Уильям Вордсворт (4)

Часть первая

Охотясь в Уэнсли, Рыцарь прискакал 
Неспешно, словно облако в зените, 
К усадьбе, где живёт его вассал, 
И крикнул: «Мне коня скорей смените». 

«Скорей смените!» - был под этот крик 
Осёдлан конь, быстрейший и атласный; 
Сэр Уолтер на него взобрался вмиг: 
На третьего за этот день прекрасный. 

У рысака в глазах восторг блестит, 
Скакун и всадник – нет счастливей пары, 
Хотя сэр Уолтер соколом летит, 
Печальной тишины слышны удары. 

Из замка сэра Уолтера с утра 
Под грохот эха ускакала свита; 
Исчезли кони, люди со двора, 
Такой не помнят скачки боевитой. 

Сэр Уолтер, неуёмный как борей, 
Позвал собак, уставших от погони, 
Бланш, Свифт и Мьюзик, чистых вы кровей, 
Скорей за мной на этом горном склоне. 

Ату! Ату! Их рыцарь подбодрил 
Просящим жестом и суровой бранью; 
Но все собаки выбились из сил, 
И улеглись под горною геранью. 

Но где толпа и скачки суета? 
Где горны, что в лесах перекликались? 
- Всё ж неземной была погоня та; 
Сэр Уолтер и Олень одни остались. 

По склону тяжко двигался Олень, 
Я не скажу, как далеко бежал он, 
И не скажу, как умер он в тот день; 
Но мёртвым пред охотником лежал он. 

Спешился Рыцарь на колючий дрок: 
Своих собак и спутников не клича, 
Не бил хлыстом он, не гудел в рожок, 
Но радостно осматривал добычу. 

А близ него стоял, примяв траву, 
Его немой напарник в славном деле, 
Дрожащий, что ягнёночек в хлеву, 
Весь в белой пене, как в снегах метели. 

Лежал Олень недвижно в стороне, 
Коснувшись родника своей ноздрёю, 
Последний вздох он подарил волне 
Источника с журчащею струёю. 

Своей безмерной радостью влеком, 
(Никто не получал такой награды!) 
Сэр Уолтер всё бродил, бродил кругом, 
И всё бросал на это место взгляды. 

И поднимаясь по холму теперь 
На тридцать ярдов, три следа раздельных 
Нашёл он, их преследуемый Зверь 
Оставил на земле в прыжках смертельных. 

Лицо сэр Уолтер вытер, и вскричал: 
«Ещё никто не видел ту картину, 
Чтоб в три прыжка скакнул Олень со скал 
К источнику, в лесистую долину. 

Дворец утехи я построю тут 
С беседкой пасторальною, зелёной; 
Паломникам и странникам приют, 
Чертог любви для девы непреклонной. 

Умелый мастер чашу возведёт 
Для родника под лиственною сенью! 
И в тот же день, придя к нему, народ 
Названье даст - РОДНИК «ПРЫЖОК ОЛЕНЯ». 

Храбрец Олень! дабы твоя судьба 
Во славе оказалась не забыта: 
Поставлю я три каменных столба 
Там, где содрали дёрн твои копыта. 

И тёплым летом здесь, где пахнет хмель, 
Устрою бал своей Прекрасной Даме; 
И будут танцы, будет менестрель, 
В беседке будут игры вечерами. 

Пока не рухнут основанья гор, 
Дворец с беседкой будут всем желанны; - 
Тем, для кого жилище - Юрский бор, 
И тем, кто пашет в Свэйле неустанно». 

Он повернул домой, его Олень 
Лежал у родника к воде ноздрями. 
- Исполнил Рыцарь, что сказал в тот день. 
И слава понеслась над городами. 

Луна три раза пряталась в чертог, - 
И чашу получил родник отныне; 
Поставить три колонны Рыцарь смог, 
Дворец утехи выстроил в лощине. 

У родника высокие цветы 
С деревьями сплелись, прижав к ним донца, - 
Создав приют лесистый, где листы 
Укроют всех от ветра и от солнца. 

И тёплым летом здесь, где пахнет хмель, 
Устроил Рыцарь бал Прекрасной Даме; 
И были танцы, был и менестрель, 
В беседке были игры вечерами. 

Но сэр Уолтер умер - наш герой, 
В семейном склепе он лежит под вязом. 
Есть тема сочинить мне стих второй, 
Сопроводив его другим рассказом. 


Часть вторая 


Я о несчастьях не пишу стихов, 
Кровь леденить – то не моё искусство, 
Но летом на свирели я готов 
Играть для тех, в ком разум есть и чувства. 

Я в Ричмонд направлялся на коне, 
И увидал стоящих три осины 
На трёх углах квадрата, в стороне 
Ещё одна – у родника лощины. 

Значенье их узнал бы я навряд; 
Остановившись на скале укромной, 
Узрел я три столпа, стоящих в ряд, - 
Последний на вершине виден тёмной. 

Унылые деревья без ветвей; 
Квадратный холмик с жухлою травою; 
Как может вы, сказал я без затей: 
«Давным-давно здесь было всё живое». 

Оглядывал я холм со всех сторон, 
Печальней места я не видел ране; 
Казалось, здесь весны неслышен звон, 
Природа подошла к смертельной грани. 

Я там стоял, бесплодных полон дум, 
Когда старик в пастушеской одежде 
Поднялся вверх, и я, услышав шум, 
Спросил его, а что здесь было прежде. 

Пастух поведал тот же мне рассказ, 
Что в первой части смог зарифмовать я, 
Сказав: «Веселье было здесь не раз, 
А нынче здесь на всём лежит проклятье. 

Стоят осины мёртвые кругом; 
А может буки – все обрубки эти: 
Они беседкой были; рядом дом - 
Дворец прекрасней всех дворцов на свете! 

В беседке той ни кроны, ни листвы; 
Вот и родник, и каменные плиты; 
А во дворце полдня могли бы вы 
Вести охоту за мечтой забытой. 

Нет ни собак, ни тёлок, ни коней, 
Из родника желающих напиться, 
У тех, кто крепко спал, ещё мрачней 
Сон становился от такой водицы. 

Убийство было здесь совершено, 
Кровь жаждет крови; может не напрасно 
Решил, на солнце греясь, я давно, 
Всему причина – тот Олень несчастный. 

Что думал он, с кого он брал пример! 
Когда от самых верхних скал по круче 
Он сделал три прыжка – и, гляньте, сэр, 
Последний был, о, чудо! сколь могучий. 

Отчаянно бежал он целый день; 
Не мог понять я, по какой причине 
Любил то место загнанный Олень, 
И смерть обрёл у родника в лощине. 

Здесь он поспать ложился на траву, 
Был убаюкан летнею волною, 
И первый раз воды пил синеву, 
Близ матери тропой идя лесною. 

В апреле под терновником густым 
Он слушал птиц, рассвет встречавших звонко; 
Возможно, здесь родился он грудным, 
От родника почти что в полфарлонга. 

Теперь здесь ни травы, ни тени нет; 
В низине грустной солнце не сияет; 
Я говорил, так будет много лет, 
Природа в этом месте умирает». 

«Седой пастух, ты хорошо сказал; 
Но мы различны нашим пониманьем: 
Когда Олень особенный здесь пал, 
Он был оплакан горним состраданьем. 

Ведь Дух, что устремился к облакам, 
Что проникает рощи и низовья, 
Относится к безвинным существам 
С благоговейной отческой любовью. 

Дворец утехи – тлен: тогда, потом, 
Но это всё ж не светопреставленье; 
Природа вновь одним весенним днём 
Проявит здесь и прелесть, и цветенье. 

А все столпы исчезнут в свой черёд, 
Что видим мы, о чём когда-то знали; 
Когда же день спокойствия придёт, 
Все монументы зарастут в печали. 

Один урок! но поделён на два, 
Природа учит явно нас и скрыто: 
Чтоб с муками живого существа 
Спесь и утеха не были бы слиты.