Тексты песен Бориса Гребенщикова (23)

Тексты песен Бориса Гребенщикова

ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \ ФИЛОСОФ \ ПСИХОЛОГ \ ИСТОРИК \ СОЦИОЛОГ \
РОБЕРТ ГРЕЙВС \ НИЦШЕ \ ПУШКИН \ ЛОСЕВ \ СОЛОВЬЕВ \ ШЕКСПИР \ ГЕТЕ \
МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\ СОЦИОЛОГИЯ \
ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ \ 

Мальчик золотое кольцо
Я — мальчик золотое кольцо, пришёл вернуть ваши яблоки в сад. 
Хей, я продал душу любви — теперь она вернулась назад. 
В русском языке недостаточно слов сказать о тебе и сказать обо мне, 
Хей, хей, хей, хей, хей, мы увидимся на той стороне.

Я читал в «Cosmopolitan», я читал в книге Зохар, 
Моя левая нога — Гиперборея, правую в народе называют Захар. 
Ни времени, ни перемен. Тонет в воде, горит в огне; 
Хей, хей, хей, хей, хей, увидимся на той стороне.

Будущее светит так ярко, зрачки должны быть в тени 
Тебя вознесут в кладовых Эрмитажа, меня — на Рю Сен-Дени 
Армагеддон дот ком — лицом в монитор, лицом к стене. 
Хей, хей, хей, хей, хей, увидимся на той стороне, 
Хей, хей, хей, хей, хей, увидимся на той стороне. 

 

Афанасий Никитин буги
…или хождение за три моря 2 
Беспечный русский бродяга

Мы съехали с Макдугал в середине зимы 
Моя подруга из Тольятти, я сам из Костромы 
Мы бы дожили до лета, а там секир-башка 
Но в кокаине было восемь к трём зубного порошка 
Пришлось нам ехать через люк 
При свете косяка 
Она решила ехать в Мекку. Я сказал — Пока

Не помню, как это случилось, чей ветер дул мне в рот 
Я шел по следу Кастанеды — попал в торговый флот 
Где все матросы носят юбки, у юнги нож во рту 
И тут мы встали под погрузку в Улан-Баторском порту 
Я сразу кинулся в дацан — хочу уйти в ритрит 
А мне навстречу Лагерфельд, 
Гляжу — а мы на Оксфорд-стрит

Со мной наш боцман Паша, вот, кто держит фасон 
На нем пиджак от Ямамото и штаны Ком Де Гарсон 
И тут вбегает эта женщина с картины Моне 
Кричит — у нас четыре третьих, быстро едем все ко мне 
У них нет денег на такси, пришлось продать пальто 
Клянусь, такого в Костроме ещё не видел никто

Вначале было весело, потом спустился сплин, 
Когда мы слизывали слизь у этих ящериц со спин 
В квартире не было прохода от языческих святынь 
Я перевёл все песни Цоя с урду на латынь 
Когда я допил всё, что было у них меж оконных рам 
Я сел на первый сабвэй в Тируванантапурам

И вот мы мчимся по пустыне поезд блеет и скрипит, 
И нас везёт по тусклым звёздам старый блюзмен-транвестит 
Кругом творится черте что — то дальше, то вблизи 
То ли пляски сталеваров, то ли женский бой в грязи 
Когда со мной случился двадцать пятый нерный срыв 
Я бросил ноги в Катманду через Большой Барьерный Риф

И вот я семь недель не брился, восемь суток ел грибы 
Я стал похож на человека героической судьбы 
Шаманы с докторами спорят, как я мог остаться жив 
Но я выучил суахили и сменил культурный миф 
Когда в село войдут пришельцы, я их брошу в тюрьму 
Нам русским за границей иностранцы ни к чему. 

 

500
Пятьсот песен — и нечего петь; 
Небо обращается в запёртую клеть. 
Те же старые слова в новом шрифте. 
Комический куплет для падающих в лифте. 
По улицам провинции метет суховей, 
Моя Родина, как свинья, жрёт своих сыновей; 
С неумолимостью сверхзвуковой дрели 
Руки в перчатках качают колыбель. 
Свечи запалены с обоих концов. 
Мёртвые хоронят своих мертвецов.

Хэй, кто-нибудь помнит, кто висит на кресте? 
Праведников колбасит, как братву на кислоте; 
Каждый раз, когда мне говорят, что мы — вместе, 
Я помню — больше всего денег приносит «груз 200». 
У жёлтой подводной лодки мумии в рубке. 
Колесо смеха обнаруживает свойства мясорубки. 
Патриотизм значит просто «убей иноверца». 
Эта трещина проходит через моё сердце 
В мутной воде не видно концов. 
Мертвые хоронят своих мертвецов.

Чувствую себя, как негатив на свету; 
Сухая ярость в сердце, вкус железа во рту, 
Наше счастье изготовлено в Гонконге и Польше, 
Ни одно имя не подходит нам больше; 
В каждом юном бутоне часовой механизм, 
Мы движемся вниз по лестнице, ведущей вниз, 
Связанная птица не может быть певчей, 
Падающим в лифте с каждой секундой становится всё легче. 
Собаки захлебнулись от воя 
Нас учили не жить, нас учили умирать стоя 
Знаешь, в эту игру могут играть двое 

 

Брод
Там, где я родился, основной цвет был серый; 
Солнце было не отличить от Луны. 
Куда бы я ни шёл, я всегда шёл на север — 
Потому что там нет и не было придумано другой стороны.

Первая звезда мне сказала: Ты первый. 
Ветер научил меня ходить одному. 
Поэтому я до сих пор немножечко нервный — 
Когда мне говорят: Смотри — счастье, 
Я смотрю туда и вижу тюрьму.

Время перейти эту реку вброд, 
Самое время перейти эту реку вброд, 
Пока ты на этой стороне, ты сам знаешь, что тебя ждёт, 
Вставай. 
Переходим эту реку вброд.

Там, где я родился, каждый знал Колю. 
Коля был нам лучший товарищ и друг. 
Коля научил пить вино, вино заменило мне волю, 
А яшмовый стебель заменил 
Компас и спасательный круг

Но в воскресенье утром нам опять идти в стаю, 
И нас благословят размножаться во мгле; 
Нежность воды надёжней всего, что я знаю, 
Но инженеры моего тела велели мне ходить по земле.

Время перейти эту реку вброд, 
Самое время перейти эту реку вброд. 
Если хочешь сказать мне слово, попытайся использовать рот, 
Вставай. 
Переходим эту реку вброд. 

 

Нога судьбы
Быколай Оптоед совсем не знал молодёжь. 
Быколай Оптоед был в бегах за грабёж. 
Но он побрил лицо лифтом, 
Он вышел в январь; 
Он сосал бирюзу и ел кусками янтарь; 
Океан пел как лошадь, глядящая в зубы коню. 
Он сжёг офис Лукойл вместе с бензоколонкой — 
Без причин, просто так. 
Из уваженья к огню.

Екатерина-с-Песков у нас считалась звезда, 
Пока заезжий мордвин не перегрыз провода… 
Ей было даже смешно, что он не был влюблён; 
Она ела на завтрак таких, как он; 
Генеральские дочки знать не знают, что значит «нельзя»; 
А что до всех остальных, то она говорила — 
На хрена нам враги, 
Когда у нас есть такие друзья?

Acid jazz — это праздник, рок-н-ролл — это жмур. 
И ди-джэй сжал в зубах холодеющий шнур. 
Официанты, упав, закричали: «Банзай!»; 
Она шептала: «Мой милый!», 
Он шептал: «Отползай!». 
Было ясно как день, что им не уйти далеко. 
Восемь суток на тракторе по снежной степи… 
Красота никогда не давалась легко.

Под Тобольском есть плёс, где гнездится минтай, 
И там подземные тропы на Цейлон и в Китай — 
Где летучие рыбы сами прыгают в рот, 
Ну, другими словами, фэн-шуй да не тот, 
У нее женский бизнес; 
Он танцует и курит грибы. 
Старики говорят про них: Ом Мани Пэмэ Хум, 
Что в переводе часто значит — 
Нога судьбы. 

 

Мария
Эй, Мария, что у тебя в голове 
Эй, Мария, что у тебя в голове 
Ты говорила мне, но я не знал этих слов 
Ты снилась мне, я не смотрел этих снов 
Тебе нужна была рука, я дал тебе две.

Один знакомый спел что ты попала в беду 
Один знакомый спел что ты попала в беду 
Но знаешь, прости его, его бессмысленный труд 
Те, кто обижает тебя не слишком долго живут 
Он был просто не в курсе, он ничего не имел ввиду.

На палубе танцы, в трюме дыра пять на пять 
Капитан где-то здесь, никто не знает как его опознать 
Оркестр из переодетых врачей играет траурный вальс Шопена на семь четвертей 
И там бросают за борт всех, кто не хотел танцевать.

А твои губы, Мария, они, этот ветер который сорок лет учил меня петь 
Из всего, что я видел на этой земле самое важное было дать тебе крылья и смотреть, как ты будешь лететь.

Твои подруги не знаю о чём идёт речь 
Им невдомёк что в корабле изначальная течь 
Они хихикают в ладоши за крестильным столом 
У них синдром Моны Лизы и перманентный облом 
Но ты всё отдала сама и нечего больше беречь.

Так что, Мария, я знаю что у тебя в голове 
Моё сердце в твоих руках, как ветер на подлунной траве 
А луна источает свой целительный мёд, то, что пугало тебя уже тает как лёд 
Тебе нужна была рука, я дал тебе две. 

 

Из Калинина в Тверь
Я вошёл сюда с помощью двери 
Я пришёл сюда с помощью ног 
Я пришёл, чтоб опять восхититься 
Совершенством железных дорог 
Даже странно подумать, что раньше 
Каждый шёл, как хотел — а теперь 
Паровоз, как мессия, несёт нас вперёд 
По пути из Калинина в Тверь

Проводница проста, как Джоконда 
И питьё у ней слаще, чем мёд 
И она отвечает за качество шпал 
И что никто никогда не умрёт 
Между нами — я знал её раньше, 
Рядом с ней отдыхал дикий зверь 
А теперь она стелет нежнее, чем пух 
По пути из Калинина в Тверь

Машинист зарубает Вивальди 
И музыка летит меж дерев 
В синем с золотом тендере вместо угля — 
Души тургеневских дев 
В стопудовом чугунном окладе 
Богоизбранный (хочешь — проверь) 
Этот поезд летит, как апостольский чин 
По пути из Калинина в Тверь

Не смотри, что моя речь невнятна 
И я неаутентично одет — 
Я пришёл, чтобы сделать приятно 
И еще соблюсти свой обет 
Если всё хорошо, так и Бог с ним 
Но я один знаю, как открыть дверь 
Если ты спросишь себя — на хрена мы летим 
По пути из Калинина в Тверь 

 

Фикус религиозный
Ой ты, фикус мой, фикус; фикус религиозный! 
Что стоишь одиноко возле края земли? 
Иноверцы-злодеи тебя шашкой рубили, 
Затупили все шашки и домой побрели.

Ясно Солнце с Луною над тобой не заходят, 
Вкруг корней твоих реки золотые текут; 
А на веточке верхней две волшебные птицы, 
Не смыкая очей, все тебя стерегут.

Одну звать Евдундоксия, а другую — Снандулия; 
У них перья днём — жемчуг, а в ночи — бирюза; 
У них сердце — как камень, а слеза — как железо, 
И, любимые мною, с переливом глаза.

Я читал в одной книге, что, когда станет плохо, 
И над миром взойдут ледоруб да пила — 
Они снимутся с ветки, они взовьются в небо 
И возьмут нас с тобою под тугие крыла. 

 

Пока несут cакэ
В саду камней вновь распускаются розы. 
Ветер любви пахнет, как горький миндаль. 
При взгляде на нас у древних богов выступают слёзы. 
Я никак не пойму, как мне развязать твое кимоно — а жаль.

Вот самурай, а вот гейша. А вот их сёгун 
Рубит их на сотню частей. 
Белый цвет Минамото и красный цвет Тайра — 
Не больше, чем краски для наших кистей.

Пока несут сакэ, пока несут сакэ 
Мы будем пить то, что есть — 
Ползи, улитка, по склону Фудзи 
Вверх до самых высот — 
А нам еще по семьсот, 
И так, чтобы в каждой руке — 
Пока несут сакэ.

Третьи сутки играет гагаку. 
Мое направленье запретно. 
Накоси мне травы для кайсяку — 
Мы уже победили (просто это ещё не так заметно).

И можно жить с галлюциногенным кальмаром. 
Можно быть в особой связи с овцой — 
Но как только я засыпаю в восточных покоях, 
Мне снится Басё с плакатом «Хочу быть, как Цой!»

Пока несут сакэ… 

 

Стоп машина
Стоп машина, мой свет — в этом омуте нечего слышать 
Стирай свой файл, выкинь винчестер в кусты. 
Я хочу познакомить тебя с теми, кто всё ещё дышит; 
Я до сих пор не видел на этой земле кого-либо прекрасней, чем ты.

Изумлённых здесь нет. Здесь все, кто рождён, уже в курсе. 
И Никола-С-Ларьком невесело курит во мгле: 
Все святые места давно разворованы, в них теперь пусто — 
Но, знаешь, даже сам Нестор Махно бледнеет, когда ты в седле.

И чем больше мы выпьем за первый присест, тем останется меньше. 
Чем ближе каменный гость, тем дешевле бриллианты в колье — 
Но если я тот, про кого был написан мой паспорт, 
Скажи, зачем я танцую на самом краю в этом вышитом нижнем белье?

Эпоха первородного греха имела свои моменты, 
Но похоже Атлантида и Му уже пляшут на наших костях. 
Улыбка под этой юбкой заставляет дрожать континенты — 
Так на что нам сдались эти зомби в правительственных новостях?

И чем больше мы выпьем за первый присест, тем останется меньше. 
Чем ближе каменный гость, тем дешевле бриллианты в колье — 
Но если мы те, про кого был написан наш паспорт, 
Скажи — зачем? Зачем? Зачем? Зачем? 
Skip it. Skip it. Delete. Delete. Delete.

И чем больше мы выпьем за первый присест, тем останется меньше. 
Чем ближе каменный гость, тем дешевле бриллианты в колье — 
Но если мы те, про кого был написан наш паспорт, 
Скажи, зачем мы танцуем на самом краю в этом вышитом нижнем белье? 
Skip it up. 

 

Под мостом, как Чкалов
Эй, на том берегу, 
Здесь тепло, а у вас всё в снегу — 
Я могу сказать вам тайное слово, но 
Как до вас докричаться? 
От стены до стены 
Вы все молитесь богу войны, 
А над всем купол злой тишины; 
Ох, легко доиграться. 
Два крыла по плечам 
Мешают мне спать по ночам, 
А учить летать — инструкторов тьма, 
Лишь ленивый не учит; 
Им легко с высоты, 
А мы здесь — как я, так и ты, 
А над всем — вилок, рогаток, ножей 
Нас спасает лишь случай. 
Но когда — от винта 
И кругом пустота, 
От зубов до хвоста — 
И в пропасть на скалы; 
И не встать, и не сесть — 
Ты скажи всё, как есть, 
И — привет, Ваша честь, 
Прямо в рай, под мостом, как Чкалов. 
Ой, легко на земле; 
Что в Тибете, что в Царском селе 
Все, похоже, хотят одного, 
Да не могут добиться — 
И чертят себе круг, 
И стреляют в друзей и подруг, 
А внутри бьёт живая вода — 
Ну, кто ж мешает напиться? 
И когда от винта, 
И кругом пустота, 
Не лечи, не кричи, 
Что дали так мало — 
Двум смертям не бывать, 
Так чего здесь скрывать, 
Продолби в сердце лёд — 
И вперёд — под мостом, как Чкалов.

1996 год. 

 

Шумелка
Я, я, я ушёл в тонкий мир с головой 
Мне снилось, что я умер, и мне снится, что я живой 
Пошёл в магазин, купил себе брошюру 
Даже у моей козы есть гуру 
Я, я, я ушёл в тонкий мир с головой

Вышел на улицу — с аурами что-то не то 
Я вышел на улицу — с аурами что-то не то 
Я сижу в лотосе, но этого мало 
Где, где, где, где моя Шамбала 
Как мне жить, если с аурами что-то не то

Рам Лам Ям Мам Бам 
Поцелуй меня в чакру 

 

Два поезда
Влюблённые в белом купе

Влюблённые в белом купе. 
Постель холодна, как лёд. 
Влюблённые в белом купе. 
Постель холодна, как лёд. 
Два поезда на перегоне, — 
Один из них не дойдёт

Если ты — рододендрон, — 
Твоё место в окне. 
Если ты — истинный якорь, — 
Давай, брат, лежи на дне. 
А если ты хочешь войти, 
Придётся выйти вовне.

Так не пой, Инезилья, при мне 
Ни про осень, ни про весну. 
Не пой про то, как летят. 
Не пой про то, как идут ко дну. 
Лучше вообще не пой, 
А то я усну.

Влюблённые в белом купе. 
Вагоны летят вперёд. 
Влюблённые в белом купе. 
Рельсы хрустят, как лёд. 
Сегодня все поезда в пути, 
Ни один из них не дойдёт. 

 

День радости
Нам выпала великая честь 
Жить в перемену времён. 
Мы въехали в тоннель, 
А в конце стоит крест. 
А в топке паровоза ждёт дед Семен; 
Он выползет и всех нас съест. 
Так отпустите поезда, 
Дайте машинисту стакан; 
Отпустите поезда — 
Они ни к чему в эти дни. 
Только тёмная вода, 
На много сотен лет — тёмная вода. 
И теперь я люблю тебя, 
Потому что мы остались одни;

Когда то, что мы сделали, 
Выйдет без печали из наших рук; 
Когда семь разойдутся, 
Чтобы не смотреть, кто войдет в круг; 
Когда белый конь 
Встретит своих подруг, 
Это день радости.

Когда звезда-можжевельник 
Ляжет перед нами в огне, 
Когда в камнях будет сказано 
То, что было сказано мне; 
Когда над чистой водой 
Будет место звериной Луне, 
Это день радости.

Когда то, что мы сделали, 
Выйдет без печали из наших рук, 
Когда семь разойдутся, 
Потому что не от кого прятаться в круг; 
Когда белый конь 
Узнает своих подруг, 
Это день радости. 
И теперь, когда нечего ждать, 
Кроме волчьей зари; 
Стеклянная стена, 
И пламя бесконечной зимы — 
Это ж, Господи, зрячему видно, 
А для нас повтори: 
Бог есть Свет, и в нем нет никакой тьмы.