can talk with you, 
I can walk with you, 
All throughout your life. 
Stay with you, smile on you, 
Light in your fire. 
Laugh with you, starve with you — 
Man and a wife, 
Stay with you. Say to you — 
Aksios.

Once in a while. Never again. 
Laws of multiplicity applied to me, 
In black and white. 
Why should I care? 
Just talk with me. Talk with me. 
Pages of your rosary. 
One by one. 
Deliver me from brimstone and shadow.

I can talk with you, 
I can walk with you, 
All throughout your life; 
Stay with you, smile on you, 
Light in your fire. 
Laugh with you and starve with you, 
Man and a wife, 
Stay with you. Say to you — 
Aksios.

Aksois, zaharios — all throughout your life. 
Aksios, zaharious — Light in your fire. 
Aksios, zaharios — man and a wife. 
Stay with me. 
Stay with me. 
Aksios. Aksios. Aksios.

 

Я не хотел бы быть тобой в тот день
Ты неизбежна, словно риф в реке. 
Ты повергаешь всех во прах. 
Вожжа небес в твоей руке, 
Власть пустоты в губах. 
И, раз увидевший тебя, уж не поднимется с колен, 
Ты утонченна, словно Пруст, и грациозна, как олень. 
Но будет день, — и ты забудешь, что значит «трах», 
Я не хотел бы быть тобой в тот день.

Люблю смотреть, как ты вершишь свой суд 
Верхом на цинковом ведре. 
Твои враги бегут, 
Ты Бонапарт в своём дворе. 
Возможно, ты их просветишь, укажешь им — где ночь, где день, 
Возможно, ты их пощадишь, когда казнить их будет лень. 
Но будет день — и нищий с паперти протянет тебе пятак, 
Я не хотел бы быть тобой в тот день.

Слепые снайперы поют твой гимн, 
Пока ты спишь под их стволом. 
Нечеловечески проста 
Твоя звезда Шалом. 
Твои орлы всегда зорки, пока едят с твоей руки. 
Твои колодцы глубоки, 
Карманы широки. 
Но будет день — и дети спросят тебя: 
«Что значит слово «дом»? 
Я не хотел бы быть тобой в тот день. 

 

Юрьев день
Я стоял и смотрел, как ветер рвёт 
Венки с твоей головы. 
А один из нас сделал рыцарский жест — 
Пой песню, пой… 
Теперь он стал золотом в списках святых, 
Он твой новый последний герой. 
Говорили, что следующим должен быть я — 
Прости меня, это будет кто-то другой.

Незнакомка с Татьяной торгуют собой 
В тени твоего креста, 
Благодаря за право на труд. 
А ты пой песню, пой… 
Твой певец исчез в глубине твоих руд, 
Резная клетка пуста. 
Говорили, что я в претендентах на трон — 
Прости меня, там будет кто-то другой.

В небесах из картона летят огни, 
Унося наших девушек прочь. 
Анубис манит тебя левой рукой, 
А ты пой, не умолкай… 
Обожженный матрос с берегов Ориона 
Принят сыном полка. 
Ты считала, что это был я 
Той ночью — 
Прости меня, но это был кто-то другой.

Но когда семь звёзд над твоей головой 
Встанут багряным серпом, 
И пьяный охотник спустит собак 
На просторы твоей пустоты, 
Я вспомню всех, кто красивей тебя, 
Умнее тебя, лучше тебя… 
Но кто из них шёл по битым стеклам 
Так же грациозно, как ты?

Скоро Юрьев день, и всё больше свечей 
У заброшенных царских врат. 
Но жги их, не жги, они не спасут — 
Лучше пой песню, пой. 
Вчера пионеры из монастыря 
Принесли мне повестку в суд, 
И сказали, что я буду в списке судей — 
Прости меня, там будет кто-то другой.

От угнанных в рабство я узнал про твой свет. 
От синеглазых волков — про все твои чудеса. 
В белом кружеве, на зеленой траве, 
Заблудилась моя душа. 
Заблудились мои глаза. 
С берегов Ботичелли белым снегом в огонь, 
С лебединых кораблей ласточкой — в тень. 
Скоро Юрьев день, 
И мы отправимся вверх — 
Вверх по теченью.

 

8200
Восемь тысяч двести верст пустоты — 
А всё равно нам с тобой негде ночевать. 
Был бы я весел, если бы не ты — 
Если бы не ты, моя родина-мать…

Был бы я весел, да что теперь в том. 
Просто здесь красный, где у всех — голубой. 
Серебром по ветру, по сердцу серпом — 
И Сирином моя душа взлетит над тобой.

 

Русская нирвана
На чём ты медитируешь, подруга светлых дней? 
Какую мантру дашь душе, измученной моей? 
Горят кресты горячие на куполах церквей — 
И с ними мы в согласии, внедряя в жизнь У Вэй.

Сай Рам, отец наш батюшка, Кармапа — свет души. 
Ой, ламы линии Кагью — до чего ж вы хороши! 
Я сяду в лотос поутру посереди Кремля 
И вздрогнет просветленная сырая мать-земля.

На что мне жемчуг с золотом, на что мне art nouveau. 
Мне кроме просветления не нужно ничего. 
Мандала с махамудрою мне светят свысока — 
Ой, Волга, Волга-матушка, буддийская река!

 

Пой, пой, лира
Пой, пой, лира. 
Пой о том, как полмира 
Мне она подарила, а потом прогнала. 
Пой, пой, лира, 
О том, как на улице Мира 
В меня попала мортира , а потом умерла.

Пой, пой, лира, 
О глупостях древнего мира, 
О бешеном члене сатира и тщете его ремесла. 
Пой, пой, лира, 
О возгласах «майна» и «вира», 
О парусных волнах эфира и скрипе сухого весла.

Говорят, трижды три — двенадцать. 
Я не верю про это, но все ж 
Я с мечтой не хочу расставаться. 
Пусть моя экзистенция — ложь. 
Там вдали — ипподром Нагасаки, 
Где бессмысленно блеет коза. 
Всё на свете — загадка и враки, 
А над нами бушует гроза.

Пой, пой, лира, 
О тайнах тройного кефира, 
О бездуховности клира и первой любови козла; 
Пой, пой, лира, 
О том, как с вершины Памира 
Она принесла мне кумира, 
А меня унесла.

Пой, пой, пой… 
Пой — и подохни, лира!

 

Московская Октябрьская
Вперёд, вперёд, плешивые стада. 
Дети полка и внуки саркофага, 
Сплотимся гордо вкруг родного флага, 
И пусть кипит утёкшая вода.

Застыл чугун над буйной головой, 
Упал в бурьян корабль без капитана… 
Ну, что ж ты спишь — проснись, проснись, охрана! 
А то мне в душу влезет половой.

Сошёл на нет всегда бухой отряд, 
И, как на грех, разведка перемёрла. 
Покрылись мхом штыки, болты и сверла — 
А в небе бабы голые летят.

На их грудях блестит французский крем. 
Они снуют с бесстыдством крокодила… 
Гори, гори, мое паникадило, 
А то они склюют меня совсем.

 

Кострома, mon amour
Мне не нужно победы, не нужно венца. 
Мне не нужно губ ведьмы, чтоб дойти до конца. 
Мне б весеннюю сладость да жизнь без вранья. 
Ох, Самара, сестра моя…

Как по райскому саду ходят злые стада. 
Ох, измена-засада, да святая вода… 
Наотмашь по сердцу, светлым лебедем в кровь, 
А на горке — Владимир, 
А под горкой Покров…

Бьётся солнце о тучи над моей головой. 
Я, наверно, везучий, раз до сих пор живой. 
А над рекой кричит птица, ждёт милого дружка — 
А здесь белые стены да седая тоска.

Что ж я пьян, как архангел с картонной трубой. 
Как на чёрном — так чистый, как на белом — рябой. 
А вверху летит летчик, беспристрастен и хмур… 
Ох, Самара, сестра моя. 
Кострома, мон амур…

Я бы жил себе трезво, я бы жил не спеша, — 
Только хочет на волю живая душа. 
Сарынью на кичку — разогнать эту смурь… 
Ох, Самара, сестра моя. 
Кострома, мон амур.

Мне не нужно награды, не нужно венца, 
Только стыдно всем стадом прямо в царство Отца. 
Мне б резную калитку, кружевной абажур… 
Ох, Самара, сестра моя; 
Кострома, мон амур…

 

Звёздочка
Вот упала с неба звездочка, разбилась на поровну. 
Половинкой быть холодно, да вместе не след. 
Поначалу был ястребом, а потом стал вороном. 
Сел на крыльцо светлое, да в доме никого нет.

Один улетел по ветру, другой уплыл по воду, 
А третий пьёт горькую, да всё поёт об одном: 
Весело лететь ласточке над золотым проводом, 
Восемь тысяч вольт под каждым крылом…

Одному дала с чистых глаз, другому из шалости, 
А сама ждала третьего — да уж сколько лет… 
Ведь если нужно мужика в дом — так вот он, пожалуйста. 
Но ведь я тебя знаю — ты хочешь, чего здесь нет.

Так ты не плачь, моя милая. 
Ты не плачь, красавица. 
Нам с тобой ждать нечего, нам вышел указ. 
Ведь мы ж из серебра-золота, что с нами станется, 
Ну а вы, кто остались здесь — молитесь за нас.

 

Из сияющей пустоты
В железном дворце греха живёт наш ласковый враг: 
На нём копыта и хвост, и золотом вышит жилет. 
А где-то в него влюблена дева пятнадцати лет, 
Потому что с соседями скучно, а с ним — может быть, нет.

Ударим в малиновый звон, спасём всех дев от него, подлеца. 
Посадим их всех под замок, и к дверям приложим печать. 
Но девы морально сильны и страсть как не любят скучать, 
И сами построят дворец, и найдут как вызвать жильца.

По морю плывёт пароход, из трубы берёзовый дым. 
На мостике сам капитан, весь в белом, с медной трубой. 
А снизу плывет морской змей и тащит его за собой. 
Но, если про это не знать, можно долго быть молодым.

Если бы я был один, я бы всю жизнь искал, где ты. 
Если бы нас было сто, мы бы пели за круглым столом. 
А так неизвестный нам, но похожий 
На ястреба с ясным крылом, 
Глядит на себя и на нас из сияющей пустоты.

Так оставим мирские дела и все уедем в Тибет, 
Ходить из Непала в Сикким загадочной горной тропой. 
А наш капитан приплывет к деве пятнадцати лет, 
Они нарожают детей и станут сами собой.

Если бы я был один, я бы всю жизнь искал, где ты. 
Если бы нас было сто, мы бы пели за круглым столом. 
А так неизвестный нам, но похожий 
На ястреба с ясным крылом, 
Глядит на себя и на нас из сияющей пустоты.

 

Таможенный блюз
Я родился в таможне, 
Когда я выпал на пол. 
Мой отец был торговец, 
Другой отец — Интерпол; 
Третий отец — Дзержинский, 
Четвертый отец — кокаин. 
С тех пор, как они в Мавзолее, мама, 
Я остался совсем один.

У меня есть две фазы, мама, 
Я — чистый бухарский эмир. 
Когда я трезв, я — Муму и Герасим, мама. 
А так я — Война и Мир.

Я «удолбан» весь день, 
Уже лет двенадцать подряд. 
Не дышите, когда я вхожу, — 
Я — наркотический яд. 
Моё сердце из масти, 
Кровь — диэтиламид. 
Не надо смотреть на меня, 
Потому что иначе ты вымрешь, как вид.

У меня есть две фазы, мама, 
Я чистый бухарский эмир. 
Когда я трезв, я — Муму и Герасим, мама. 
А так я — Война и Мир.

На юге есть бешеный кактус, 
На севере — тундра с тайгой. 
И там, и сям есть шаманы, мама. 
Я тоже шаман, но другой, — 
Я не выхожу из астрала. 
А выйду — так пью вино. 
Есть много высоких материй, мама, 
Но я их свожу в одно.

У меня есть две фазы, мама, 
Моя родина — русский эфир. 
Когда я трезв, я — Муму и Герасим, мама, 
А так я — Война и Мир. 

 

Самый быстрый самолёт
Не успели все разлить, — а полжизни за кормою, 
И ни с лупой, ни с ружьём не найти её следы. 
Самый быстрый самолёт не успеет за тобою, 
А куда деваться мне — я люблю быть там, где ты.

Вроде глупо так стоять, да не к месту целоваться. 
Белым голубем взлететь — только на небе темно. 
Остается лишь одно — пить вино да любоваться. 
Если б не было тебя, я б ушел давным-давно.

Всё, что можно пожелать — всё давным-давно сбылося, 
Я ушёл бы в тёмный лес, да нельзя свернуть с тропы. 
Ох, я знаю, отчего мне сегодня не спалося — 
Видно где-то рядом ты, да глаза мои слепы.

Так что хватит запрягать, хватит гнаться за судьбою, 
Хватит попусту гонять в чистом море корабли. 
Самый быстрый самолёт не поспеет за тобою. 
Но, когда ты прилетишь, я махну тебе с земли.

 

Три сестры
Что ж ты смотришь совой? 
Дышишь, словно рухнул с дуба? 
Посмотри на себя: 
Хвост торчком, глаза востры. 
Это всё пустяки, в жизни всё легко и любо, 
Пока вдруг у тебя на пути 
Не возникнут три сестры.

У них кудри, как шёлк, 
А глаза, как чайны блюдца; 
У них семь тысяч лет без «пардонов», без «мерси». 
У них в сердце пожар. Они плачут и смеются;. 
Загляни им в зрачки — 
И скажи прощай-прости.

Три сестры, три сестры 
Чёрно-бело-рыжей масти. 
В том далёком краю, где не ходят поезда. 
Три сестры, три сестры 
Разорвут тебя на части: 
Сердце — вверх, ноги — вниз, 
Остальное — что куда.

А в саду — благодать, 
Пахнет мёдом и сиренью. 
Навсегда, навсегда, навсегда — 
Я шепчу: Приди, приди! 
Кто зажег в тебе свет — обернётся твоей тенью, 
И в ночной тишине вырвет сердце из груди.

Три сестры…