- 965 Просмотров
- Обсудить
Казалось, "Радищева" странно встречали: На волны, игравшие с гордой кормой, Все громче катился обвалом печали, С народом, с повозками, берег крутой. Но даже слепая, глухая могла бы Душа заприметить, поймать наугад: Толпясь с сарафанами, камские бабы Тут правили проводов тяжкий обряд. То плакали, сбросив объятий нескладность, То плакали в мокрых объятьях опять, Что скорбной войны беспощадная жадность Мужей их навеки собралась отнять. Как будто палимы желаньем горячим, Чтоб им посочувствовал к пристани путь, Протяжным, прощальным, рыдающим плачем Старались и берег в их горе втянуть. И берег - высокий, красный, в суглинке - Взирал, как толпа сарафанная вся Бросалась к мужьям и назад, по старинке Рвала себе волосы, в даль голося. Все ширился пропастью ров расставанья, И, пролитых слез не стирая с лица, На палубу острое буйство страданья Врывалось, стучась пассажирам в сердца. И в каждом взрывалась страшная жалость, Но как ее ни были взрывы страшны, Она виновато, беспомощно жалась К сознанию твердого долга страны. Хоть каждая к сердцу была ей кровинка, Страна приказала: - Все муки узнай, Жизни лишись, Но нет, и суглинка, Вот эту немудрость, Врагу не отдай!
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Ну не полвека ли с тех пор? А времени наперекор, Сквозь вихри дней кипящих, Я вижу: он вошел во двор, Стекольщик, несший ящик. И ящик стекол, стар и хром, Нес на плече он так двором, Как будто утру мая Жар-птицы искристым крылом Помахивал, шагая. И не узнал я сам себя: Мальчишка с видом воробья, Вдруг от сверканья стекол Из серости житья-бытья Я глянул в мир, как сокол. Со стеклами светлей светил Явившись, хоть и хром и хил, Волшебником бесспорным, Старик весь дух мой захватил Сверканьем чудотворным. Во всем, чем жив я как поэт, Чем смолоду мой стих согрет, И в этом чувстве стольких лет К тебе, моя родная,- Не тот ли чудотворный свет Горит, не угасая?
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Забыть ли ту давность, как двое, Как двое, и даже зимой Палимые мыслью одной, Вы двинулись на боевое Служительство церкви родной. Как, пылко печась о народе, С латинянами в бою И в азбуку-то свою Так сбили вы буквы - ну вроде Как кинутых сирот в семью. Влекла не корысть вас, не гривна. И, рыцарствуя вдали, Подвижники милой земли, Ах, как вы поистине дивно И нашей Руси помогли! Как, влив их и в пушкинский гений, Подвигли вы ваши азы Пробиться сквозь тьмы поколений Тем кличем, каким и низы Повел ввысь владыками Ленин, Великий и без молений Подвижник Октябрьской грозы.
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Силится солнце мая На небо крепче приналечь, Ввысь вздымая Огонь разгоряченных плеч. Уперлось сияньем, Синью отекло, Полыханьем Запыхалось, запыхалось тяжело. Ах, без вас и без вас устанет! Каньте, облака, прочь! Так тянет, тянет Солнцу помочь. Кровь бьет волнами в темя, Знойными звонами звенит. Вздвинуть бы бремя В зенит! Словно тоже нагруженный,— Солнце!— я в огне. Не твой ли отпрыск разгоряченный — Кровь взволнованная во мне?! Блещут плечи под бременем синим. Солнце! Солнце! Крепись!.. Вздвинем. Вздвинем. Я подымаюсь, подымаюсь в синюю высь.
Василий Казин. Избранное. Стихотворения и поэмы.
Москва: Художественная литература, 1972.
Всплеск удивленья, трепет вдохновенья Рассудком вылудил железной хватки век: Людей по цехам этот век рассек — И вместо задушевного волненья Профессией повеял человек. Придет пора и, может быть, остудит Последки вдохновения у нас, Житейской сметкою его, как бред, осудит. И каждый каждого встречать охотней будет По знакам вывесок, чем по сиянью глаз. Жизнь и теперь у вывесок в затменье: Коснется Мозер иль Буре зрачков,— И, позабыв о грезах, о влюбленье, У часового мастера в сердцебиенье Мы склонны слышать только бой часов. И не опомнимся, не взропщем и не взыщем: О, неужель для винтиков, гвоздков, Которых и глазами-то не сыщем, Мы рождены — вот с этим даром слов, С лицом, сияющим сознательным величьем, И с пышным именем властителей миров? И кривды вывесок, знать, в именах не чаем. Гордимся духа творческим лучом Средь косных звезд — и нет, не замечаем, Как унижением свой мудрый род сечем, Что человека кличем Кузьмичом, А чуть звезда — Сатурном величаем. И может быть, на косность звездных вех И мы вступили: трепет вдохновенья Рассудком вылудил железной хватки век, Людей по цехам этот век рассек, И вместо задушевного волненья Профессией повеял человек.
Василий Казин. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Я нет-нет и потемнею бровью, Виноватой памятью томим... Ты прости меня своей любовью И своим величием простым. Только ты одна меня любила, Ты — завода кровная родня, Теплая, заботливая сила От тебя теснилась на меня. Жизнь гражданской тяжбой волновалась, Не склонялась жизнь любовь беречь,— Тяжких дней отрядами врывалась В тихие часы любовных встреч. Эх, бывало, услыхав тревогу, Ты срывала нежности порыв, И, оставив строгий след порогу, На ходу винтовку зарядив, Своему заводу на подмогу Ты бежала в гневные ряды. И, дыша пороховым дыханьем, Путь марая кровью от следа, Прибегала вновь и вновь признаньем Нежила, сердечна и тверда,— И своим певучим дарованьем Я вливался в гневный ряд труда. Эх, и надо ж было так случиться, Что явилась, чуждая, она... Жаркая походка... грудь лучится... Вся — дразнящей страсти целина. Знай, что был я духом без ответа, Что не мог я только побороть Плоть свою, хмельную плоть поэта, Падкую на сладостную плоть. И за ней, за чуждой, за красивой, От тебя я, милая, ушел,— Были тщетны все твои призывы, Даже клич борьбы, как сор, отмел, Словно с ней, в угоду сладострастью, Пестрый голос прочих чувств затмил... Ах, силен телесной женской властью Потерявший силу старый мир! Что же проку, и смешно, быть может, Если после, плотью откипев, Я готов был против самого же Обратить рядов рабочих гнев. Полные великого дерзанья, Улеглись гражданской тяжбы дни. Кто под лаской твоего признанья Твоему заводу стал сродни? Я нет-нет и потемнею бровью, Виноватой памятью томим... Ты прости меня своей любовью И своим величием простым.
Василий Казин. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Мой отец — простой водопроводчик, Ну, а мне судьба судила петь. Мой отец над сетью труб хлопочет, Я стихов вызваниваю сеть. Кровь отца, вскипавшая, потея, Мучась над трубой из чугуна, Мне теперь для ямба иль хорея Волноваться отдана. Но, как видно, кровь стихов сильнее: От отца не скроюсь никуда,— Даже в ямбе, даже и в хорее — Родинка отцовского труда. Даже и в кипенье пред работой, Знать, отцовский норов перенял,— Только то, что звал отец охотой, Вдохновеньем кличут у меня. Миг — и словно искоркой зацепит, Миг — и я в виденьях трудовых, И кипучий и певучий трепет Сам стряхнет мой первый стих. Вспыхнет ритма колыханье, Полыхнет упругий звук,— Близких мускулов дыханье, Труб чугунный перестук... А потом, как мастерством взыграю, Не удам и батьке-старику,— То как будто без конца, без краю Строки разгоняю... вдруг и на скаку, Как трубу, бывает, обрубаю Стихотворную строку. Ну, а то,— и сам дышу утайкой,— Повинуясь ритму строк своих, Тихой-тихой гайкой — Паузой скрепляю стих. Пауза... и снова, снова строчки Заиграют песней чугуна... Что ни строчка — в трудовой сорочке Вдохновеньем рождена. Так вот и кладу я песни-сети. Многим и не вздумать никогда, Что живет в искуснике-поэте Сын водопроводного труда.
Василий Казин. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Висли руки с кислой скуки... Вдруг — и дзинь!— гитары звук,- И пошел под выстуки, под стуки Словно пьянствовать каблук. Вот пустился шибко-шибко, Вот и вздрогнула рука, Вот и вспрыгнула улыбка На ладони с каблука. Шибче и шибче и в трепете весеннем Выстуки, и вычеки, и вытопы горят. Миг — и посыпался, забился по коленям Хлестких ладоней звончатый град. Больше, больше звончатого града! Эх, раз, еще раз! Вихри лихих, оглушительных радуг Начал вычеканивать пьяный пляс. Начал вычеканивать и, оторопью встрепан, Начал вбрасывать и в жар и в озноб. Вот и — в задоре стремительного топа — Ладонями, ладонями и в рот и в лоб. Еще бы подзадорить, и все пошло б Всполохом безумья... И вдруг — стоп!.. Мертвое мгновенье — и потоп Огромным восторгом взъяренного хлопа.
Василий Казин. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Вот она, стихия волновая, В беспокойной славе разливной! Словно набегая, обливая, Хочет познакомиться со мной. Но московской жизни мостовая Так меня втянула в норов свой, Что вот-вот и с моря звон трамвая Набежит железною волной. Море, море! Первое свиданье У меня, московского, с тобой!.. Ой, какой, какой большой прибой! Прямо всем фонтанам в назиданье. Так и бьет струей благоуханья И соленой музыкой морской Ласково смывает с ожиданья Весь нагар шумихи городской. Там, вдали, волна с волной несется Танцем голубого хороводца, Там, где солнца пламенный обвал, Там кипит слепящий карнавал. Ну, а вот об это расколоться Может и любой стальной закал,— Ой, да уж не ты ль, девятый вал? Море, море! Твой прибой смеется... Ты и не почуяло у скал, Что сейчас я чуть не зарыдал: Ничего я, кроме струй колодца, С детства по соседству не видал.
Василий Казин. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.