The shadowy Daughter of Urthona stood before red Ore,
When fourteen suns had faintly journey'd o'er his dark abode:
His food she brought in iron baskets, his drink in cups of iron.
Crown'd with a helmet and dark hair the nameless Female stood;
A quiver with its burning stores, a bow like that of night,
When pestilence is shot from heaven-no other arms she need!
Invulnerable tho' naked, save where clouds roll round her loins
Their awful folds in the dark air: silent she stood as night;
For never from her iron tongue could voice or sound arise,
But dumb till that dread day when Ore ussay'd his fierce embrace.
'Dark Virgin,' said the hairy Youth, 'Thy father stern, abhorr'd,
Rivets my tenfold chains, while still on high my spirit soars;
Sometimes an eagle screaming in the sky, sometimes a lion
Stalking upon the mountains, and sometimes a whale, I lash
The raging fathomless abyss; anon a serpent folding
Around the pillars of Urthona, and round thy dark limbs
On the Canadian wilds I fold; feeble my spirit folds;
For chain'd beneath I rend these caverns: when thou bringest food
I howl my joy, and my red eyes seek to behold thy face -
In vain! these clouds roll to and fro, and hide thee from my sight.
Silent as despairing love, and strong as jealousy,
The hairy shoulders rend the links; free are the wrists of fire;
Round the terrific loins he seiz'd the panting, struggling womb;
It joy'd: she put aside her clouds and smiled her first-born smile,
As when a black cloud shows its lightnings to the silent deep.
Soon as she saw the Terrible Boy, then burst the virgin cry:-
'I know thee, I have found thee, and I will not let thee go:
Thou art the image of God who dwells in darkness of Africa,
And thou art fall'n to give me life in regions of dark death.
On my American plains I feel the struggling afflictions
Endur'd by roots that writhe their arms into the nether deep.
I see a Serpent in Canada who courts me to his love,
In Mexico an Eagle, and a Lion in Peru;
I see a Whale in the South Sea, drinking my soul away.
О what limb-rending pains I feel! thy fire and my frost
Mingle in howling pains, in furrows by thy lightnings rent.
This is Eternal Death, and this the torment long foretold!'
The stern Bard ceas'd, asham'd of his own song; enrag'd he swung
His harp aloft sounding, then dash'd its shining frame against
A ruin'd pillar in glittering fragments; silent he turn'd away,
And wander'd down the vales of Kent in sick & dream lamentings.
Видит Уртоны дщерь тенистая Орка в крови.
Носит ему еду четырнадцать пламенных солнц.
Кормит она его: в железном кувшине питье,
В чаше железной яства; косы царевны темны;
Пламенем полн колчан - в руке у нее, под рукой -
Лук окаянной ночи, стрелы смертельны - и все!
Большего ей не надо! Неуязвима она,
Хоть и нагая, - тучи ластятся к чреслам ея;
Тьмою стоит безмолвной, звука не ведал язык;
Пробил постыдный час - жаждет объятия Орк!
"Темная Дева, - рек власатый, - отец твой сковал
Цепи великие телу - но дух мой парит
В небе орлом свободным, рыскает яростным львом
В горных ущельях, мчится мощным китом в глубину.
Волнами всхлестнут, змием вьюсь я к Уртоне в чертог,
Члены твои нагие лаской дерзаю обвить
В мыслях! Канадских пустынь пленник, я сохну, пленен,
Властны ли цепи Дух мой страсти лишить? Чуть придешь,
Жадно реву, кровавым взором тебя познаю -
Тщетно! Ты, в тучах скрыта, ложа бежишь моего".
Молча, как страсть безумья, грозно, как ревность миров,
Дикие плечи цепи сбросили - подлинна мощь!
Чудные чресла рознял, к лону, ликуя, припал -
Радостно лоно, пышет жаром, и тучи ушли -
Огненный взор его прожег их молчащую глубь.
Девственный крик ответил яростной страсти самца:
"Знаю тебя, нашла тебя, никогда не уйду!
Детище божье, жилец Африки вечно ночной,
Пал ты, даруя мне жизнь в темной юдоли смертей!
Ярость я чую, злость, Америки схватку и стон,
Горесть корней, сцепивших руки в подземной борьбе.
Вижу я Змия днесь, в Канаде он слюбит меня!
В Мексике схватит Гриф! И Лев похотливый - в Перу!
Вижу Кита у брега, душу мне выпьет до дна!
О, что за боль! Мой мороз в пламени стаял твоем!
Боль и позор навеки - в бороздах молний твоих!
Вот она, Смерть, настала! Вот он, предсказанный гнев!"
Строгий Певец умолкнул, песни своей устыдясь,
в бешенстве бросил он
Арфу свою навстречу звукам ее - к вершинам,
а затем преломил
Пламенный остов ее о руины колонны и, молча насупясь,
Прочь зашагал в больных и страшных своих печалях
по Кентскому долу.