Тексты песен Бориса Гребенщикова (3)

Тексты песен Бориса Гребенщикова

ПОЭТ \ ПИСАТЕЛЬ \ ФИЛОСОФ \ ПСИХОЛОГ \ ИСТОРИК \ СОЦИОЛОГ \
РОБЕРТ ГРЕЙВС \ НИЦШЕ \ ПУШКИН \ ЛОСЕВ \ СОЛОВЬЕВ \ ШЕКСПИР \ ГЕТЕ \
МИФОЛОГИЯ \ФИЛОСОФИЯ\ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА\ ПСИХОЛОГИЯ\ СОЦИОЛОГИЯ \
ГОМЕР ИЛИАДА \ ГОМЕР ОДИССЕЯ \ 

Укравший дождь
Я думаю, ты не считал себя богом, 
Ты просто хотел наверх, 
Резонно решив, что там теплей, чем внизу. 
И мне любопытно, как ты себя 
Чувствуешь там теперь, 
Теперь, когда все бревна в твоём глазу.

Ты смеялся в лицо, ты стрелял со спины, 
Ты бросал мне песок в глаза. 
Ты создал себе карму на десять жизней вперед. 
Ты думал, что если двое молчат, 
То и третий должен быть «за», 
Забыв уточнить, чем ты зашил ему рот.

Теперь нам пора прощаться, 
Но я не подам руки, 
Мне жаль тебя, но пальцы твои в грязи. 
И мне наплевать, как ты будешь жить 
У убитой тобой реки, 
И что ты чувствуешь в этой связи.

Ты жил, продавая девственницам 
Свой портрет по рублю полчаса, 
Тот, что я написал с тебя позавчера. 
Ты кричал о ветрах, но горе тому, 
Кто подставил тебе паруса, 
Ведь по стойке «смирно» застыли твои флюгера.

И ты - флейтист, но это не флейта неба, 
Это даже не флейта земли… 
Слава Богу, ты не успел причинить вреда. 
Ведь я говорил, что они упадут, 
И они тебя погребли: 
Небес без дождя не бывало еще никогда.

Не жди от меня прощенья, 
Не жди от меня суда: 
Ты сам — свой суд, ты сам построил тюрьму. 
Но ежели некий ангел 
Случайно войдёт сюда, 
Я хотел бы знать, что ты ответишь ему.

1978 год. 

 

Блюз простого человека
Вчера я шёл домой; кругом была весна. 
Его я встретил на углу и в нём не понял ни хрена. 
Спросил он: Быть или не быть? 
И я сказал: Иди ты на…!

Мы все бежим в лабаз, продрав глаза едва. 
Кому-то мил портвейн, кому милей трава. 
Ты пьёшь свой маленький «двойной» 
И говоришь слова.

Пусть кто-то рубит лес — я соберу дрова. 
Пусть мне дают один — я заберу все два, 
Возьму вершки и корешки — 
Бери себе слова.

Ты воешь, словно волк, ты стонешь, как сова, 
Ты рыщешь, словно рысь, ты хочешь знать свои права. 
Слова, слова и вновь слова… — 
Одним важны слова, другим важнее голова.

1978 год. 

 

Десять прекрасных дам
Всё кончилось так: он долго смотрел в окно, 
Потом подошёл к стене и надел пальто, 
И вышел туда, где снег и ночь, 
И сел в трамвай уехать прочь — 
Туда, где есть десять прекрасных дам.

Хозяйка, зевнув, ему подала ладонь, 
Сказала: Ещё когда-нибудь зайдите на наш огонь. 
А гости сидели за столом, 
И чинно сосали чай с дерьмом, 
И пили за здоровье прекрасных дам.

И он вышел прочь: куда — он не знал и сам, 
Набрав семь цифр, он мёрз, подпевая гудкам, 
Но трубок никто не поднимал… 
Он был один, и мир был мал, 
Но всё же скрыл десять прекрасных дам.

А дома его ждал застоявшийся дым 
И десять листов, верных его стихам. 
И верь иль не верь, но десять прекрасных дам 
Ждали звонка в свою дверь — его звонка, — 
Десять прекрасных дам.

Я кончил писать и тоже встал у окна, 
Туда, где видна стена и ещё раз стена. 
И долго стоял, и синий дым, 
Ел мне глаза, но я был с ним, 
И пил до дна здоровье десяти прекрасных, 
Десяти прекрасных дам. 

 

Рыба
Какая рыба в океане плавает быстрее всех? 
Какая рыба в океане плавает быстрее всех? 
Я хочу знать, я хочу знать, я всегда хотел знать, 
Какая рыба в океане плавает быстрее всех.

Я долго был занят чужими делами, 
Я пел за ненакрытым столом. 
Но кто сказал вам, что я пел с вами, 
Что мы пели одно об одном?

Вы видели шаги по ступеням, но 
Кто сказал вам, что я шёл наверх? 
Я просто ставил опыты о том, какая 
Рыба быстрее всех.

Я не хочу говорить вам нет — 
Но поймёте ли вы моё да? 
Двери открыты, ограда — тю-тю, 
Но войдете ли вы сюда?

Я спросил у соседа: Почему ты так глуп? — 
Он принял мои слёзы за смех. 
Он ни разу не раздумывал о том, какая 
Рыба быстрее всех.

Вавилон — город как город, 
Печалиться об этом не след. 
Если ты идешь, то мы идём в одну сторону — 
Другой стороны просто нет.

Ты выбежал на угол купить вина, 
Ты вернулся, но вместо дома — стена. 
Зайди ко мне, и мы подумаем вместе 
О рыбе, что быстрее всех.

Какая рыба в океане плавает быстрее всех? 
Какая рыба в океане плавает быстрее всех? 
Я хочу знать, я хочу знать, я всегда хотел знать, 
Какая рыба в океане плавает быстрее всех. 

 

Граф Гарсия
Таинства брака

Граф Гарсия, известный хулиган, 
Подверг насилью королеву Анну. 
Граф Гарсия, могучий пироман, 
Не раз был глупым дворником обманут.

Судьба его нелепа и грустна: 
Ведь мозг спинной он потерял в тумане — 
Осталась лишь материя одна. 
Несчастный граф, топи себя в сметане!

Борис Гребенщиков, Анатолий Гуницкий (Джордж), 1981 год. 

 

Железнодорожная вода
Дай мне напиться железнодорожной воды. 
Дай мне напиться железнодорожной воды. 
Мне нравится лето тем, что летом тепло. 
Зима мне мила тем, что замёрзло стекло, 
Меня не видно в окно, и снег замёл следы.

Когда я был младше, я ставил весь мир по местам. 
Когда я был младше, я ставил весь мир по местам. 
Теперь я пью свой wine, я ем свой cheese, 
Я качусь по наклонной — не знаю, вверх или вниз. 
Я стою на холме — не знаю, здесь или там.

Мы были знакомы, я слышал, что это факт. 
Мы были знакомы, я слышал, что это факт. 
Но сегодня твой мозг жужжит, как фреза. 
Здесь слишком светло, и ты не видишь глаза, 
Но вот я пою, попадёшь ли ты в такт?

И есть те, кто верит, и те, кто смотрит из лож. 
И даже я порою уверен, что вижу, где ложь. 
Но, когда ты проснешься, скрой свой испуг: 
Это был не призрак, это был только звук, 
Это тронулся поезд, на который ты не попадёшь.

Так дай мне напиться железнодорожной воды. 
Дай мне напиться железнодорожной воды. 
Я пишу эти песни в конце декабря, 
Голый, в снегу, при свете полной луны... 
Но если ты меня слышишь, наверное это не зря.

1981 год. 

 

Герои рок-н-ролла
Молодая шпана

Мне пора на покой. 
Я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране. 
Я уже не боюсь тех, кто уверен во мне…

Мы танцуем на столах в субботнюю ночь. 
Мы старики, и мы не можем помочь. 
Но мы никому не хотим мешать; 
Дайте счёт в сберкассе — мы умчимся прочь.

Я куплю себе Arp и drum-machine, 
И буду писАться совсем один, 
С двумя-тремя друзьями, мирно, до самых седин.

Если бы вы знали, как мне надоел скандал. 
Я готов уйти… Эй, кто здесь претендует на мой пьедестал?

Где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли? 
Где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли? 
Где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли? 
Её нет, нет, нет. 
Нет, нет, нет. 
Нет, нет, нет…

Мое место под солнцем жарко, как печь. 
Мне хочется спать, но некуда лечь. 
У меня не осталось уже ничего, 
Чего я мог или хотел бы сберечь.

И мы — на полном лету в этом странном пути, 
И нет дверей, куда мы могли бы войти. 
Забавно думать, что есть ещё люди, 
У которых всё впереди…

Жить быстро, умереть молодым — 
Это старый клич, но я хочу быть живым. 
Но кто, кто тянет меня за язык? 
И там, где был дом, остаётся дым.

Но другого пути, вероятно, нет: 
Вперед — это там, где красный свет. 
Где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли? 
Где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли? 
Где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли?

1980 год. 

 

Гость
Мне кажется, нам не уйти далеко. 
Похоже, что мы взаперти. 
У каждого есть свой город и дом, 
И мы пойманы в этой сети.

И там, где я пел, ты не больше, чем гость, 
Хотя я пел не для них. 
Но мы станем такими, какими они видят нас: 
Ты вернёшься домой, и я — домой, и все — при своих.

Но, в самом деле — зачем мы нам? 
Нам и так не хватает дня, 
Чтобы успеть по всем рукам, 
Что хотят и тебя и меня;

И только когда я буду петь, 
Где чужие взгляды и дым, 
Я знаю, кто встанет передо мной, и заставит меня, 
И прикажет мне ещё раз остаться живым.

1980 год. 

 

Электрический Пёс
Долгая память хуже, чем сифилис, 
Особенно в узком кругу. 
Такой вакханалии воспоминаний 
Не пожелать и врагу.

И стареющий юноша в поисках кайфа 
Лелеет в зрачках своих вечный вопрос, 
И поливает вином и откуда-то сбоку 
С прицельным вниманием глядит Электрический Пёс

И мы несём свою вахту в прокуренной кухне 
В шляпах из перьев и трусах из свинца, 
И если кто-то издох от удушья, 
То отряд не заметил потери бойца.

И сплоченность рядов есть свидетельство дружбы 
Или страха сделать свой собственный шаг, 
И над кухней-замком возвышенно реет 
Похожий на плавки и пахнущий плесенью флаг.

И у каждого здесь есть излюбленный метод 
Приводить в движение сияющий прах: 
Гитаристы лелеют свои фотоснимки, 
А поэты торчат на чужих номерах.

Но сами давно звонят лишь друг другу, 
Обсуждая насколько прекрасен наш круг, 
А этот Пёс вгрызается в стены 
В вечном поиске новых и ласковых рук.

Но женщины — те, что могли быть как сестры, — 
Красят ядом рабочую плоскость ногтей 
И во всём, что движется, видят соперниц, 
Хотя уверяют, что видят блядей.

И от таких проявлений любви к своим ближним 
Мне становится страшно за рассудок и нрав. 
Но этот Пёс не чужд парадоксов; 
Он влюблён в этих женщин. И с его точки зренья он прав.

Потому что другие здесь не вдохновляют 
Ни на жизнь, ни на смерть, ни на несколько строк, 
И один с изумлением смотрит на Запад, 
А другой с восторгом глядит на Восток.

И каждый уже десять лет учит роли, 
О которых лет десять как стоит забыть. 
А этот Пёс смеется над нами — 
Он не занят вопросом: каким и зачем ему быть?

У этой песни нет конца и начала 
Но есть эпиграф — вот несколько фраз: 
Мы выросли в поле такого напряга, 
Где любое устройство сгорает на раз.

И логически мысля, сей Пёс невозможен, 
Но он жив, как не снилось и нам, мудрецам, 
И друзья меня спросят: О ком эта песня? — 
И отвечу загадочно: Ах, если б я знал это сам.

1980 год.