Уильям Батлер Йейтс (35)

"ЗЕЛЕНЫЙ ШЛЕМ И ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ" (1910)
СЛОВА
"Моей любимой невдомек, —
Подумалось недавно мне, —
Что сделал я и чем помог
Своей измученной стране".
Померкло солнце предо мной,
И ускользающую нить
Ловя, припомнил я с тоской,
Как трудно это объяснить,
Как восклицал я каждый год,
Овладевая тайной слов:
"Теперь она меня поймет,
Я объяснить готов".
Но если бы и вышло так,
На что сгодился б вьючный вол?
Я бы свалил слова в овраг
И налегке побрел.
НЕТ НОВОЙ ТРОИ
За что корить мне ту, что дни мои
Отчаяньем поила вдосталь, — ту,
Что в гуще толп готовила бои,
Мутя доверчивую бедноту
И раздувая в ярость их испуг?
Могла ли умиротворить она
Мощь красоты, натянутой, как лук,
Жар благородства, в наши времена
Немыслимый, — и, обручась с тоской,
Недуг отверженности исцелить?
Что было делать ей, родясь такой?
Какую Трою новую спалить?
МУДРОСТЬ ПРИХОДИТ В СРОК
Не в кроне суть, а в правде корневой;
Весною глупой юности моей
Хвалился я цветами и листвой;
Пора теперь усохнуть до корней.
Одному поэту, который предлагал мне
похвалить весьма скверных поэтов,
его и моих подражателей
Ты говоришь: ведь я хвалил других
За слово точное, за складный стих.
Да, было дело, и совет неплох;
Но где тот пес, который хвалит блох?
"ОТВЕТСТВЕННОСТЬ" (1914)
СЕНТЯБРЬ 1913 ГОДА
Вы образумились? Ну что ж!
Молитесь богу барыша,
Выгадывайте липкий грош,
Над выручкой своей дрожа;
Вам — звон обедни и монет,
Кубышка и колокола…
Мечты ирландской больше нет,
Она с О'Лири в гроб сошла.
Но те — святые имена —
Что выгадать они могли,
С судьбою расплатясь сполна,
Помимо плахи и петли?
Как молнии слепящий след —
Их жизнь, сгоревшая дотла!
Мечты ирландской больше нет,
Она с О'Лири в гроб сошла.
Затем ли разносился стон
Гусиных стай в чужом краю?
Затем ли отдал жизнь Вольф Тон
И Роберт Эммет — кровь свою? —
И все безумцы прежних лет,
Что гибли, не склонив чела?
Мечты ирландской больше нет,
Она с О'Лири в гроб сошла.
Но если павших воскресить —
Их пыл и горечь, боль и бред,-
Вы сразу станете гнусить:
"Из-за какой-то рыжей Кэт
Напала дурь на молодежь…"
Да что им поздняя хула!
Мечты ирландской не вернешь,
Она с О'Лири в гроб сошла.
СКОРЕЙ БЫ НОЧЬ
Средь бури и борьбы
Она жила, мечтая
О гибельных дарах,
С презреньем отвергая
Простой товар судьбы:
Жила, как тот монарх,
Что повелел в день свадьбы
Из всех стволов палить,
Бить в бубны и горланить,
Трубить и барабанить,-
Скорей бы день спровадить
И ночь поторопить.
КАК БРОДЯГА ПЛАКАЛСЯ БРОДЯГЕ
"Довольно мне по свету пыль глотать,
Пора бы к месту прочному пристать,-
Бродяга спьяну плакался бродяге,-
И о душе пора похлопотать".
"Найти жену и тихий уголок,
Прогнать навек бесенка из сапог,-
Бродяга спьяну плакался бродяге,-
И злющего бесенка между ног".
"Красотки мне, ей-богу, не нужны,
Средь них надежной не найти жены,-
Бродяга спьяну плакался бродяге,-
Ведь зеркало — орудье сатаны".
"Богачки тоже мне не подойдут,
Их жадность донимает, словно зуд,-
Бродяга спьяну плакался бродяге,-
Они и шуток даже не поймут".
"Завел бы я семью, родил ребят
И по ночам бы слушал, выйдя в сад,-
Бродяга спьяну плакался бродяге,-
Как в небе гуси дикие кричат".
ДОРОГА В РАЙ
Когда прошел я Уинди-Гэп,
Полпенни дали мне на хлеб,
Ведь я шагаю прямо в рай;
Повсюду я как званый гость,
Пошарит в миске чья-то горсть
И бросит мне селедки хвост:
А там что царь, что нищий — все едино.
Мой братец Мортин сбился с ног,
Подрос грубиян, его сынок,
А я шагаю прямо в рай;
Несчастный, право, он бедняк,
Хоть полон двор его собак,
Служанка есть и есть батрак:
А там что царь, что нищий — все едино.
Разбогатеет нищеброд,
Богатый в бедности помрет,
А я шагаю прямо в рай;
Окончив школу, босяки
Засушат чудные мозги,
Чтоб набивать деньгой чулки:
А там что царь, что нищий — все едино.
Хоть ветер стар, но до сих пор
Играет он на склонах гор,
А я шагаю прямо в рай;
Мы с ветром старые друзья,
Ведет нас общая стезя,
Которой миновать нельзя:
А там что царь, что нищий — все едино.
МОГИЛА В ГОРАХ
Лелей цветы, коль свеж их аромат,
И пей вино, раз кубок твой налит;
В ребре скалы дымится водопад,
Отец наш Розенкрейц в могиле спит.
Танцуй, плясунья! не смолкай, флейтист!
Пусть будет каждый лоб венком увит
И каждый взор от нежности лучист,
Отец наш Розенкрейц в могиле спит.
Вотще, вотще! терзает темноту
Ожог свечи, и водопад гремит;
В камеи глаз укрыв свою мечту,
Отец наш Розенкрейц в могиле спит.
ПЛАЩ
Я сшил из песен плащ,
Узорами украсил
Из древних саг и басен
От плеч до пят.
Но дураки украли
И красоваться стали
На зависть остальным.
Оставь им эти песни,
О Муза! интересней
Ходить нагим.
"ДИКИЕ ЛЕБЕДИ В КУЛЕ" (1919)
МРАМОРНЫЙ ТРИТОН
Мечтаньями истомлен,
Стою я — немолодой
Мраморный мудрый тритон
Над текучей водой.
Каждый день я гляжу
На даму души своей,
И с каждым днем нахожу
Ее милей и милей.
Я рад, что сберег глаза
И слух отменный сберег
И мудрым от времени стал,
Ведь годы мужчине впрок.
И все-таки иногда
Мечтаю, старый ворчун:
О, если б встретиться нам,
Когда я был пылок и юн!
И вместе с этой мечтой
Старясь, впадаю в сон,
Мраморный мудрый тритон
Над текучей водой.
ЗАЯЧЬЯ КОСТОЧКА
Бросить бы мне этот берег
И уплыть далеко
В тот край, где любят беспечно
И забывают легко,
Где короли под дудочку
Танцуют среди дерев -
И выбирают на каждый танец
Новых себе королев.
И там, у кромки прилива
Я нашел бы заячью кость,
Дырочку просверлил бы
И посмотрел насквозь
На мир, где венчают поп и дьячок,
На старый, смешной насквозь
Мир — там, далеко за волной -
Сквозь тонкую заячью кость.
СЛЕД
Красивых я встречал,
И умных были две, -
Да проку в этом нет.
Там до сих пор в траве,
Где заяц ночевал,
Не распрямился след.
ЗНАТОКИ
Хрычи, забыв свои грехи,
Плешивцы в сане мудрецов
Разжевывают нам стихи,
Где бред любви и пыл юнцов.
Ночей бессонных маета
И — безответная мечта.
По шею в шорохе бумаг,
В чаду чернильном с головой,
Они от буквы — ни на шаг,
Они за рамки — ни ногой.
Будь столь же мудрым их Катулл,
Мы б закричали: "Караул!"
EGO DOMINUS TUUS
Hic. На берегу ручья, в тени от башни,
Оставив лампу в комнате гореть
Перед раскрытой книгой, принесенной
Робартисом, ты бродишь под луной,
Как юноша безумный, и, томясь
В плену иллюзий, чертишь на песке
Таинственные знаки.
Ille. Я ищу
В себе свой новый образ — антипода,
Во всем несхожего со мною прежним.
Hic. А лучше бы искать в себе — себя.
Ille. Вот в чем распространенная ошибка.
Нас мнительный одолевает зуд,
И мы теряем прежнюю беспечность.
Перо ли выбрав, кисть или резец,
Мы только критики, полуартисты,
Творенья наши робки, смутны, бледны,
Зависимы от публики.
Hic. И все же
Дант, величайший гений христианства,
Сумел так полно выразить себя,
Что впалый лик его запечатлелся
В сердцах сильней, чем все иные лики,
За исключением Христа.
Ille. Себя ли
Он выразил, в конце концов? Иль жажда,
Его снедавшая, была тоской
По яблоку на самой дальней ветке?
Возможно ли, чтоб этот призрак был
Тем смертным, о котором пишет Гвидо?
Я думаю, он выбрал антипода,
Присвоив образ, что взирал со скал
На пыльные палатки бедуинов —
Лик идола, клонящегося набок
Средь щебня и верблюжьего дерьма.
И впрямь, он резал самый твердый камень.
Ославлен земляками за беспутство,
Презренный, изгнанный и осужденный
Есть горький хлеб чужбины, он нашел
Непререкаемую справедливость,
Недосягаемую красоту.
Hic. Но есть поэты и другого рода,
В их песнях не трагический разлад,
А радость жизни. Вдохновляясь ею,
Они поют о счастье.
Ille. Жизнелюбы
Порой поют, но больше копошатся,
Приобретая деньги, славу, вес.
И кто из них писатель, кто художник —
Неважно; главное для них — возня,
Жужжанье мухи в блюдечке с вареньем.
Гражданственный поэт морочит ближних,
Сентиментальный лирик — сам себя,
Искусство же есть видение мира.
Какой барыш на свете может ждать
Того, кто, пошлый сон стряхнув, узрел
Распад и безысходность?
Hic. И однако
Никто не станет отрицать, что Китс
Любил людей и радовался жизни.
Ille. В стихах; а в глубине души — кто знает?
Я представляю мальчугана, носом
Прилипшего к стеклу конфетной лавки;
Ведь он сошел в могилу, не насытив
Ни алчных чувств, ни влюбчивого сердца.
Болезненный и нищий недоучка,
Сын конюха, с рожденья обделенный
Богатством, он роскошествовал в грезах
И расточал слова.
Hic. Зачем ты бросил
Раскрытый том и бродишь тут, чертя
Фигуры на песке? Ведь мастерство
Дается лишь усидчивым трудом,
И стиль оттачивают подражаньем.
Ille. Затем, что я ищу не стиль, а образ.
Не в многознанье — сила мудрецов,
А в их слепом, ошеломленном сердце.
Зову таинственного пришлеца,
Который явится сюда, ступая
По мокрому песку, — схож, как двойник,
Со мной, и в то же время — антипод,
Полнейшая мне противоположность;
Он встанет рядом с этим чертежом
И все, что я искал, откроет внятно,
Вполголоса — как бы боясь, чтоб галки,
Поднявшие базар перед зарей,
Не разнесли по миру нашей тайны.