Уильям Батлер Йейтс (2)

Уильям Батлер Йейтс 
Стихи. (В переводах разных авторов)
Стихи. Переводы Бориса Ривкина 
ПЛАТЬЕ ДЛЯ ПЕСЕНКИ

Шил для песенки платье
Не из кружев и лент,
А из древних заплачек
И старинных легенд.
Будешь, песенка, – дама
В долгом платье до пят…
Но смотрю – дураками
Унесен твой наряд.
Не горюй, моя песня,
Что дурак с барышом,
Ведь куда как прелестней
Щеголять голышом.

КОГДА ТЫ СОСТАРИШЬСЯ

Когда-нибудь старушкою седой
Откроешь книгу, сядешь у огня, -
Мои стихи! – и вспомнишь про меня,
И вспыхнет взгляд твой, нежный и живой.
Ты прелестью своей в сердцах мужских
Рождала бури, свет и темноту.
Но кто заметил странницы мечту
И скорбный лик, открывшийся на миг?
В камине жар, как догоревший мост.
Ты вспомнишь, как Любовь ушла в слезах
И горевала высоко в горах,
Лицом зарывшись в мириады звезд.

Молитва на старость

Помилуй Бог чтоб взять и запеть:
Песне надобен лоск,
Над совершенством строчки скрипеть
Должен и костный мозг.
Будут носиться со стариком,
Почет ему воздавать…
Только не лучше ли дураком
Песни мне распевать?
Молю (не словесной моды крик,
Душу я отдаю!),
Пусть я непутевый буду старик,
Влюбленный в песню свою.

Поэт меЧтает о небесном шелке

Когда б раздобыл я шелку с небес,
Затканного лучом золотым,
Чтоб день, и тень, и заря с небес
Отливали в нем синим и золотым, -
Его разостлал бы, чтоб ты прошла.
Но все богатство мое в мечте;
Мечту расстилаю, чтоб ты прошла,
Любимая, бережно по моей мечте.

Когда ты клЯтвы не сдержала
Других, когда ты клятвы не сдержала,
Других я заводил себе подруг.
Но если злобное грозит мне жало,
Но если сон смыкает сладкий круг,
Но если пью проклятое вино, -
Твое лицо мне видится одно.

Политика

Ах, девушка эта вдали!
Могу ли опять и опять
Испанскую или русскую
Политику обсуждать?
Полсвета исколесил
Знаток иностранных дел,
В политике и другой,
Простите, собаку съел.
Долдонят они свое,
С угрозой войны в связи…
А мне бы юность мою
И девушку эту вблизи.

Поэт желает покоЯ своей возлюбленной

Смутные кони скачут, взметаются копны грив,
Бурей гремят копыта, мерцают белки их глаз.
Север их обнимает, звездным шатром накрыв,
Восток уступает радость, пока заря не зажглась.
Запад вздохнет, прослезится матовою росой,
А Юг уронит розы малинового огня.
Бессильны Сны и Надежды, Мечты и Желаний рой
Попавшие под копыта бешеного коня.
Прильни ко мне, любимая, чтоб милого сердца бой
Звучал над моим, сквозь путаницу мягких твоих волос.
В тихих сумерках тонет все, что в любви сбылось.
Пусть нас минуют Кони, скачущие с Бедой.

В Семи Лесах

Слабый гром голубиный гремел мне в Семи Лесах,
Мне гудели пчелы в ветках цветущих лип;
Я забыл свою горечь, забыл свой бесплодный крик,
Выжигающий сердце, забыл на единый миг,
Что подрезаны корни Тары, высокий захвачен трон
Торжествующей пошлостью – слышишь уличный рев?
Там бумажные розы летят со столба на столб,
То-то радости нынче у неотесанных толп.
Я спокоен, я знаю: заветная наша Тишь
Бродит, смеясь, насыщая сердце свое
У голубей и пчел, покуда Великий Стрелец
Дожидается часа, покуда висит вдали
Колчанообразное облако над Паирк-на-ли.

Кто с Фергусом?

Кто с Фергусом помчит в поход,
Чтоб тень лесную изорвав,
На берегу пуститься в пляс?
Эй, парень, сбрось ярмо забот!
Девчонка, твой глазок лукав!
Надежды час настал для нас.
Легка дорога в этот день,
Ведь скачет Фергус впереди,
В телеге стоя во весь рост;
Ему лесов покорна тень,
Дыхание морской груди
И дерзкий блеск беспутных звезд.

Сердце, будь скупым

Скупее, сердце, будь в любви:
Те женщины, которым в дар
Откроешь ты свой вечный жар,
Богатства высмеют твои.
Их поцелуи холодят,
А прелесть, что ласкает взгляд,
Развеется, как легкий дым.
Ах, сердце, будь всегда скупым,
Всё лгут прекрасные уста,
Игра любовная проста:
На пораженье обречен,
Кто ослеплен и оглушен.
Расщедришься – твоя беда,
Погибнешь, сердце, навсегда.

Шпоры

Вам трудно примириться, что под старость
Они со мной – желание и ярость.
А кто же лучше в юности умел
Меня взбодрить, да так, чтоб я запел?

Песня бродяги Ангуса

Я с полной головой огня
В густом орешнике бродил.
Ореховый я срезал прут
И удочку соорудил.
По тонким веткам вился хмель.
Вокруг плясали мотыльки,
На земляничину мою
Попалась гибкая форель.
А в хижину ее принес
И отошел добыть огня,
Но что-то зашумело вдруг,
И голос вдруг назвал меня.
Форели нет – девичий стан,
И в косах яблоневый цвет!
Она окликнула меня -
И вот уж тает легкий след.
Бродяга старый, знаю я:
Ей от меня не убежать.
Я буду целовать ее,
За руки нежные держать.
Мы в пестрых травах побредем,
А с неба я всегда стряхну
То лунных яблок серебро,
То солнечных золотизну.

Нет другой Трои

Я не кляну ее, хотя она
Наполнила страданьем дни мои.
Да не она ль в незрелые умы
Бросала ненависти семена
И пригород толкала на погром?
Как умиротворить таких подруг -
С неукротимым, как пожар, умом
И с красотой, как напряженный лук,
Как дерзкая певучая стрела!
Чтоб ей, такой, быть счастливой вполне,
Какой она бы жребий предпочла?
Вторую Трою увидать в огне?

Поэт размышляет о своем былом
величии, когда он был Частью
небесных созвездий
Из Страны Юных отведал я эля
И плачу, ибо открылся мне мир вокруг.
Был я ореховым деревом, и висели
Звезда Путеводная и Кривой Плуг
Среди листьев моих в далях столетий,
Я стал тростником, что топчут кони,
Человеком, ненавидящим ветер,
И я знаю, что головой бессонной
Никогда к любимой груди не прижмусь,
Не наиграюсь роскошными волосами,
Хотя тростники на земле и в небе гуси
Кричат о моей любви жалостными голосами.

Переводы стихов Бориса Ривкина

Уильям Батлер Йейтс (1865-1939) 
ВЫСОКИХ БАШЕН ПОЖАР

перевод Ивана Бабицкого

ДИКИЕ ЛЕБЕДИ В КУЛЭ

Листва в осенней позолоте,
И сух ковёр хвои;
В октябрьских сумерках мерцают
Озёрные струи;
Там плещутся лебеди, гладь разбудив,-
Полсотни и девять див…
Здесь девятнадцатую осень
Веду я птицам счёт…
Вдруг, встрепенувшись, врассыпную
По ряби тёмных вод
Скользнули они, и отчаянный взмах
Вознёс их на шумных крылах.
Гляжу на белые созданья,
И горько на душе…
Где та пора, когда впервые
У сонных камышей,
Раздавшись в тиши, этот благовест крыл
Усталый мой шаг окрылил…
Садясь на воду и взлетая,
Чредой влюблённых пар
Они резвятся беззаботно;
Их дух ещё не стар.
Они улетят, и виденья побед
И счастья умчатся им вслед.
Пока ещё по чёрной глади,
Как сказочный фантом,
Они скользят; но кто расскажет,
Чей взор они потом
Утешат, когда их сияющий сонм
Растает наутро, как сон…

ПАМЯТЬ

В иной пленит огонь ланит,
В той – грациозность лани,
Но смысла в этом нет;
Ведь всё, что утро сохранит
От зайца, спящего на склоне -
Травы примятой след.

ВОДОМЕРКА

Чтобы культуре не сгинуть навек,
Чтоб не глумились над ней,
Пусть в этот час замолчат все собаки,
Пусть уведут коней!
Вождь наш Цезарь над картой в палатке сырой
Лелеет свою мечту;
Руки сцеплены под затылком,
Взгляд устремлён в пустоту.
Как водомерка над гладью озёр,
Скользит его мысль над молчаньем.
Чтобы высоких башен пожар
И лик этот помнить могли,
Двигайся тихо – пусть шум не тревожит
Это виденье вдали.
Женщина с виду – и всё же дитя,
Вдали от взоров толпы
Она певучей походке цыганской
Учит свои стопы.
Ккак водомерка над гладью озёр,
Скользит её мысль над молчаньем.
Чтобы девичий ум первобытный Адам
Смущал весенней порой,
Выгони этих детей из капеллы,
Тяжкие двери закрой;
Там на высоких лесах Микеланджело
Видит картины Суда,
Кисть его тише крадущейся мыши
Ходит туда-сюда.
Как водомерка над гладью озёр,
Скользит его мысль над молчаньем

ПОЛИТИКА

О, эта девушка у входа…
Как трудно слушать мне
Слова о Риме и Советах,
О поводах к войне.
Тот, говорят, был в дальних странах,
Он в войнах знает толк;
Политик важно рассуждает
Про нацию и долг…
Ну что ж, они и впрямь, быть может,
Всё знают наперёд;
Но если б я мог стать моложе
И впиться в этот рот!

НЕТ ДРУГОЙ ТРОИ

Как мне пенять на ту, что в дни мои
Впустила боль; ту, что, алкая мести,
Звала безумцев развязать бои
И натравить трущобы на предместья, -
Была б отвага не слабей, чем злость?..
И что могло бы дать хоть миг покоя
Той, чей надменный дух, как пламя, прост,
Чей лик – как лук, натянутый рукою
Из тех, что в век бессилья не в чести?..
С той красотой, торжественной и ярой,
Что совершит она, и где найти
Вторую Трою для её пожара