- 1066 Просмотров
- Обсудить
Катера уходят в море. Дождь. Прибой. Гром. Молнии перебегают в сумраке сыром. Ты смотришь, широколобый, пьяный без вина, Глухо переворачивается тусклая волна. Научил бы ты меня, товарищ, языку морей, Понимало бы меня море родины моей. Поднимается, замирает, падает в туман Медленный, сероголовый Каспий-великан. Дымчатые, грозовые катятся облака, Мокрая бежит погодка, мокрая, как щека. Плачет твоя любимая, о чем — никто не поймет. До самого Красноводска сумрачный дождь идет.
Вл.Луговской. Лирика.
Москва: Художественная литература, 1958.
Я знаю — ты любишь меня! Холодными песнями полный, Идет, паруса накреня, Норд-ост, разрывающий волны. Звезда небольшая горит, И меркнет, и снова сияет. Бессмертное тело зари На западе вновь умирает. Я звал мою песню — твори! И песня звезду поднимает. Звезду поднимает она И видит в кипящем просторе Неведомых волн племена, Раскачку осеннего моря. Последние летние дни, Последние летние грозы. Опять ходовые огни Летят на бортах нефтевоза. Слетаются звезды в рои, Дрожит эта стая немая. Веселые руки твои Я с гордостью вновь принимаю.
Вл.Луговской. Лирика.
Москва: Художественная литература, 1958.
Дверь резную я увидел в переулке ветровом. Месяц падал круглой птицей на булыжник мостовой. К порыжелому железу я прижался головой, К порыжелому железу этой двери непростой: Жизнь опять меня манила теплым маленьким огнем, Что горит, не угасая, у четвертого окна. Это только номер дома — заповедная страна, Только лунный переулок — голубая глубина. И опять зажгли высоко слюдяной спокойный свет. Полосатые обои я увидел, как всегда. Чем же ты была счастлива? Чем же ты была горда? Даже свет твой сохранили невозвратные года. Скобяные мастерские гулко звякнули в ответ. Я стоял и долго слушал, что гудели примуса. В темноте струна жужжала, как железная оса. Я стоял и долго слушал прошлой жизни голоса.
Вл.Луговской. Лирика.
Москва: Художественная литература, 1958.
За тебя, за все я благодарен. По бульвару вьются морячки. Море входит синими рядами В неподвижные мои зрачки. Громыхая, катятся платформы, По-осеннему прозрачна высь. Чайки в чистой, белоснежной форме Легким строем мимо пронеслись. Дай мне руку. Может быть, впервые Я узнал такую простоту. Пролетают блики огневые, Превращаясь в песни на лету. Вижу сад и тень от пешехода, Пляску листьев, медленный баркас. Мчится с моря шумная свобода, Обнимает и целует нас.
Вл.Луговской. Лирика.
Москва: Художественная литература, 1958.
Фотограф печатает снимки, Ночная, глухая пора. Под месяцем, в облачной дымке, Курится большая гора. Летают сухие снежинки, Окончилось время дождей. Фотограф печатает снимки — Являются лица людей. Они выплывают нежданно, Как луны из пустоты. Как будто со дна океана Средь них появляешься ты. Из ванночки, мокрой и черной, Глядит молодое лицо. Порывистый ветер нагорный Листвой засыпает крыльцо. Под лампой багровой хохочет Лицо в закипевшей волне. И вырваться в жизнь оно хочет И хочет присниться во сне. Скорее, скорее, скорее Глазами плыви сквозь волну! Тебя я дыханьем согрею, Всей памятью к жизни верну. Но ты уже крепко застыла, И замерла волн полоса. И ты про меня позабыла — Глядят неподвижно глаза. Но столько на пленке хороших Ушедших людей и живых, Чей путь через смерть переброшен, Как линия рельс мостовых. А жить так тревожно и сложно, И жизнь не воротится вспять. И ведь до конца невозможно Друг друга на свете понять. И люди, еще невидимки, Торопят — фотограф, спеши! Фотограф печатает снимки. В редакции нет ни души.
Владимир Луговской. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
В Госторге, у горящего костра, Мы проводили мирно вечера. Мы собирали новостей улов И поглощали бесконечный плов. А ночь была до синевы светла, И ныли ноги от казачьего седла. Для нас апрель просторы распростер. Мигала лампа, И пылал костер. Член посевкома зашивал рукав, Предисполкома отгонял жука, Усталый техник, лежа на боку, Выписывал последнюю строку. И по округе, на плуги насев, Водил верблюдов Большевистский сев. Шакалы воем оглашали высь. На краткий отдых люди собрались. Пустыня била ветром в берега. Она далеко чуяла врага, Она далеко слышала врагов — Удары заступа И шарканье плугов. Три раза в час в ворота бился гам: Стучал дежурный с пачкой телеграмм, И цифры, выговоры, слов напор В поспешном чтенье наполняли двор. Пустыня зыбилась в седой своей красе. Шел по округе Большевистский сев. Ворвался ветер, топот лошадей, И звон стремян, и голоса людей. Свет фонаря пронесся по траве, И на веранду входит человек, За ним другой, отставший на скаку. Идет пустыня, ветер, Кара-Кум! Крест-накрест маузеры, рубахи из холстин. Да здравствуют работники пустынь! Ложатся люди, кобурой стуча, Летают шутки, и крепчает чай. На свете все одолевать привык Пустыню обуздавший большевик. Я песни пел, я и сейчас пою Для вас, ребята из Ширам-Кую. Вам до зари осталось отдохнуть, А завтра — старый караванный путь На те далекие колодцы и посты. Да здравствуют Работники пустынь! Потом приходит юный агроном, Ему хотелось подкрепиться сном, Но лучше сесть, чем на постели лечь, И лучше храпа — дружеская речь. В его мозгу гектары и плуги, В его глазах зеленые круги. Берись за чайник, пиалу налей. Да здравствуют Работники полей! И после всех, избавясь от беды, Стучат в Госторг работники воды. Они в грязи, и ноги их мокры, Они устало сели на ковры, Сбежались брови, на черту черта. — Арык спасли. Устали. Ни черта! Хороший чай — награда за труды. Да здравствуют Работники воды! Но злоба конскими копытами стучит, И от границы мчатся басмачи, Раскинув лошадиные хвосты, На землю, воду и песок пустынь. Дом, где сидим мы,— это байский дом. Колхоз вспахал его поля кругом. Но чтобы убивать и чтобы взять, Бай и пустыня возвращаются опять. Тот топот конницы и осторожный свист Далеко слышит по пескам чекист. Засел прицел в кустарнике ресниц. Да здравствуют Работники границ!.. Вы, незаметные учителя страны, Большевики пустыни и весны! Идете вы разведкой впереди, Работы много — отдыха не жди. Работники песков, воды, земли, Какую тяжесть вы поднять могли! Какую силу вам дает одна — Единственная на земле страна!
Владимир Луговской. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Дым папиросный качнулся, замер и загустел. Частокол чужеземных винтовок криво стоял у стен. Кланяясь, покашливая, оглаживая клок бороды, В середину табачного облака сел Иган-Берды. Пиала зеленого чая — успокоитель души — Кольнула горячей горечью челюсти курбаши. Носком сапога покатывая одинокий патрон на полу, Нетвердыми жирными пальцами он поднял пиалу. А за окном пшеница гуляла в полном соку, Но тракторист, не мигая, прижался щекой к штыку. Он восемь бессонных суток искал по горам следы И на девятые сутки встретил Иган-Берды. Выстрелами оглушая дикие уши горы, Взяли усталую шайку совхозники Дангары. Тракторист засыпает стоя, но пальцы его тверды. И чай крутого настоя пьет Иган-Берды. Он поднимает руку и начинает речь, Он круглыми перекатами движет просторы плеч, Он рад, что кольцом беседы с ним соединены Советские командиры — звезды большой страны. Он никого не грабил и честно творил бой, Глазам его чужды убийства, рукам его чужд разбой. Как снежное темя Гиссара, совесть его бела, И ни одна комсомолка зарезана им не была. Сто раз он решал сдаваться, но случай к нему не пришел. Он выстрадал пять сражений, а это — нехорошо. И как путник, поющий о жажде, хочет к воде припасть, Так сердце его сухое ищет Советскую власть. Милость Советской власти для храбрых — богатый пир. Иган-Берды — знаменитый начальник и богатырь. — Непреклонные мои пули падали гуще дождей, От головы и до паха я разрубал людей. Сокровища кооперативов я людям своим раздавал, Повешенный мною учитель бога не признавал, Тяжелой военной славой жилы мои горды. Примите же, командиры, руку Иган-Берды!— Но старший из командиров выпрямился во весь рост. По темным губам переводчика медленно плыл допрос. И женщина за стеною сыпала в миску рис. Прижавшись к штыку щекою, жмурился тракторист. Солнца, сна и дыма он должен не замечать. Он должен смотреть в затылок льстивого басмача. Кланяется затылок и поднимается вновь, Под выдубленной кожей глухо толчется кровь. И тракторист усмехается твердым, сухим смешком: Он видит не человека, а ненависти ком. За сорванную посевную и сломанные его труды Совсем небольшая расплата — затылок Иган-Берды.
Владимир Луговской. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Ты руку на голову мне положила, Ты снова меня сберегла. Широкая песня несется по жилам, И ночь нестерпимо светла. Ты ветром пронизана, кровью согрета, Осмуглена в дальних краях. Ты снова со мной, молодая победа, Двужильная сила моя.
Владимир Луговской. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в пятидесяти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.