- 911 Просмотров
- Обсудить
Я верю всегдашним случайностям, Слежу, любопытствуя, миги. Так сладко довериться крайностям, Вертепы менять на вериги. Раздумья свободно качаются, Покорны и рады мгновенью; И жизнями жизни сменяются... Действительность кажется тенью. Я быть не желаю властителем Судьбы, подчинившейся мере. Иду я по звездным обителям, Вскрывая безвестные двери. Все дни направляются случаем,— Могу упиваться я всеми,— И ночи подобны созвучиям В одной беспредельной поэме.
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Люблю в осенний день несмелый Листвы сквозящей слушать плач, Вступая в мир осиротелый Пустынных и закрытых дач. Забиты досками террасы, И взор оконных стекол слеп, В садах разломаны прикрасы, Лишь погреб приоткрыт, как склеп. Смотрю я в парки дач соседних, Вот листья ветром взметены, И трепеты стрекоз последних, Как смерть вещающие сны. Я верю: в дни, когда всецело Наш мир приветит свой конец, Так в сон столицы опустелой Войдет неведомый пришлец.
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Предвечерний час объемлет Окружающий орешник. Чутко папоротник дремлет, Где-то крикнул пересмешник. В этих листьях слишком внешних, В их точеном очертаньи, Что-то есть миров нездешних... Стал я в странном содроганьи, И на миг в глубинах духа (Там, где ужас многоликий) Проскользнул безвольно, глухо Трепет жизни жалкой, дикой. Словно вдруг стволами к тучам Вырос папоротник мощный. Я бегу по мшистым кучам... Бор не тронут, час полнощный. Страшны люди, страшны звери, Скалят пасти, копья точат. Все виденья всех поверий По кустам кругом хохочут. В сердце ужас многоликий... Как он жив в глубинах духа? Облик жизни жалкой, дикой Закивал мне, как старуха. Предвечерний час объемлет Окружающий орешник. Небо древним тайнам внемлет, Где-то крикнул пересмешник.
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Умер великий Пан. Она в густой траве запряталась ничком, Еще полна любви, уже полна стыдом. Ей слышен трубный звук: то император пленный Выносит варварам регалии Равенны; Ей слышен чей-то стон,— как будто плачет лес, То голоса ли нимф, то голос ли небес; Но внемлют вместе с ней безмолвные поляны: Богиня умерла, нет более Дианы!
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Милый, прости, что хочу повторять Прежних влюбленных обеты. Речи знакомые — новы опять, Если любовью согреты. Милый, я знаю: ты любишь меня, И об одном все моленья,— Жить, умереть, это счастье храня, Светлой любви уверенья. Милый, но если и новой любви Ты посвятишь свои грезы, В воспоминаниях счастьем живи, Мне же оставь наши слезы. Пусть для тебя эта юная даль Будет прекрасной, как ныне. Мне же, мой милый, тогда и печаль Станет заветной святыней.
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Мрачной повиликой Поросли кресты, А внизу цветы С красной земляникой. В памяти вдали Рой былых желаний; Повиликой ранней Думы поросли. А мечты все те же В блеске молодом Манят под крестом Земляникой свежей.
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Звезды тихонько шептались, Звезды смотрели на нас. Милая, верь мне,— в тот час Звезды над нами смеялись. Спрашивал я: «Не мечта ли?»; Ты отвечала мне: «Да!»; Верь, дорогая, тогда Оба с тобою мы лгали.
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Лежу на камне, солнцем разогретом, И отдаюсь порывам теплым ветра. Сверкают волны незнакомым светом, В их звучном плеске нет родного метра. Смотрю на волны; их неверных линий Не угадав, смущен их вечной сменой... Приходят волны к нам из дали синей, Взлетают в брызгах, умирают пеной. Кругом сверканье, говор и движенье, Как будто жизнь, с водой борьба утесов... Я не пойму, в ем тайный смысл волненья, А морю не понять моих вопросов.
В.Я.Брюсов. Стихи.
Москва: Современник, 1972.
Я бы умер с тайной радостью В час, когда взойдет луна. Овевает странной сладостью Тень таинственного сна. Беспредельным далям преданный, Там, где меркнет свет и шум, Я покину круг изведанный Повторенных слов и дум. Грань познания и жалости Сердце вольно перейдет, В вечной бездне, без усталости, Будет плыть вперед, вперед. И все новой странной сладостью Овевает призрак сна... Я бы умер с тайной радостью В час, когда взойдет луна.
В.Я.Брюсов. Стихи.
Москва: Современник, 1972.
Не только в жизни богов и демонов раскрывается могущество числа. Пифагор Мечтатели, сибиллы и пророки Дорогами, запретными для мысли, Проникли — вне сознания — далеко, Туда, где светят царственные числа. Предчувствие разоблачает тайны, Проводником нелицемерным светит: Едва откроется намек случайный, Объемлет нас непересказный трепет. Вам поклоняюсь, вас желаю, числа! Свободные, бесплотные, как тени, Вы радугой связующей повисли К раздумиям с вершины вдохновенья!
В.Я.Брюсов. Стихи.
Москва: Современник, 1972.
Гравюра Холодная луна стоит над Пасаргадой. Прозрачным сумраком подернуты пески. Выходит дочь царя в мечтах ночной тоски На каменный помост — дышать ночной прохладой. Пред ней знакомый мир: аркада за аркадой; И башни и столпы, прозрачны и легки; Мосты, повисшие над серебром реки; Дома, и Бэла храм торжественной громадой... Царевна вся дрожит... блестят ее глаза.. Рука сжимается мучительно и гневно... О будущих веках задумалась царевна! И вот ей видится: ночные небеса, Разрушенных колонн немая вереница И посреди руин — как тень пустыни — львица.
В.Я.Брюсов. Стихи.
Москва: Современник, 1972.
Помнишь эту пурпурную ночь? Серебрилась на небе Земля И Луна, ее старшая дочь. Были явственно видны во мгле Океаны на светлой земле, Цепи гор, и леса, и поля. И в тоске мы мечтали с тобой: Есть ли там, и мечта и любовь? Этот мир серебристо-немой Ночь за ночью осветит; потом Будет гаснуть на небе ночном, И одни мы останемся вновь. Много есть у пурпурных небес,— О мой друг, о моя красота,— И загадок, и тайн, и чудес. Много мимо проходит миров, Но напрасны вопросы веков: Есть ли там и любовь и мечта?
В.Я.Брюсов. Стихи.
Москва: Современник, 1972.
Да, я — моряк! Искатель островов, Скиталец дерзкий в неоглядном море. Я жажду новых стран, иных цветов, Наречий странных, чуждых плоскогорий. И женщины идут на страстный зов, Покорные, с одной мольбой во взоре! Спадает с душ мучительный покров, Все отдают они — восторг и горе. В любви душа вскрывается до дна, Яснеет в ней святая глубина, Где все единственно и неслучайно. Да! Я гублю! пью жизни, как вампир! Но каждая душа — то новый мир, И манит вновь своей безвестной тайной.
В.Я.Брюсов. Стихи.
Москва: Современник, 1972.
Хорошо одному у окна! Небо кажется вновь голубым. И для взоров обычна луна, И сплетает опять тишина Вдохновенье с раздумьем святым. И гирлянду пылающих роз Я доброшу до тайны миров, И по ней погружусь я в хаос Неизведанных творческих грез, Несказанных таинственных слов. Эта воля — свободна опять, Эта мысль — как комета — вольна! Все могу уловить, все могу я понять... И не надо тебя целовать, О мой друг, у ночного окна!
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Давно ушел я в мир, где думы, Давно познал нездешний свет. Мне странны красочные шумы, Страстям — в душе ответа нет. Могу я медлить миг мгновенный, Но ввысь иду одной тропой. Кто мне шепнул о жизни пленной? — Моя звезда! я только твой
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Мерный шум колес, Поле, ряд берез, Много мутных грез; Мчимся, мчимся, мчимся... Мерный шум и шум, Свод небес угрюм, Много мутных дум; Дальше! Дальше! Дальше!
В.Я.Брюсов. Избранное.
Москва: Правда, 1982.
Он встал на утесе; в лицо ему ветер суровый Бросал, насмехаясь, колючими брызгами пены. И вал возносился и рушился, белоголовый, И море стучало у ног о гранитные стены. Под ветром уклончивым парус скользил на просторе, К Винландии внук его правил свой бег непреклонный. И с каждым мгновеньем меж ними все ширилось море, А голос морской разносился, как вопль похоронный. Там, там за простором воды неисчерпно-обильной, Где Скрелингов остров, вновь грянут губящие битвы, Ему же коснеть безопасно под кровлей могильной, Да слушать, как женщины робко лепечут молитвы! О, горе, кто видел, как дети детей уплывают В страну, недоступную больше мечу и победам! Кого и напевы военных рогов не сзывают, Кто должен мириться со славой, уступленной дедам. Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя, Чтоб не были тяжки гранитные, косные стены, Когда уплывает корабль среди шума и воя И ветер в лицо нам швыряется брызгами пены.
Валерий Брюсов. Стихотворения
Москва, "Детская Литература", 1971.
И снова ты, и снова ты, И власти нет проклясть! Как Сириус палит цветы Холодным взором пустоты. Так надо мной восходишь ты, Ночное солнце — страсть! Мне кто-то предлагает бой В ночном безлюдьe, под шатром. И я, лицом к лицу с судьбой, И я, вдоем с тобой, с собой, До утра упоен судьбой, И — как Израиль — хром! Дневные ринутся лучи,— Не мне под ними пасть! Они — как туча саранчи. Я с богом воевал в ночи, На мне горят его лучи. Я твой, я твой, о, страсть!
Валерий Брюсов. Стихотворения
Москва, "Детская Литература", 1971.
Светлым облаком плененные, Долго мы смотрели вслед. Полно, братья соблазненные! Это только беглый свет. Разве есть предел мечтателям? Разве цель нам суждена? Назовем того предателем, Кто нам скажет — здесь она! Разве редко в прошлом ставили Мертвый идол Красоты? Но одни лишь мы прославили Бога жажды и мечты! Подымайте, братья, посохи, Дальше, дальше, как и шли! Паруса развейте в воздухе, Дерзко правьте корабли! Жизнь не в счастье, жизнь в искании, Цель не здесь — вдали всегда. Славьте, славьте неустаннее Подвиг мысли и труда!
Валерий Брюсов. Стихотворения
Москва, "Детская Литература", 1971.
Где я последнее желанье Осуществлю и утолю? Найду ль немыслимое знанье, Которое, таясь, люблю? Приду ли в скит уединенный, Горящий главами в лесу, И в келью бред неутоленный К ночной лампаде понесу? Иль в городе, где стены давят, В часы безумных баррикад, Когда Мечта и Буйство правят, Я слиться с жизнью буду рад? Иль, навсегда приветив книги, Веков мечтами упоен, Я вам отдамся,— миги! миги!— Бездонный, многозвонный сон? Я разных ратей был союзник, Носил чужие знамена, И вот опять, как алчный узник, Смотрю на волю из окна.
Валерий Брюсов. Стихотворения
Москва, "Детская Литература", 1971.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.