Ван Вэй (26)

 Поэта радует тихая уединенная жизнь, он безмятежно созерцает окружающую
природу. В предисловии к сборнику "Ванчуань цзи" Ван Вэй писал: "Мое убежище
в долине реки Ван, остановитесь и осмотрите ров Мэнчэн, холм Хуацзыган,
перевал, где рубили бамбук, беседку Вэньсин, Оленью рощу, рощу Мулань... Там
проводили мы с Пэй Ди свой досуг, соревнуясь в поэзии и вызывая друг друга
на составление парных стихов к произнесенным строкам..." |27, с. X]. Поэт
считает, что нет ничего дороже уединения на лоне природы:

 На склоне лет мне тишина дороже
 Всех дел мирских - они лишь тлен и прах.

 Тщеславие меня давно не гложет,
 Мечтаю только о родных лесах...
 (Перевод А. Гитовича.)

 Все чаще поэт продолжает свои размышления о скоротечности времени:

 Я в мои годы как постарел!
 Волосы на голове и висках день ото дня белей.

 Я пока еще пребываю в этом мире,
 Но смогу ли еще быть гостем на этой земле?
 ("Вздыхаю о седых волосах".)

 В другом стихотворении поэт словно спорит с собой, не пристало ему,
буддисту, сетовать на подобное, поскольку мир наш не более чем иллюзия:

 Но в конце-то концов - что печалиться о седине?
 Я растратил все золото - нового нет у меня.

 От болезни и старости можно ли избавиться мне,
 Если книги твердят вам, что нет вообще Бытия.

 О своем окончательном решении принять полностью буддийское вероучение
поэт говорит в таких стихотворениях, как "На прогулке к монастырю Ганьхуасы"
[257, с. 227], "Посетил горную обитель монаха Тань Сина {Буддийский монах
Тань Син был другом Тао Юаньмина.} в монастыре Ганьхуасы" [257, с. 128]:

 Распростился с бедной деревней,
 Обратился в буддизм, в храм пришел.

 Тема ухода от мирской суеты, обращение к буддизму звучит и в
стихотворении "Посвящаю шаофу Чжану":

 На закате лет лишь покой люблю,
 Мелочные дела не волнуют больше меня.

 Сам же я не имею планов больших,
 Знаю одно: вернуться к старому лесу.

 Поэта более не занимает мысль о карьере, успехах на чиновничьем
поприще:

 Вы спросите меня об удачах иль неудачах -
 Рыбацкая песня в ответ разольется по берегу.

 Поэт на протяжении всей жизни большей частью жил в кругу близких
друзей, теперь, на склоне лет, его порой печалит одиночество, тоска по
задушевной дружеской беседе:

 И даже ты, мой старый друг, представить бы не смог,
 Как я теперь, на склоне лет, печально-одинок.
 (Перевод А. Гитовича.)

 Ван Вэй твердо встал на путь Будды, душевное равновесие поэт обретает в
занятиях созерцанием на лоне природы, сравнивая земные страсти, мирскую
суету с ядовитым драконом:

 Не знаю я, где храм Сянцзи -
 "Распространяющегося аромата",
 Немало верст брести к заоблачным высотам.

 Кругом деревья древние, нет даже тропки человека.
 Там, высоко в горах, где колокол?

 Источника слышно журчанье, туман кругом, опасны
 скалы,
 А солнца свет лишь холодит сосны зеленое убранство.

 Перед закатом солнца пруд опустел,
 Я в созерцании глубоком борюсь с драконом
 ядовитым.
 ("Навещаю храм Сянцзи".)

 Ван Вай укрепляется в своих буддийских воззрениях достаточно прочно и
провозглашает:

 И понял я вдруг, что страдает лишь бренное тело,
 Слабеет оно, но душа остается крылатой.

 "Ворота Сладчайшей Росы" открываю несмело {*},
 И дух наслаждается их чистотой и прохладой.
 (Перевод А. Гитовича.)

 {* Подразумевается буддизм.}

 На склоне лет сам поэт так отозвался в одном из стихотворений о своем
творческом пути:

 Стихи сочинять ленюсь на старости лет.
 В преклонных годах без них достаточно бед.

 В рожденье ином был я - поэт,
 В той жизни, верней, присуща живопись мне.

 От прежних привычек не мог отрешиться вполне
 И стал невзначай известен среди знатоков.

 Зачем-то слыву творцом картин и стихов,
 Но сердцем не верю, что я и вправду таков.
 (Перевод А. А. Штейнберга.)

 Но поэт действительно таков, по праву заслуживая признание поэта и
живописца, о нем Су Ши сказал, что "...в поэзии его живопись, а в живописи
поэзия".


 ^TГЛАВА III^U
 ^TДУХОВНЫЕ ГИМНЫ В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ ВАН ВЭЯ^U

 Буддийские гимны

 Особое место в творческом наследии Ван Вэя занимают буддийские гимны,
которые, очевидно, были написаны поэтом по заказу китайских аристократов,
принявших буддизм. Ниже рассматриваются три буддийских гимна - три "цзана":
"Переработанный буддийский гимн с предисловием" [257, с. 367], "Хвалебный
буддийский гимн о вышивке "Колесо исполнения желаний" с предисловием" [257,
с. 373] и "Буддийский гимн "Амитаба" с переработанной картиной, написанной
чиновником-гэйшичжуном Доу Шао в пагоде Сяои в память умершего младшего
брата - бывшего чиновника - начальника гарнизона" [257, с. 375].
 Личность поэта, его отношение к буддизму, оригинальные философские
рассуждения придают черты индивидуальности каждому гимну. Так, и
"Предисловии" к гимнам Ван Вэй размышляет на буддийские темы. Живущий в
бытийном мире, говорит поэт, и пытающийся умозрительно постичь Шуньяту -
пустоту и татхату - высшую буддийскую истину - мало чего добьется, ибо для
обыденного сознания это недостижимо:

 Тишина, тождественная Шуньяте, -
 Они непостижимы сердцем.

 Татхата пребывает в неподвижности -
 Она удалена от мира сознания.
 [257, с. 373.]

 Но при достижении определенного совершенства в практике и теории
буддизма может открыться истина того, что "...[буддийская] реальность не
ограничена ничем, постоянно сопутствует всем живым существам. [Татхата) не
отчуждена от деяния, но не объять ее всем множеством поступков" [257, с.
373].
 "Предисловие" завершается с присущей Ван Вэю скромностью:

 Раз свойства дхарм таковы,
 Разве можно это словами объяснить?

 Но несмотря на такое заключение, поэт с легкостью оперирует сложнейшими
понятиями буддийской догматики, объясняя многие, трудные для понимания.
Рассуждая о свойствах дхарм, он говорит, что никто не в силах определить
дхарму: "Можно говорить весь день, но дхарма не имеет ни названия, ни
облика" [257, с. 308]. Термин "дхарма" - от санскритского корня "dhar" -
"носить", "носитель", "несомое" - часто служил предметом толкований для
буддийских теоретиков. Ортодоксальный буддизм дхармами называет "истинно
сущие", трансцендентные, непознаваемые носители-субстраты тех элементов, на
которые разлагается поток сознания со своим содержанием [87, с. 87].
Китайские буддисты передали санскритско-буддийский термин "дхарма" уже
известным в китайской философии термином "фа" - "закон", вложив в него
буддийский заряд со следующими значениями: 1) качество, атрибутивное
сказуемое; 2) субстанциональный носитель, трансцендентный субстрат
единичного элемента сознательной жизни; 3) элемент, т. е. составной элемент
сознательной жизни; 4) нирвана, в смысле "пустоты" или "абсолютного", т. е.
истинно реального; 5) учение Будды; 6) вещь, предмет, объект, явление [87,
с. 87-88].
 В буддийских гимнах, о которых идет речь, и в других произведениях Ван
Вэй также обращается к понятию "дхарма". В гатхе к "Переработанному
буддийскому гимну" поэт следующим образом рассуждает о дхарме: "В гатхе
сказано: "Бьем земные поклоны великому наставнику десяти направлений (т. е.
Будде. - Г. Д.). Он может постичь одну дхарму, узреть и множество других
дхарм. Всевозможные облики [его] просвящают массы живых существ. Мысли его и
в самом деле будут неподвижны. Мы кладем земные поклоны перед беспредельным
морем действия дхарм. (Дхарму] не остановить на Бытие и Небытие, но не
следует и отказываться от них"" [257, с. 367|. Теоретики махаяны, создавшие
в качестве высшего идеала бодхисаттву, видели в нем образец для
последователей буддизма махаяны - бодхисаттва не уходит в нирвану до тех
пор, пока все живые существа, стремящиеся к освобождению, не достигнут этой
цели. Бодхисаттвство, Ван Вэй постоянно говорит об этом, есть принцип
сострадания и помощи всем живым существам, стремящимся к освобождению от пут
суетного мира {В отличие от хинаянского архатства - принципа сугубо личного
спасения, которое позволяет прервать обусловленную кармой цепь рождений и
смертей, достичь нирваны. Бьшо бы ошибочным полагать, что буддизм в Китае
распространялся только в разновидности махаяны. Традиция хинаяны также
просматривается в истории китайского буддизма, но махаянские течения были
преимущественными.}. Поэт пишет:

 Сила духа бодхисаттвы непостижима,
 Способен он единственным своим телом пребывать
 сразу везде.

 Постоянно вращается колесо дхарм, но без движения,
 По своему желанию [бодхисаттвы] спасают всех
 живущих.
 [257, с. 373.]

 В этом же произведении-гимне Ван Вэй продолжает рассуждения о
бодхисаттве и считает, что в каждом живом существе заложена частица сердца
Будды, каждый способен и должен воспринять учение Будды:

 Сердце Будды служит основой всех живых существ,
 Тело имеет истинный облик и по желанию может
 тут же исчезнуть [в нирване].
 Но милосердие его проявляется не в силу
 причинности,

 Явился он лишь ради избавления людей.
 Сила бодхисаттвы способна воздействовать на всех,

 И все живущие будут довольны.
 Каким же сердцем обладает бодхисаттва!?

 Восклицание поэта неслучайно: сердце бодхисаттвы - это как раз тот
идеал, к которому Ван Вэй стремился на протяжении всей жизни, о чем
свидетельствуют его произведения. Рассматриваемые буддийские гимны - это
также свидетельство распространения буддизма в аристократической среде и
императорском дворе в танскую эпоху: "Семья госпожи Цуй {Очевидно, именно
госпожа Цуй была заказчиком одного из гимнов "Переработанный буддийский гимн
с предисловием", заказанного по случаю смерти отца.} - передовая среди
привилегированных, она стояла во главе всех семей-буддистов, во имя
постижения буддийского учения. Великий наставник часто с уважением
почтительно навещал ее. А женщины всего императорского двора под ее влиянием
стали жить скромно" [257, с. 367]. В другом гимне подобное же свидетельство:
"Монахини-[сестры] из монастыря Чунтун по имени У-и - "не имеющая сомнений"
и Даодэн - "немеркнущее дао" - ушли в монастырь из знатных семей, на циновке
для молений занимают почетные места". Несмотря на то что в пору жизни Ван
Вэя буддийское учение, казалось бы, проникло во все слои общества, и в слои
имущие в том числе, как видно из вышеприведенного отрывка, ключевые позиции
в государственном аппарате занимали чиновники-конфуцианцы, буддисты в
чиновничьей среде встречались не так уж часто: "Умерший старший брат служил
в Хэнани на посту шаоиня - помощника начальника города. Несмотря на
образование по классическим книгам, глубоко проник в суть реальности
(буддийской] и был единственным буддистом среди сотни чиновников" [257, с.
373J.
 Все три рассматриваемых буддийских гимна написаны на смерть людей, с
которыми, возможно, поэта связывали дружеские узы. Эти гимны - не только
дань уважения усопшим, но и своеобразные утешения родным. В гимнах можно
найти и рассуждения о смерти вполне в духе буддийского вероучения. Ван Вэй
сострадает родным умерших, считает достойным "...скорбеть в траурной одежде,
следовать дхарме утечки. Горько оплакивать кровавыми слезами, думать о
беспредельной милости [умершего отца]" [257, с. 367]. Но Ван Вэй
предостерегает от крайних проявлений горя:

 Если от горя лишить себя жизни,
 Это не будет должным воздаянием [душе покойного
 отца].

 Если даже эти десять сил Будды защитят,
 То разве можно выкупить [тело усопшего] даже ста
 телами живых.

 Поэт вполне по-буддийски рассуждает по поводу смерти: "Нужно быть в
состоянии улучшить свою карму, и этим изменить свою жизнь".
 В память умерших были написаны не только буддийские гимны - они
составляли единое целое с иконами на буддийские темы. Так, к гимну
"Переработанный буддийский гимн с предисловием" прилагалась икона
"...переработанная картина "Чистая западная земля", которая была
преподнесена госпожой Ли - женой левого чанши, временно исполняющего
обязанности помощника цензора господина Цуя, - по случаю поминок ее отца,
бывшего чиновника" [257, с. 367]. Далее следует весьма примечательное
описание картины-иконы, полное поэзии: "Без драгоценностей и бахромы
использовался белый шелк для картины с изображением рая, с радостью, не
имеющей предела. Царь закона (т. е. Будда. - Г. Д.) изображен в позе
умиротворения и счастья, в окружении монахов и народа. Все пребывает в
спокойствии и неподвижности. Кажется, что все и было так в прошлом и будет в
будущем. Царит полнейшее безмолвие, и не слышно ни звука. Словно [проповедь]
без слов, словно лес из драгоценных деревьев, семикратно опоясывает
ароматный город. В полах одежды изображены небесные цветы, которые все шесть
времен разбрасываются по золотой земле. Птицы цзялинь словно вот-вот запоют,
цветы маньто еще не осыпались. Собрались все добрые люди, и облик их всех
прекрасен. Теперь со всей искренностью кладут земные поклоны. Проливают
слезы и возжигают курения. Пожелали накапливать заслуги и добродетели, с тем
чтобы подготовиться к далекому пути и достичь Будды. Постоянно предполагать,
что великое милосердие, с присущей ему женской мягкостью, воплощено в самих
свойствах дхарм. Это должно быть в семье, которая сознает высшую буддийскую
истину" [257, с. 367].
 К "Гимну о переработанной буддийской картине "Амито", нарисованной
гэйшичжуном Доу Шао в пагоде Сяои в память умершего младшего брата - бывшего
чиновника - начальника гарнизона зятя вана" прилагалась также живописная
икона - "Сама переработанная в буддийском духе картина сделана гэйшичжуном
Доу Шао, который почтительно преподнес ее умершему младшему брату - бывшего
- начальника гарнизона и зятя Вана" [257, с. 375]. Ван Вэй также дает
описание иконы: "Драгоценные деревья выстроились в ряд, искрится золотой
песок, волшебные птицы цзялинь, [кажется], вот-вот запоют, цветы маньто еще
не осыпались. Умер он во цвете лет, должен достичь высокого положения среди
святых. [Изображены также] пруд, лотос, алтарь. Будет еще большая слава
подношениям братьев. Водоплавающие птицы воспевают дхарму, следует осознать
всю силу братской дружбы" [257, с. 375].
 Детально выписана Ван Вэем с присущим поэтическим изяществом вышивка
"Колесо исполнения желаний", преподнесенная монахинями-сестрами из монастыря
Чунтун вместе с гимном умершему старшему брату. "[Эта вышивка] - так
называемое "колесо исполнения желаний", (изображенная на ней] бодхисаттва
мирского милосердия (т. е. Гуаньинь. - Г. Д.) совершенна достигла самадхи.
Оказывает помощь людям своим волшебным взором, [на вышивке] разноцветное
тело с шестью руками" [257, с. 373]. Сестры-монахини, устами которых говорит
Ван Вэй, считают, что хотя "...путь высшей буддийской мудрости есть шуньята,
но все-таки стараемся создать |своей вышивкой) образ во славу буддизма"
|257, с. 373]. Для этого они в память об умершем старшем брате, "...с кем в
свое время шли по одному мирскому пути", заказали вышитую икону и "...[для
исполнения вышивки] собрали лишь целомудренных девушек, и они усердно, с
чувством благоговения работали - иголка за иголкой, нитка за ниткой, день за
днем, месяц за месяцем, - и вот заблестели все радуги, кажется, засияли
тысячи лун [на вышивке]. Золотой лотос поддерживает ноги Будды, драгоценные
жемчужины висят в узле волос. Изображенное на вышивке замышлялось с чистым
сердцем, а создали образ хрупкие руки [девушек]. На коралловой ладони,
кажется, вот-вот появится неподвижный Будда. Уста его словно яблоко [ничего
не промолвят], подобно тому как говорят: "о дхармах толковать невозможно".
На вышитой картине [люди] возжигают благовония, восхваляют [Будду],
разбрасывают цветы и взирают наверх. У обладающих чувствами горькая карма,
[страдания должны] исчезнуть и более не появляться. Непревзойденное колесо
дхарм вращается в вечной тишине. Молениями сестры желают достичь этого
счастья, рассматривают [вышивку] как великолепие для поминок [старшего
брата]" (257, с. 373].
 Безусловно, сложность мировоззрения Ван Вэя не позволяла ему быть
всегда последовательным в своих утверждениях. Порой под влиянием настроения
он считает, что бессмысленно стремиться к недосягаемой, туманной нирване (о
чем, кстати, и говорили чаньские наставники, оказавшие большое влияние на
взгляды Ван Вэя), но иногда поэт мог высказать и противоположную мысль, как
в одном из вышеупомянутых гимнов: "В конце концов в результате
совершенствования можно достичь состояния "ушэн"" {"Ушэн" дословно
переводится как "отсутствие жизни". Имеется в виду нирвана.} [257, с. 367].
Другой гимн Ван Вэй завершает вполне в духе чань-буддизма, адепты которого
не настаивали на постоянном стремлении к совершенствованию и поискам путей к
освобождению и утверждали, что озарение, понимание высшей истины может
прийти внезапно, в любой момент. Необязательно отказываться от жизни мирской
и целиком посвятить себя буддизму, приняв, скажем, монашеский сан: "Озарение
можно обрести и посредством копоти {"Посредством копоти" - буддизм есть
костер, все остальное копоть, сопутствующая пламени костра.}, собственная
природа должна идти к созреванию" [257, с. 375].
 В буддийских гимнах Ван Вэя, как и во всем его творчестве, отражена
сложность его мировоззрения. Несмотря на большую тягу к чань-буддизму,
многие стороны которого были близки Ван Вэю, он стремился выступать не
только с позиций чань-буддизма и махаянского буддизма в целом, но и как
приверженец учения, в котором отражались лучшие стороны китайских
традиционных учений. Неоднократно поэт обращал внимание на близость чань и
"Ицзина" {"Ицзин" - "Книга перемен" (см. [113]).}: "В "Ицзине" сказано:
"Блуждающие души изменяются". В "Цзочжуань" {"Цзочжуань" - комментарий к
"Ицзину".} сказано:
 "Для духа и субстанции "ци" не существует места, где бы их не было".
Несомненно понятно, что духи перерождаются. К духам приобщить буддийское
дао, и они превратятся в бодхисаттв, которые будут пребывать на Земле
Радости" [257, с. 375].
 Буддизм, несмотря на широкое распространение в танском Китае, так и не
стал господствующей идеологией общества, чего страстно желал Ван Вэй:
"Желаю, чтобы признали запад (т. е. буддизм. - Г. Д.) нашим наставником,
желаю переродиться там в радостном раю, где достигается освобождение жизни
человека" [257, с. 367].
 Буддийские гимны (как по заказу, так и по желанию) писали многие
танские поэты. Любопытны буддийские гимны Бо Цзюйи, написанные им на склоне
лет в уединении. В предисловии к этим гимнам он писал: "Мне уже семьдесят
лет. Я стар и болен и, поскольку уже близок к следующему перерождению,
написал шесть гимнов; их я буду распевать перед Буддой, дхармой, сангхой.
Возможно, эти стихи повлияют на мою карму, на будущие перерождения". В этом
стихотворном цикле, посвященном Будде, дхарме, сангхе, всем живущим,
раскаянию и желанию, наглядно отражено мировоззрение Бо Цзюйи-буддиста,
постигшего буддийское учение в различных его аспектах, от сугубо
религиозного до философского, причем, как уже говорилось, последний всегда
был ближе и привлекательнее для поэта.

 Хвалебный гимн Будде

 Десять путей в этом мире
 На Небе и Поднебесной.

 Сейчас окончательно знаю,
 Что с Буддой никто не сравнится.

 Величественный и недосягаемый
 Для людей и Неба наставник.

 Поэтому я и склоняюсь к его стопам -
 Восхваляю его, к нему пришел, на него полагаюсь.


 Хвалебный гимн дхарме

 В прошлом, настоящем и будущем -
 Мириады будд.

 Все созданы благодаря дхарме,
 А дхарма вышла из сутр.

 Это большое Колесо Закона {*},
 Это большая драгоценность.

 Поэтому я молитвенно складываю руки
 И всем сердцем обращаюсь к дхарме.

 {* Под "Колесом Закона" подразумевается учение Будды, называемое также
"Колесом Перерождений" или "Колесом Жизни", - образ, широко распространенный
в буддийской иконографии. В центре такого "Колеса Сансары", изображаемого в
виде круга, находятся: змея - символ злобы; петух - сладострастие,
понимаемое как символ привязанности к жизни; свинья - как символ невежества,
тупости, незнания и неприятия высших буддийских истин. Эти три зла, три
основные причины вызывают все новые страдания-перерождения. В буддийских
монастырях устанавливаются колеса-барабаны - "Колеса Жизни", принявшие
реальный практический облик, куда вкладываются буддийские молитвы,
записанные на листочках бумаги числом в несколько тысяч. Считается, что тот,
кто повернет такое колесо-барабан, прочитал все заложенные в нем буддийские
формулы.}


 Хвалебный гимн сангхе

 Связаны школы буддизма, последователи
 И все большие монахи.

 Истекает время, плоды созрели,
 И все пред этим благоговеют.

 Ложны и напрасны усилья
 Поэтому голову я склоняю,

 Поэтому голову я склоняю,
 Приветствуя бесценную сангху.


 Гимн всем живущим

 Простые люди, идущие по пути живых,
 Все живущие в огненном доме {*}.

 Родившиеся из чрева, яйца, в воде и из кокона {**}
 Все имеют чувства.

 Добрые семена {***} если посеял -
 Плоды Будды в конце концов появятся.

 Я не унижаю тебя.
 Ты не унижай меня.

 {* Имеется в виду известная притча - одна из семи - из "Лотосовой
сутры", в которой повествуется о большом дворце с единственной дверью. Во
дворце одновременно находятся сотни людей, которые в случае пожара неизбежно
должны броситься к выходу в эту единственную дверь.
 ** Согласно буддийской концепции, все сущее рождается указанными
четырьмя способами ("сы шэн").
 *** Под "добрыми семенами" подразумевается совершение различного рода
благих поступков во славу буддизма и стараний изменить свою индивидуальную
карму.}